Ни единого целого дома

Джава. Утро воскресенья. Втискиваюсь на сидение между звукорежиссером и добровольцем, напротив усатый казак с винтовкой. До Цхинвали из Джавы — села, куда временно перебазировались югоосетинские власти, — меня и моих спутников-журналистов согласились подбросить врачи, которые везут в столицу мятежного региона медикаменты с “сюрпризом” — добровольцев с оружием.

Сборы занимают несколько часов. Дорога оказывается блокирована военной техникой, и пробка растягивается еще на несколько часов. Наш водитель сворачивает на прямую дорогу до Цхинвали, которая идет мимо грузинских сел, но зато короче объездной Зарской в несколько раз.

Грузинские села, которые выглядят куда богаче осетинских, пострадали очень жестоко. Людей на улицах не видно, большинство зданий, особенно в ближайшем к столице Тамарашени, выгорели дотла.

“Из-за этих сел осетинам житья не было”, — не скрывают удовлетворения от увиденной картины добровольцы. Некоторые дома еще тлеют, магазины разграблены, российские солдаты, мимо которых мы следуем, спрыгивают с танков и набирают в грузинских садах яблоки.

В самом Цхинвали, где мы оказываемся пару часов спустя, нет ни электричества, ни газа, ни воды, ни еды, только иногда хлеб и воду раздают на улицах.

Говорить, что город стерт с лица земли, конечно, преувеличение, однако найти целое здание практически невозможно.

В каждом здании выбиты стекла. Множество домов, особенно многоквартирные, выгорели изнутри, стены изрешечены пулями, а кое-где зияют дыры от прямых танковых и ракетных попаданий.

Напротив университета, от которого остался один фасад, живет отставной полковник Сергей Шурпаев. Его одноэтажный дом миновали и ракеты, и танки, и минометы, и сейчас он слушает транзистор и ругает на чем свет стоит Грузию. “Грузия без Южной Осетии и Абхазии никому не нужна, поэтому Саакашвили и мечет икру!” — отплевывается он.

Бывший вояка рассказывает мне историю про погребенных заживо осетин еще в прошлую войну. Подобные истории я слышал по обе стороны границы уже тысячу раз. Про новую войну осетины пока не придумали, но можно не сомневаться, что недостатка не будет.

Восьмиэтажная гостиница “Алан” тоже разрушена, в один из номеров попал снаряд, и в здании зияет огромная дыра. Сейчас там ночуют ополченцы, рядом автовокзал, откуда эвакуируют беженцев. Со знакомым фотографом поднимаемся на крышу гостинцы — отсюда отличный обзор. Видно, как с севера на юг по разрушенному войной городу тянутся российские войска, с соседних гор ведется прицельный обстрел грузинской территории — вдалеке на юге поднимается дым. Едва не задевая антенны, над нами проносится вертолет.

Пока мы любуемся видом, на коллегу из ИТАР-ТАСС, отдыхающего на ступеньках гостиницы, нападают добровольцы. Кто-то даже ударил его “калашниковым” по шее.

У другого — корреспондента The New Times — отнимают фотоаппарат. Оказывается, какой-то безумный старик дал на них наводку как на грузинских пособников.

От расправы спасала журналистов женщина, неожиданно поручившаяся за них. Инцидент исчерпан, журналисты получили свои извинения, а в качестве жеста доброй воли ополченцы предлагают им машину с водителем. Он должен показать им город, чтобы те сказали правду.

Первым делом едем в больницу, которую грузинский огонь тоже не пощадил. Стекла выбиты, все стены в отметинах от пуль. Около одноэтажного морга бои шли уже врукопашную, рассказывает дежурная врач Валентина Захарова. У входа в домик стоят гробы, на полу в самом морге четыре трупа, над которыми роятся мухи.

В тетради у Захаровой 217 фамилий. Это раненые, 22 из них скончались. Но большинство раненых и убитых сюда попросту не привозили, рассказывает она, накануне всех пациентов переправили во Владикавказ.

“В воскресенье привезли миротворцев. Шестнадцать тяжелораненых, четверо погибших. У всех разворочены мошонки, одному в упор выстрелили в глаз”, — вспоминает ужасы войны дежурная. Она показывает подвал, где еще недавно лечили больных. Прямо на земляном полу рядом с канализационной трубой операционная.

Ближе к закату обстановка в Цхинвали накаляется. Водитель Инал привозит нас на стареньком “козле” к южной окраине города. Пока едешь, хорошо видно, как именно шло наступление грузинских войск в начале конфликта. На улице Героев лежат тела пяти солдат, кое-как прикрытые целлофановыми пакетами. Трудно определить, какой армии принадлежат обезображенные трупы, но, по логике вещей, миротворцы и осетины своих уже давно забрали. Значит, это грузины.

Миротворец в штабе, с которым мы познакомились чуть позже, говорит, что в воскресенье забрали с улиц последних осетин и русских. “Грузин пускай хоронит Красный Крест”, — пожимает он плечами.

Хотя питьевой воды в городе нет и не предвидится, в южных кварталах настоящее наводнение, природу которого никто объяснить не может. Поговаривают, что грузины разрушили плотины, чтобы потопить всех скрывающихся в подвалах.

На окраине много сгоревшей техники. Если на улице Героев стоит мертвый грузинский танк, то на улице Герцена — три уничтоженных БМП миротворцев. “Эти БМП даже выстрелить не успели, а трупы только вчера увезли”, — говорит женщина, которая и сейчас живет на родной улице. Старик из другого дома ведет нас показывать упавший во дворе его дома снаряд. Вдосталь пожаловавшись, он наливает нам чачи, мы закусываем огурцом и сыром. Кроме сорванного дикого ореха, это вся наша пища на сегодня.

Дальше нас ждет самая окраина.

Там сразу четыре уничтоженных БМП миротворцев, их подбили грузинские танки в первые же часы войны.

“БМП выдвинулись навстречу наступлению, и их сразу же спалили. Что могут БМП против танков”, — говорит Аслан, который живет в последнем доме на дороге. В эту ночь, как и во все предыдущие, он будет ждать новой атаки грузин.

Там же мы встречаем потерявшихся в Южной Осетии журналистов Вячеслава Кочеткова из журнала “Эксперт” и его коллегу Игоря Найденова из “Русского Newsweek”. Они добрались до Цхинвали из контролировавшегося грузинами Гори, перейдя линию фронта с поднятыми руками.

В расположении верхнего батальона миротворцев перед нами предстают полностью выгоревшие казармы и несколько подбитых российских танков и БМП. Грузины, ворвавшиеся в штаб, всех перебили, начинают рассказывать нам ополченцы. В этот момент слышится звук передвигающейся бронетехники и автоматная стрельба, и ставка миротворцев сразу же превращается в разворошенный улей.

Пьяный ополченец подходит к нашему водителю и, угрожая автоматом, требует, чтобы тот оставался на месте и ждал раненых миротворцев. “Москва нас бросила, поэтому я всех этих журналистов на х.. положу из “калаша”, никуда не уезжай, брат”, — орет он. Инал не слушается, и, улучив момент, мы отправляемся обратно в центр города.

Над Цхинвали клубится дым, здание универмага, около которого мы останавливаемся, объято огнем. Как раз из Москвы пишут, что грузины вновь обстреливают Цхинвали. Судя по всему, это все-таки пожар, хотя один из солдат и твердит, что в универмаг попал снаряд.

Над нами пролетает вереница боевых вертолетов. Они идут на север, на Джаву, где были обстреляны машины с беженцами. В сгущающихся сумерках мы вновь добираемся до штаба миротворцев. На соседней площади стоят два подбитых грузинских танка: тут модное место для прямых включений московских тележурналистов. Штаб миротворцев — единственное место в Цхинвали, где горит свет: работает генератор.

Журналисты заряжают телефоны и аккумуляторы фотоаппаратов, обсуждая последние новости. Затем разбредаются в ночь, кто куда. Слышится стрельба, то далекая, то близкая. Всю ночь по дороге идет российская бронетехника и грузовики, мешая спать. Вдалеке разрывали воздух артиллерийские установки, обстреливавшие юг. В Цхинвали выдалась первая по-настоящему спокойная ночь.

Илья АЗАР из Цхинвали