Борьба с финансовым кризисом: Соединенные Штаты vs Россия

Взглянем на два наиболее пораженных рынка: Соединенные Штаты и Россию, где взгляды на бизнес и управление разительно отличаются. В то время как американская федерально-резервная система даже не делает вид, что может руководить всей экономикой, российская система опирается на правительственный контроль, порожденный политической и экономической необходимостью.

Экономическая система, как США, так и России, глубоко связана с географией. США гордятся множеством соединенных судоходных рек, благодаря которым орошаются большие участки пахотной земли, и рядом прибрежных регионов с многочисленными, идеальными для торговли и развития городов гаванями. Длинный ряд барьерных островов на Восточном побережье существенно упрощает морское судоходство, тогда как ряд естественных условий Западного побережья (примером служит Центральная долина в Калифорнии) способствуют развитию региона даже без связи с остальной страной.

Все, в чем нуждались США, чтобы стать высокоразвитой страной, — несколько транспортных артерий, железнодорожных и автомобильных, через Скалистые и Аппалачские горы. Транспортировать товары через страну очень легко, особенно фермерам Среднего Запада, которым всего-то и нужно, что добраться до реки. Богатство порождает богатство, и частное предпринимательство, развиваясь, очень редко наталкивается на препятствия. В целом, экономика в США развивается в довольно комфортных условиях, что повлияло даже на финансовую систему. Американцы склонны к порядку государственного невмешательства, когда правительство держится в стороне просто потому, что нет нужды вмешиваться в дела. Американцы спорят в первую очередь не о том, как получить прибыль, а что с ней делать после того, как она получена.

Российские же реки, напротив, не соединены между собой, не следуют к местам, где было бы логично закладывать города. Многие впадают в Северный Ледовитый океан, кроме самой большой — Волги, впадающей в изолированное со всех сторон сушей Каспийское море. Пригодная для использования береговая линия России также очень мала, а там, где она есть (Черное, Белое моря), удалена от наиболее населенных центров. Поскольку в России вегетационный период короткий, производство продуктов питания скорее идет сезонными волнами, чем круглогодично. Поэтому транспортировка продукции это кошмар, который Россия переживает раз в год и от которого нельзя избавиться только с помощью речного или морского транспорта. Россияне в вопросе доставки зависят от транспортной сети, которую должно обеспечить правительство.

Следствие этого — экономическая культура, почти во всем противоположная Соединенным Штатам. В то время как экономическое развитие в Америке — это детская игрушка, тотального голода в России можно избежать только с помощью сурового и скрупулезного централизованного планирования. Транспортная инфраструктура — удобный связующий фактор в США, а по некоторым взглядам, даже роскошь, но для России это — вопрос жизни и смерти. Поэтому пока американцы надеются, что правительство будет оставаться вне игры, россияне ожидают от власти активной роли во всем, что касается экономики.

Этот фон значительным образом объясняет, как развивались рыночные события последних нескольких дней.

В Соединенных Штатах двумя крупнейшими событиями стали банкротство Lehman Brothers и правительственная интервенция ради спасения American International Group (AIG). Оба учреждения очутились на финансовой мели после поглощения субстандартных ипотечных активов. Благодаря сомнительным ссудным практикам было предоставлено большое количество кредитов под залог людям, которые в действительности не могли себе позволить платить по ним. Но поскольку традиционная мудрость инвестирования заключается (или заключалась) в том, что ипотека является самой безопасной, самой надежной категорией обеспечения, многие инвестиционные компании навалом выкупили эти субстандартные ипотечные долги и развили свои собственные механизмы одалживания денег, чтобы предоставлять больше кредитов непосредственно.

В конечном итоге мыльный пузырь лопнул, и сочетание спада в строительстве, и раздутие всех этих субстандартных ипотек (где-то 20%) привело к списанию активов во всей промышленности. И для Lehman Brothers, и для AIG процесс рационализации их учета оказался слишком дорогим и поставил под угрозу их способность осуществлять операции. В случае с Lehman Brothers правительство попыталось исправить ситуацию, сведя компанию с более здоровой фирмой, чтобы сделать переход спокойнее; однако в итоге просто отстранилось и дало Lehman Brothers погибнуть из-за собственных ошибок.

Ситуация с AIG несколько сложнее. Федеральная Резервная Система (ФРС) предоставила AIG $85 миллиардов кредита, чтобы взять под контроль 80% акций этой группы. Многие рассматривали это решение, как скорую помощь, и критиковал его, но ФРС поставила простые условия: мы предоставим вам эту ссуду, чтобы вас не беспокоили требования акционеров (об отсутствии дивидендов) или ликвидность ($85 миллиардов будут использованы для поддержки внутренних операций AIG без учета ситуации на общем рынке). Взамен вы продадите эту компанию на протяжении двух лет. ФРС осуществила интервенцию только с тем, чтобы не дать AIG отказаться от своих мощных страховых обязательств (группа контролирует часть финансовой защиты мощнейших компаний с Wall street, Европой и Азией, в сумме где-то около полтриллиона долларов). Таким образом, ценой за помощь ФРС была полная ликвидация группы, и AIG в действительности перестала существовать в день, когда было объявлено о “скорой помощи”. Действия ФРС лишь поддерживали тело AIG при жизни до тех пор, пока из него будут вынуты все органы.

Рынки до сих пор взволнованы, и неясно, понял ли Wall Street тот факт, что AIG не спасли, а усыпили, как коня со сломанной ногой. Дело в том, что такого рода интервенцию государство осуществило неохотно, преследуя две цели: вмешаться только тогда, когда стабильность системы окажется под угрозой, и не просто ради спасения какого-то частного предприятия; и как можно скорее вывести правительство из бизнеса.

Теперь сопоставим это с тем, что делается в России.

Проблемы российского рынка не новы. В середине нынешнего года российская власть взялась проводить намного более агрессивную линию в работе с иностранными инвесторами, а в мае зарубежные деньги стали исчезать. Многое способствовало таким изменениям, но более всего то, что в российском правительстве возникло ощущение, будто верховенство права и имущественные права, и так находящиеся в России не на первом месте, могут быть творчески интерпретированы в зависимости от позиций должностных лиц ради тактических целей власти. Ярчайшим примером является поощрение грабежа той части нефтяной компании TНK-БП, которая принадлежит British Petroleum.

В августе Россия оккупировала Грузию, вынудив тем самым инвесторов с более крепкой памятью возвращаться к геополитической враждебности и финансовой изменчивости времен “холодной войны”. Отток денег вырос. В конечном счете, кредитный кризис на Западе, который только что привел к банкротству Lehman Brothers и AIG, усилил глобальную борьбу за качественные активы. С точки зрения западных инвесторов, учитывая российское отношение к собственности и войну в Грузии, российские активы уже больше не рассматриваются как безопасная ставка. Добавьте к этому также тот факт, что цены на нефть на протяжении трех последних месяцев упали на треть, поэтому как экспортер энергоносителей Россия выглядит уже менее привлекательно.

Таким образом, 16 сентября российские рынки просто забуксовали, вынуждая правительство приостанавливать торги в последнюю минуту. Стратегические ночные антикризисные заседания провалились, и торги приостановились на целый день в первый же час 17 сентября. 18 сентября торги не возобновились, а фондовую систему включили снова только 19 сентября, да и то на два часа. Паника настолько серьезная, что “Сургутнефтегаз”, одна из ведущих нефтяных компаний России, теперь страдает от рыночной капитализации, которая лишь немногом превышает наличность, лежащую на ее счетах.

Российское правительство провело серию антикризисных заседаний, на которых было решено непосредственно рекапитализировать три самых больших государственных банка: Сбербанк, ВТБ и Газпромбанк, на 44 миллиарда долларов. К тому же власть вбросила 500 миллиардов рублей (19,6 миллиардов долларов) на фондовый рынок и еще 60 миллиардов рублей непрямым способом провела через те же государственные банки.

Прямую интервенцию на фондовом рынке принимают преимущественно неохотно из-за ее неэффективности. Инвесторы никогда не знают, что в итоге получится из правительственных действий, но, объявляя о них, российская власть дает спекулянтам время предпринять контрходы. Если же все пройдет, как запланировано, Кремль сожжет свыше $200 миллиардов долларов ради мизерного успеха, кроме разве что впечатления, будто все возвращается в привычную колею.

Но правительство не очень сокрушается. Цель Кремля, в отличие от американцев, не в защите экономической системы, а в контроле над системой, как над домашним животным. Что немало отличается от мировоззрения ФРС, которая даже не делает вид, что может самостоятельно руководить всей системой, и даже не хотела бы этого делать, если бы и могла.

Российская система, тем не менее, опирается на правительственный контроль, осуществляемый из политической и экономической целесообразности. Тут нет аллергии на идею централизации. Действительно, многие власть предержащие рассматривают централизацию как благо. Но даже наиболее либеральные среди них время от времени понимают, что твердая руководящая рука необходима, тем более в России. Речь идет не о том, вмешиваться или нет, а насколько вмешиваться и надолго ли.

Кремль знает о своей потребности иметь в обращении больше денег, все просто и ясно. Он также знает, что, несмотря на свои 750 миллиардов долларов резервных фондов, ему недостает управленческих навыков или даже наличности, чтобы руководить всей экономикой самому. Он для этого должен иметь больше ресурсов.

В виде временной меры Кремль составляет короткий список критически важных компаний, которым нельзя позволить упасть. Этим компаниям предоставят определенный доступ к правительственным средствам. Кто не в списке, останется один на один с проблемами. Следствием станет то, что компании с доступом к деньгам поглотят компании без доступа, — общая консолидация выразительно маячит на российском горизонте. Поскольку правительство больше склонно бросать спасительную соломинку правительственным компаниям, эта консолидация станет также централизацией экономической власти в руках Кремля.

Следующим шагом правительства будет противодействие нехватке средств. Его цель — не дать деньгам уйти. Приостановка торгов — только начало его реализации. Дальше в ход идет полный контроль, и даже ограничение обмена рубля. После этого правительство ринется искать дополнительные ресурсы для увеличения своих резервов. Поскольку первый шаг вынудит иностранные деньги бежать из России, как от чумы, у Кремля возникнет необходимость в другом источнике. И, кажется, Кремль уже нашел его — это российские олигархи.

Олигархи сначала были бандой, грабившей российское государство, слепое и беспомощное в первые дни после коллапса Союза. Мошенничество, кражи, вооруженные нападения — они ничем не гнушались, чтобы возвести колоссальные, чем-то похожие на Франкенштейна, корпоративные империи, годами руководившие российской экономической, и даже политической жизнью. Состав олигархии был текуч: новые олигархи сменяли старых, порой даже не без насилия, но к моменту прихода Владимира Путина они воспринимались как неизменная характерная черта российской системы. Путин установил новые правила и запряг экономические возможности олигархов в “телегу”, реализующую собственные задачи Кремля. А тех, кто ослушался, просто наказали.

Но и до сих пор не всех олигархов сделали рядовыми гражданами. Активы многих из уничтоженных в борьбе были переведены в государственную собственность и переданы под эгиду союзников Путина. Так что теперь олигархов можно разделить на четыре четких группы: номинально подчиненные, но все еще независимые; союзники власти; изгнанники, или заключенные; мертвые.

Вторая группа даст определенную точку отсчета, поскольку их существование прочно связано с российской склонностью к централизации. Эти “государственные олигархи” не просто контролируют компании, но также являются министрами, прямо контролирующими компании. Среди них такие августейшие лица, как заместитель премьер-министра Игорь Сечин (он же президент Роснефти), и первый заместитель премьер-министра Виктор Зубков (глава “Газпрома”). Новый президент Дмитрий Медведев раньше занимал все должности Зубкова. Дело в том, что экономическая централизация России уже идет полным ходом.

Одно из стратегических заседаний 16 — 17 сентября было не простым собранием правительственных экономистов. Путин приказал важнейшим олигархам лететь в Москву. Список был таким основательным, что поздно вечером 16 числа прилетел даже Роман Абрамович, олигарх, который не только распродал многие свои российские активы, но и сам живет теперь в Лондоне. Российские олигархи представляют собой самый большой общий котел капитала, хоть иностранного, хоть нет, в России, и все имеют репутацию финансовых эгоистов. Факт обвала рынка в первый же час после этой встречи показателен: если план по сбору денежного балласта с олигархов и существовал, то его восприняли без энтузиазма. И олигархам этого не забудут.

У олигархов, особенно “частных”, есть деньги. Деньги нужны Кремлю. Централизация у всех на устах. Соединить эти точки интересов линиями — именно это, считает Stratfor, будет главным событием в российской экономике в ближайшие недели. В американской системе акцент делается на сохранении системы, тогда как в Кремле — на сохранении власти. В США события последней недели, хотя и бесспорно важные, не представляют никакой фундаментальной угрозы имеющейся экономической системе. А происходящее в России, выглядит так, словно мы входим в финальную стадию борьбы между олигархами и государством за контроль над экономикой.

Главред