Власть, для которой нас нет

 На самом деле это не так. Как выяснилось в ходе в общем-то несложного сопоставления данных различных ведомств, работа бюрократического аппарата в Украине построена так, что государство ничего не знает о своих гражданах. И государственные ведомства понятия не имеют, чем и как живут “маленькие украинцы”.

В 2008 году в Донецкой области, изучив зарубежный опыт работы территориальных органов власти, провели интересный эксперимент — ввели практику так называемого горизонтального обмена информацией между разными службами на уровне городов, районов, области в целом. Результатами этого эксперимента областная администрация поделилась с журналистами “Зеркала недели”. И результаты эти, если вчитаться и вдуматься в скучные цифры отчетности, ошеломляют.

До этого различные ведомства Донетчины предоставляли сведения только своему начальству. Перед ним же и отчитывались. Областная налоговая формировала базы данных для ГНА, региональное управление Пенсионного фонда — тоже только для Киева. Казалось бы, в чем проблема? Все равно в этих учреждениях каждый гражданин учитывается по своему персональному идентификационному номеру, а значит, никто не забыт и ничто не забыто.

Как бы не так. Из письма донецкого губернатора, отправленного министру социальной политики Людмиле Денисовой, следует, что в действительности ситуация с учетом, к примеру, официально работающих граждан — катастрофическая. Разночтения в различных базах данных исчисляются десятками, а то и сотнями тысяч человек.

Вот конкретные данные. При проверке баз данных, собранных наконец в одном месте — в Донецкой областной администрации, выяснилось, что 271,8 тыс. работающих значатся в базе ГНА как плательщики подоходного налога, но не значатся в базах Пенсионного фонда. То есть люди при расчете пенсии потеряют несколько лет стажа, а могли и вовсе остаться без пенсий. По отдельности ни налоговая, ни ПФ узнать об этом никак не могли — каждый ориентируется только по своим реестрам.

И наоборот, более 56 тысяч человек в Донецкой области платили взносы в Пенсионный фонд, но при этом не значились в базах ГНА. Здесь уже страдает государство, потому что вынуждено будет назначить пенсию человеку, который в жизни не платил подоходного налога.

Реакцию руководителей указанных служб предугадать было нетрудно. Каждый из них примерно в одних и тех же выражениях заявил, что его сведения — правильные, а “соседи” что-то напутали. Потом, правда, их сумели убедить, что эти претензии лично к ним не относятся, и втолковали, какая польза будет от совместной работы. С тех пор областные налоговики и региональное отделение Пенсионного фонда стали активно сотрудничать и помогали другим службам отыскивать случаи нелегального и полулегального трудоустройства.

Обычной сверкой баз данных в регионе удалось легализовать 200 тысяч наемных работников и исправить около 20 тыс. ошибок в идентификационных кодах. Здорово, прогрессивно, эффективно. Но давайте еще раз вернемся к началу статьи — речь идет о локальной практике, внедренной только в одной области. В масштабах страны неразбериха в информационных банках госучреждений как существовала, так и существует. На государственном уровне горизонтального обмена информацией не происходит.

Более того, на попытки привести в порядок информацию, которой пользуются чиновники при принятии решений, в Киеве реагируют странно — донецкому отделению Пенсионного фонда запретили делиться сведениями с другими ведомствами.

Дальнейшие сопоставления баз данных разных служб давали поразительные результаты. В Донецкой области находили наемных рабочих, официально получавших зарплату (минимальную) раз в год. Находили предприятия, на которых весь персонал в месяц зарабатывал 200(!) гривен.

Демографический анализ показал, что чаще всего подобные странные цифры в отчетности касаются наемных работников в возрасте от 25 до 30 лет. Люди постарше, воспитанные советской системой, привыкли относиться к бюрократическим отношениям с работодателем серьезно, понимая, что от этого зависят их пенсия, социальная защита и возможность обратиться за помощью к государству. Молодежь, прошедшая мясорубку челночного бизнеса 90-х, привыкла устраиваться на работу под “честное слово” и без всяких бумаг.

Легализация занятости, о которой много и красиво говорят столичные чиновники, — дело, безусловно, важное, нужное и необходимое. Но неосуществимое. И вот почему. Крупным предприятиям уклониться от официального трудоустройства работника тяжело. Завод никуда не денется, кабинет директора так и будет на третьем этаже направо, а отдел кадров — на втором прямо. Документация, как и положено, хранится в сейфе, сейф аккуратно застелен салфеткой, и почти всегда сверху на нем стоит горшок с алоэ или фикусом. Инспектору, ревизору и прочему контролирующему товарищу не составит труда найти всех, кого надо, поднять необходимые бумаги и выяснить, что слесарь Иванов до сих пор не поставлен на учет в налоговой, а на фрезеровщика Петрова не вовремя подали персонификацию в Пенсионный фонд.

Что касается малого бизнеса, то предпринимателя поймать сложнее. Он — птица вольная. Офис может располагаться как у него дома, так и в арендованном у такого же бойца рыночного фронта (тоже под честное слово) полуподвале. Документы он может в тоненькой папочке всегда носить с собой в портфеле или возить в бардачке авто. Отчаявшиеся ловить СПДшников налоговые инспекторы официально ввели в бланк анкеты строку “мобильный телефон”… Поймать тех, кто работает на такого человека-невидимку, еще сложнее. Прояснить официальный статус имеющимися средствами — практически невозможно.

Скажем, на предпринимателя может повлиять местный исполком, который ему выдавал свидетельство о регистрации, лицензию, отводил земельный участок. Но как муниципалитет может узнать, что ему надо на кого-то влиять, если отчетность подается не ему, а по чиновничьей вертикали наверх? Если бы в Донецкой области не додумались однажды эту отчетность сверять на уровне территорий, все так и пребывали бы в неведении.

Об этом можно было бы писать, как о забавных арифметических казусах, если бы за каждой цифрой не стояла судьба человека, тяжко работающего, чтобы прокормить семью. Вот они, эти страшные цифры, демонстрирующие абсолютную бездарность нынешней системы управления государством. В Донецкой области работает 1,85 млн. человек, однако заработную плату постоянно, каждый месяц получает чуть больше половины — 700 тыс. работников крупных предприятий и 300 тыс. бюджетников. Эта статистика ГНА, исходя из уплаты подоходного налога.

Примерами можно сыпать, не переставая. С началом кризиса начались увольнения, это понятно. В первом квартале 2009 года количество занятых граждан, по данным фискального ведомства, сократилось на 377 тыс. человек. На официальном учете в службе занятости находились 50 тыс. безработных. “Где же остальные?” — на этот вопрос власти ответа так и не нашли. Но если бы не начали однажды сверять базы данных, то до сих пор не смогли бы такой вопрос даже сформулировать… Это в какой-нибудь буржуйской Франции к человеку, не значащемуся ни плательщиком подоходного налога, ни получателем пособия по безработице, обязательно заявится социальный инспектор: мол, как поживаешь, мсье, на что существуешь, не голодаешь ли? У нас госструктуры сиднем сидят и ждут, пока гражданин сам явится для постановки на учет… А нет человека — нет и проблемы.

В разные учреждения платит налоги и сборы РАЗНОЕ количество юридических лиц — предприятий и организаций. Более того, даже по одному ведомству в ежемесячном формуляре значится РАЗНОЕ количество плательщиков. Десятки тысяч предприятий — как пришельцы с Тау Кита: то явятся, то растворятся. Тысячи — как призраки, их никто никогда не видел. По общим поступлениям всех налогов и сборов 87% юридических лиц дают только 7,6% платежей. То есть государство тянет на себе тот, кому спрятаться труднее, — крупный бизнес. Мелкие СПДшники могут быть законопослушными и не очень, использовать наемный труд или нет, платить работникам много или мало, но об этом ничего не может узнать тот, кто действительно может повлиять и призвать к порядку — орган местного самоуправления. Единственное место, где все данные о налоговых платежах отражаются в режиме реального времени, — это Госказначейство. Но кто догадается попросить доступ к их базе, если чиновники другого ведомства о наличии такой базы не подозревают?

Сверху, из начальственных кабинетов, где заседают люди в больших погонах, мелких предпринимателей не разглядеть. Там они превращаются в сухие цифры показателей, за которые большой начальник либо получит втык от еще большего (если цифры не те), либо, напротив, поощрение и медальку к юбилею. Но сколько ни обвешивай медальками солидных дядек, структура управления аппаратом власти менее рахитичной, бестолковой и импотентной от этого не станет.

Хотя при желании даже наша бюрократическая машина может работать с приличным КПД. В 2009-м кризисном году сборы в госбюджет по Донецкой области составили 58% и упали на 5,3 млрд. грн. Между тем сборы в местные бюджеты были собраны почти полностью (98,8%). Как? Очень просто — здесь вовремя сообразили сопоставить базы данных ГНА, МЧС и санэпидслужбы. И выяснилось, что пожарники и медики располагают исчерпывающими сведениями обо всех объектах недвижимости и участках земли, коими владеет бизнес. Итог — рост платежей за землю на 150 млн. грн. Ведь могут же?

Но пока все — по-другому. Бюрократизированный, опутанный паутиной командно-административной системы советский режим содержал в Донецке штат КРУ Минфина УССР в составе 97 человек, включая водителя и уборщицу. Либеральная, рыночная Украина содержит в Донецке КРУ со штатом в 820 сотрудников. За что боролись?

Евгений ШИБАЛОВ