Олег Дубина: “В конце декабря — начале января многие города Украины могли просто замёрзнуть”

...Алчевский металлургический комбинат, “Криворожсталь”, Днепровский металлургический комбинат.

О нем говорят: “Дубина привык работать в сложных и даже экстремальных условиях”. А во время недавнего газового противостояния между Украиной и Россией немецкое издание “Financial Times Deutschland” назвало главу НАК “Нефтегаз Украины” “человеком с железными нервами”. Но оказалось, что и его запас прочности не безграничен. После окончания “газовой войны” Олега Дубину госпитализировали с проблемами сердца в республиканскую клиническую больницу “Феофания”. Олег Викторович признался “ФАКТАМ”, что во время переговоров чувствовал себя как между молотом и наковальней.
“На самом деле страшен не столько кризис, сколько те люди, которые с ним “борются”

— Олег Викторович, как вы себя чувствуете? Подлечились немного?

— Не совсем еще, но теперь уже нормально. Правда, я пока на больничном, но как только врачи позволят, выйду на работу. Ведь у меня есть определенная ответственность. А если бы не хотел работать, то уже давным-давно написал бы заявление и сказал: “Господа, на этом все”.

— 20 марта вам исполняется 50 лет. Это своеобразный рубеж в жизни человека. Как вы оцениваете свои достижения? Все ли сбылось, о чем мечтали?

— Честно скажу: что сорок лет, что полтинник — для меня одинаково. То есть человек насчитывает себе ровно столько лет, сколько ему хочется. Карьера? У меня не было карьеры, была работа. И раньше, и сейчас, слава Богу, она есть. Думаю, что работа у меня будет и в 60 лет. Поэтому итогов не подводил, оценку прожитому не давал. Ни о чем не жалею. Я и не чувствую себя на 50, ощущаю на 20.

— А семья?

— О семье я никогда ничего не рассказываю. Объясню — почему. Например, лежит на морском дне ракушка, в ней — жемчужина. Пока ее не трогают, не открывают, пока на нее никто не смотрит, она себе тихо-мирно живет. Как только ракушку вскрыли и все начали, извините за грубое слово, лапать жемчужину, то наступает катастрофа — семьи нет. О своей скажу только, что у меня есть жена, двое детей и внук. При этом я глубоко убежден, что сейчас мы с вами уже перешагнули какую-то грань дозволенного. Вот открываю газеты и читаю “самую главную новость” для всей страны: Петр Николаевич Симоненко со своей личной жизнью не может управиться. Извините, но это несерьезно...

— Но ведь и вы, и Симоненко — публичные люди, высокопоставленные государственные чиновники. Граждане страны вправе знать, кого они наняли себе на работу. Известная доля узнаваемости, интереса к их частной жизни — обратная сторона карьеры служащих государству...

— Публичный человек все равно прежде всего — человек. Я понимаю, что такова особенность человеческой натуры — обсуждать что-то или кого-то. Но выносить все это на всеобщее обозрение, а тем более смешивать с грязью... Я этого не принимаю. Неужели вы думаете, что кому-то будет интересно читать что-то о моей семье?

— Более того, я в этом уверен.

— Наверное, интерес продиктован желанием позлорадствовать. А зачем? Если бы я пошел в политику, или был членом какой-то партии, тогда понятно.

— А вы пойдете в политику?

— Категорично и принципиально не пойду! Политика — грязное дело. Причем настолько, что никто уже ни во что не верит и не понимает происходящего. Например, человек попал в больницу, и все начинают искать в этом рядовом случае какие-то политические мотивы. Но никто не сказал, мол, ему ведь там плохо. Или — ему хорошо... Поверьте, пока я буду работать в “Нефтегазе”, все время буду уходить от политики.

— Как долго, по вашему мнению, в Украине продлится кризис?

— До тех пор, пока у нас не будет единства власти. На самом деле страшен не столько кризис, сколько те люди, которые с ним “борются”. В 1997- 1998 годах, когда власть была более сплоченной, из кризиса легче выходили. Потому что было единоначалие, существовало понимание того, к чему идем и зачем это делаем. А если на полпути начинается метание в разные стороны — это уже катастрофа. Поэтому, пока все не поймут, что должен быть единый центр принятия решений, ничего хорошего ожидать не стоит.

— Вы материально пострадали во время кризиса?

— Давайте пропустим эту тему. Отвечу “да”, скажут “брешет”. Скажу, что “нет”, будут говорить, мол, вот сволочь, наворовал сколько...

— Олег Викторович, как снимаете напряжение после работы?

— Есть клев — еду на рыбалку, нет — сижу дома, с семьей. Приехал домой, за тобой ворота закрылись, и ты очутился в своем мире, который строил всю жизнь. В мире, где ты знаешь, как тебе ответят, что скажут. В единственном месте, где тебе посочувствуют и пожалеют, где тебя любят. Каждый человек нуждается в этом, даже тот, кто надувает щеки и говорит, что ему жалость не нужна. Подобные заявления — чепуха...
“Есть у меня такая патология — я ни разу в жизни не пил”

— Когда супруга наблюдала по телевизору за происходящим вокруг газовых переговоров, она не советовала вам: “Брось все, побереги здоровье”?

— Я хочу отдать должное моей жене Татьяне — она никогда не критиковала и не препятствовала любому решению, которое я принимал. Но в отношении того, о чем вы говорите... Впервые в нашей жизни она спросила: “Когда это закончится?” Потому что очень близко принимала все, что видела по телевизору. Иной раз жена говорит мне: “Я видела по телевизору то-то и то-то. Это правда?” Я ей отвечаю: “Очень тебя прошу, не смотри телевизор, не надо”. Естественно, Татьяна чувствовала, что мне очень тяжело. Но она знает: если я взялся за что-то, то должен завершить дело. Конечно, мне очень жаль, что мы довели ситуацию с переговорами о поставках газа до конфликта. В принципе, 31 декабря существовала большая вероятность подписания контракта. Но, к сожалению, этого не произошло. А, может, это правда, что все, что ни делается,- все к лучшему? Кто его знает... Но я ни о чем не жалею.

— Олег Викторович, а кем были ваши родители?

— Мой отец, Виктор Васильевич, работал на металлургическом комбинате им. Дзержинского, мама — в органах власти. Отец умер рано, в 52 года. Потом ушла мама. Мне тогда было 34. Знаете, когда нет родителей, люди быстрее взрослеют.

— Ваши родители успели внуков увидеть?

— Да, старшую, Яну. А моему младшему — Олежику — тогда было три года.

— А вашего внука как зовут?

— Даньке уже седьмой год, он пошел в первый класс. Так что мы теперь учимся: внук и его мама, моя дочь.

— В 50 лет вы сохранили хорошую форму. Как удалось?

— Железо я не тягаю. Могу потратить полдня, чтобы собрать снасти для рыбалки, на которую потом выезжаю через месяц. Рыбной ловлей занимаюсь профессионально. У меня есть старые товарищи по рыбалке, которые могут многому научить, подсказать. Они простые люди, но с ними мне в сто раз комфортнее, чем на всяких там экзотических и элитных охотах и рыбалках.

— Интересно, каким самым большим уловом можете похвастаться?

— Ловил жереха весом почти 7 килограммов, были судаки больше семи. На рыбалку езжу всегда на Днепр в районе Днепропетровска, Днепродзержинска. Если под Киевом, то это Конча-Заспа, ближе к Украинке. Недавно поймал щуку весом 14 килограммов. Причем уху я не варю, предпочитаю собственноручно зажаренную на костре рыбу.

За границу ездить или в Крым не люблю. Я там за три дня высыпаюсь. Потом Таня говорит: “Так, мы, по-моему, уже отдохнули”. После этого возвращаемся к работе. Ну не умею я отдыхать!

— Но ведь удачный улов с товарищами “обмываете”?

— Как вы знаете, у нас есть народный депутат Ефим Леонидович Звягильский. Я его очень уважаю и люблю. Так вот, когда мы с ним встречаемся, он всегда наливает себе 100 граммов и говорит: “Давай, я за тебя выпью. И, вообще, не понимаю, как тебя в директора пустили? Ты же не пьешь!” Да, есть у меня такая патология (смеется). Я ни разу в жизни не пил, хотя и был директором металлургических предприятий. Помню, в 2001 году писали, что Дубина, мол, “подшился”, дескать, свою дозу уже выпил. Чего только не писали... А я на самом деле никогда не пил. Просто не пью и все.

Я ведь не только рыбачить люблю, могу и на охоту съездить, есть у меня и собака охотничья. Но я люблю охотиться только по перу (на пернатых.- Авт.). Копытных вообще не стреляю.

— Как и где будете отмечать свой юбилей?

— Пышных и помпезных торжеств не планирую, отпразднуем в кругу семьи за пределами Киева. Так что 20 марта меня вряд ли кто найдет.
“Подписанные в Москве газовые контракты — не совсем то, что мне хотелось. Но это был единственный выход из ситуации”

— Помню, когда по телевидению показывали момент подписания контракта с “Газпромом”, на вас, что называется, лица не было...

— Может быть, я все это опишу, когда придет время. Сейчас пока еще рано.

— У вас тогда не возникала мысль: “Да гори все синим пламенем...”?

— Наверное, появлялась. Но тут же приходила другая: “А кто за все это ответит?”.

Можно было на все махнуть рукой, развернуться и уехать, или еще какой- то фортель выкинуть. Суть в другом. Ведь мы в конце декабря-начале января ни от чего, в принципе, не были застрахованы. Случись какая-то авария на одной из газоперекачивающих станций — и все. Например, для Одесской области газа оставалось на три часа. А что дальше — неизвестно. Многие города Украины могли просто замерзнуть. Мог повториться Алчевск (зимой 2006 года город остался без газо- и теплоснабжения.- Авт.). И как потом встречать свое 50-летие с мыслью, что ты заморозил множество людей? Удержать ситуацию под контролем позволили молниеносно принятые решения и слаженная работа профессионального коллектива.

Да, я понимал, что подписанные в Москве контракты на поставку и транзит газа — не совсем то, что мне хотелось. Но это был единственный выход из ситуации. Кроме того, я вам признаюсь, что с 31 декабря 2008 по 10 января 2009 года переговоры вел НАК “Нефтегаз Украины”. А 10 января, как вы помните, я вышел в аэропорту и сказал: “Переговоры между “Нефтегазом” и “Газпромом” закончены. Дальше будут договариваться только на политическом уровне”. С 10 по 19 января всем надо было думать: как подписать контракты.

— Мы с трудом расплатились за газ, поставленный Украине в феврале и марте. Сейчас рассматривается вопрос о том, чтобы одолжить 5 миллиардов долларов у России и сразу же отдать их за российский газ. Допустим, оплатим в этот раз, а дальше у кого будем одалживать? Где брать деньги на газ?

— Я иногда включаю телевизор. Недавно смотрел передачу о школе. Учительница спрашивает второклассников: “Дети, у кого есть мобильные телефоны?” Подняли руки все. Потом старшеклассница рассказывает: “Я в день отправляю до 10 эсэмэсок”. За одно сообщение платит 30 копеек. То есть три гривни в день и 90 — в месяц. Это помимо платы за телефонные разговоры. А вот за газ у нас в стране платить нечем!

Или мэр Киева Черновецкий может себе позволить заложить в бюджет столицы газ по 200 гривен, когда его минимальная стоимость 800 гривен. В результате НАК “Нефтегаз” недополучает средства. И когда отключают потребителей, то получается, что Дубина — плохой, а Черновецкий — добрый.

— Олег Викторович, проясните, наконец, ситуацию с этими злосчастными 11 миллиардами кубов газа. Кто их владелец? СБУ утверждает, что они по- прежнему принадлежат компании “РосУкрЭнерго” (”РУЭ”).

— А с каких это пор Служба безопасности Украины начала заниматься хозяйственными делами? Если швейцарская фирма подала иск на НАК “Нефтегаз Украины”, то дело должно решаться в суде. Но пока никаких исков не было.

“Нефтегаз Украины” купил у “Газпрома” газ и получил соответствующий акт, на котором стоят подписи Дубины и Миллера (руководителя ОАО “Газпром”. — Авт.). Если у “РосУкрЭнерго” есть какие-то претензии по газу, то пусть адресует их российской компании. Пусть узнают, почему владелец 50 процентов акций “РУЭ” — “Газпром” — продал этот газ. Но по этому поводу “Газпром” до сих пор молчит. Вы можете себе представить хотя бы на минуту, чтобы “Газпром” взял и отдал более пяти миллиардов кубов газа (половина от 11 миллиардов кубов.- Авт.) просто так? Молчание “Газпрома” лишний раз подтверждает, что 11 млрд. кубов газа уже не принадлежат ни россиянам, ни “Рос-УкрЭнерго”.

— Когда вы были на лечении, появилась информация о вашем якобы увольнении, дескать, уже и заявление написали...

— В нашей стране могут “уйти” любого без его ведома. А я за кресло не держусь. Если увижу хоть тень сомнения во мне, хоть намек, то сам уйду.

— И чем будете заниматься?

— Неужели я не найду себе работу? Например, возглавлю какую-то частную структуру. Почему нет?

— Можно и свой бизнес запустить...

— Я, к сожалению, не умею этого делать, не понимаю в этом ничего. Когда руководил заводами, это было совсем другое: там система, производство, четкая зона ответственности и распределения полномочий.

— То есть вы просто успешный управленец, топ-менеджер по-современному?

— Да, это как топ-модель. Почему топ? Ей говорят: “Да пошла ты!” И она — топ, топ, топ — потопала (смеется). А я могу возглавить металлургический завод или предприятие нефтегазовой отрасли. Их ведь еще немало осталось.

Александр АРТАЗЕЙ