Экс-глава ПриватБанка Александр Дубилет дал первое интервью после национализации. Кого он обвиняет в падении Привата и что думает об уголовных делах против себя

Дубилет, 59, согласился дать Forbes первое за пять лет интервью после серии резонансных новостей о себе. Сначала НАБУ начало заочное расследование в отношении банкира, который фигурирует в деле о выведении из ПриватБанка 8 млрд грн незадолго до национализации в 2016 году. Затем бывший нардеп Сергей Лещенко сообщил, что Дубилет находится под домашним арестом в Израиле по другому делу — мошенничестве с поставками угля в исполнении структур Игоря Коломойского.

Дубилет, когда-то один главных банкиров Украины, сейчас не скрывает сожаления, что его “вышвырнули из страны”. Обвинения в организации мошенничества в ПриватБанке он отрицает. Позиция Дубилета — банкротство банка и последующая национализация были спровоцированы НБУ. Forbes публикует сокращенную и отредактированную для ясности версию разговора с Дубилетом. Учитывая серьезность зявлений, редакция также дала возможность изложить свою версию событий экс-главе Нацбанка Валерии Гонтаревой в отдельном материале.

“Живу в Израиле, занимаюсь стартапами”

Это ваше первое интервью после национализации ПриватБанка. Почему за пять лет вы ни разу не говорили с прессой?

Я и сейчас, возможно, не давал бы интервью, если бы не обвинения, что я скрываюсь от следствия.

Вы получили подозрение по одному из эпизодов дела ПриватБанка? НАБУ утверждает, что отправило вам его по почте.

Никаких подозрений я не получал. Слышал об этом на заседании суда, в котором принимал участие, но ознакомиться с ним не смог. На суде было сказано, что подозрение выслали по адресу, где я когда-то жил.

Я готов участвовать в судебных процессах, но с марта следователи не задали мне ни одного вопроса. Хотя я написал им столько писем, сколько, наверное, за всю жизнь не написал своей супруге.

Я считаю, что участники незаконной национализации заинтересованы в том, чтобы я не давал никаких показаний.

СМИ сообщали, что после национализации вы жили в Австрии. Сейчас вы находитесь в Израиле?

В Австрии я никогда не жил. В 2017 году, после национализации, уехал в Израиль, получил здесь гражданство и живу.

Когда в последний раз посещали Украину?

В прошлом году.

Экс-нардеп Сергей Лещенко недавно сообщил, что в Израиле вы находитесь под домашним арестом. Это правда?

Никаких ограничений нет. Я ответил на вопросы местной полиции по делу 2018 или 2019 года о непоставке то ли угля, то ли электроэнергии. Хотя я понятия не имею, что это за дело и что за компании.

По нашей информации вы активно занимались проектом monobank — как это происходило? Управляли удаленно из Израиля?

Поскольку я не в Украине, уже не занимаюсь этим проектом.

Через несколько дней после задержания вашего заместителя в ПриватБанке Владимира Яценко и заявления НАБУ о подозрениях в ваш адрес и вы, и Яценко вышли из состава учредителей Fintech Band? Это произошло из-за расследования?

Это вообще никак не связанные события.

Чем вы занимаетесь в Израиле?

Стартапами, на этом сосредоточен.

Вы участвуете в проектах Дмитрия Дубилета и Александра Витязя?

Нет. Они самостоятельные, уже состоявшиеся айтишники.

Поддерживаете связь с бывшими коллегами, есть ли общие бизнес-интересы?

Не часто, но общаемся. Бизнес-интересов и совместных проектов нет.

О чем вы подумали, когда НАБУ задержала Яценко?

Я очень сожалею, что сегодняшний менеджмент ПриватБанка выбрал такую тактику — преследовать предшественников. Мне кажется, это некорректно.

В расследовании НАБУ фигурирует бывший менеджмент ПриватБанка, включая вас, который якобы незадолго до национализации вывел в пользу компании Ингосстрах 136 млн грн. И есть расследование Генпрокуратуры о выдаче нескольких сотен миллионов долларов кредита компании Claresholm, одному из старейших офшоров Игоря Коломойского. Вы санкционировали эти сделки?

Никаких крупных платежей или операций в банке за полгода до национализации уже не было — это видно по корсчету. Нам приходилось удерживать очень сложную ситуацию, когда нужно было не допустить невыполнение даже самого мелкого платежа. Были ли в таких условиях у банка деньги, которые можно было куда-то вывести? Нет. Но нам рассказывают, что за день до национализации ушли какие-то средства. Это только часть транзакции, в которой деньги вышли. На вторую часть, где деньги вернулись в банк, никто не смотрит.

“НБУ, как фокусник, сказал, что у банка нет капитала”

В деле ПриватБанка есть конкретная претензия к бывшему менеджменту — 97% корпоративных кредитов банк выдал компаниям связанным с Коломойским и Боголюбовым.

Дело в том, что последний нормальный аудит банка перед национализацией был сделан по состоянию на 1 января 2015 года. Безусловно, нельзя сказать, что там было все безоблачно. Были и проблемные кредиты, и кредиты связанным лицам. Но это далеко не та ситуация, которая возникла после трансформации кредитного портфеля, которую нам навязал Национальный банк (По версии, презентованной предправления ПриватБанка Александром Шлапаком, назначенного после национализации, осенью 2016 года Приват выдал 133 млрд грн кредитов 36 компаниям, которые погасили долги 193 прежних заемщиков. После перехода банка в госсобственность все кредиты перестали обслуживаться, — Forbes).

В результате — а я неоднократно говорил Нацбанку, что это непонятная для меня игра — у нас фактически слетели все залоги. В течение двух недель Нацбанк провел анализ и сказал, что у нас есть недостаток капитала. (НБУ проводил инспекционную проверку, параллельно с этим аудит проводила компания EY. Национализация произошла до окончания аудита после докладной записки инспекторов НБУ, — Forbes).

Что произошло во время этой трансформации?

Портфель превратился в труху. Он оказался без залогов (Новый менеджмент банка утверждал, что залоги были — имущественные права по торговым контрактам, природа которых оказалась “мнимой”, — Forbes) — мы не успели поставить все на баланс. Хотя можно было оставить все в прежнем виде, работать с заемщиками, ситуация могла быть совершенно иной. У нас был портфель, который работал, обеспеченный залогами. При этом учитывайте контекст — 2014-15 год, война. Конечно, качество активов ухудшалось.

Только сейчас я понимаю, что это было сделано абсолютно намеренно. Это позволило НБУ провести национализацию. Мне сложно понять подводные течения, которые были вокруг банка. То ли кто-то хотел забрать 1+1, то ли был конфликт на уровне главы государства и акционеров.

То есть в ПриватБанк все же были активы, связанные с 1+1?

Были в старом кредитном портфеле, до трансформации (По словам Гонтаревой, залогов, которые давали бы контроль над телеканалом в портфеле ПриватБанка не было, — Forbes).

Вам не кажется, что национализация ПриватБанка — слишком дорогой способ получить 1+1?

Я не знаю, что было главной целью. Понятно, что когда в системе есть частный банк, который занимает настолько большую долю рынка, регулятор хочет что-то с этим сделать. Не исключаю, что здесь просто совпало решение регулятора и чье-то желание за счет этого поживиться.

Правильно ли мы понимаем, что во время трансформации заменили реальные бизнесы на мусорные компании?

Нет. Пока мы работали, они обслуживали кредиты. И не должны были стать мусором, если бы мы успели положить туда залоги.

Если это хорошая клиентура, почему тогда кредиты перестали обслуживаться почти сразу после национализации?

Потому что с заемщиками нужно работать. Если нет такого желания, и все сводится к риторике “за все заплатят предыдущие собственники”, любой актив превращается в мусор.

Какой была ваша роль в трансформации портфеля?

Я хотел защитить интересов вкладчиков и обеспечить текущие платежи. У Нацбанка разговор был короткий: сделайте это к такому-то числу, иначе мы останавливаем платежи.

Как НБУ мог остановить платежи? Вы же не могли не понимать, что это шантаж.

Понимал, но все не так просто. Кто знал, что нам не дадут времени, чтобы поставить на баланс обеспечение?

Почему вы не обратились в правоохранительные органы из-за, как вы утверждаете, давления со стороны НБУ?

Вы серьезно считаете, что я мог обратиться в правоохранительные органы? Тогда точно пострадали бы вкладчики, если бы я что-то написал на Нацбанк.

Кто конкретно вам навязывал решение о трансформации кредитного портфеля? Гонтарева? Рожкова?

Я не знаю. Я участвовал далеко не во всех переговорах, предшествующих национализации.

Нацбанк заявлял, что стоимость залогов трансформированного портфеля была сильно завышена. Например, бочку в поле оценивали, как работающую АЗС. Такие залоги действительно были?

Это абсолютно не соответствует действительности. Есть международный аудит, который зафиксировал положение дел до национализации. Были оценки независимых компаний, которые оценивали качество залогов. “Бочка в поле” — вы понимаете уровень этого доказательства? Кто-то ее видел? Или это было просто сказано?

Вы утверждаете, что до этой трансформации корпоративный портфель был вполне рыночным? Какая часть приходилась на компании Коломойского и Боголюбова?

Там были кредиты связанным лицам, но только около 15-20 млрд грн. И об этом говорилось в отчете аудиторов. Вместо этого мы получили портфель без залогов, который позволил НБУ, как фокуснику, сказать, что у банка нет капитала.

При этом у нас был аудит, который проводила PricewaterhouseCoopers. Если мы будем вести профессиональный разговор, возникает вопрос — почему международный аудитор не отозвал свой отчет?

Существуют четкие правила, как аудиторы поступают, если, скажем, менеджмент банка не предоставил полную информацию или банк стал неплатежеспособным. Отзыв отчета, если аудиторы видят, что им показали что-то не то — это стандарт. В случае с ПриватБанком этого не произошло. Точка.

“Редко общаюсь с Коломойским”

В отчете Kroll говорится, что махинации в банке длились по меньшей мере с 2007 года, а не только за год до национализации. Вы читали этот отчет?

Говорилось. Читал выжимки. Это исследование было заказано и оплачено НБУ. Документы Kroll тоже предоставлял Нацбанк. Думаю, у него была возможность показать далеко не полную а картину, а только те материалы, которые подкрепляли точку зрения, выгодную Нацбанку. Я поэтому гораздо больше доверяю неотозванному аудиту PwC, которая очень глубоко понимала ситуацию в банке.

Минюст США летом 2020 года в иске против Коломойского и Боголюбова обвинил ПриватБанк в финансировании связанных с собственниками компаний и транзите денег через кипрский филиал банка в США, где покупалась недвижимость и промышленные активы. Вы знали о существовании подобных денежных потоков?

Я не видел этих материалов и не могу никак их прокомментировать.

Вы участвовали в операционном управлении кипрским филиалом ПриватБанка?

Я на Кипре не присутствовал. Там был управляющий, отдельный аудитор. Филиал выполнял клиентские транзакции. К нему не было претензий ни со стороны ежегодного аудита, ни со стороны местного регулятора.

Кипрский ПриватБанк отчитывался перед вами по операциям с крупными клиентами? В НБУ указывали, что филиал платил семье Суркисов завышенные проценты по депозитам — порядка 13% годовых в валюте. Такое могло быть?

Насколько мне известно, завышенных ставок там не было. Допускаю, что они могли быть выше остальных розничных вкладов в силу того, что это крупные депозиты. Но это нормальная практика. (Как отмечает Гонтарева, ПриватБанк Кипр выполнял роль филиала, его операции ежедневно учитывались в балансе украинского Привата — Forbes)

Член действующего набсовета ПриватБанка Роман Сульжик заявлял, что десятки компаний в ПриватБанке получали завышенные проценты по депозитам по ставкам до 60% годовых. Вы видели подобные условия в банке?

Допускаю, что речь идет о кредитах и депозитах в долларовом эквиваленте с валютой платежа в гривне. При росте курса увеличивался баланс как по кредитам, так и по депозитам. Но ставки в 60% я точно не помню.

Что вы думаете о работе нового менеджмента Привата?

Банк показывает хорошие результаты, но клиенты у них — те же, что были еще у нас. Эти многомиллиардные прибыли в последние четыре года говорят о том, что банк спокойно бы справился. Если бы ему помогали. А банк “топили”. Причем, намеренно.

В самый разгар кризиса у нас было 33 млрд грн стабилизационных кредитов. Когда нас выгнали, оставалось 16 млрд. Мы вернули Нацбанку большую часть кредитов. Они были по ставке 27-30% годовых, тогда как другим банкам НБУ давал кредиты под 14-15%.

По вашему мнению, национализации можно было избежать?

Конечно. Нацбанк почувствовал, что мы выползаем, возвращаем стабкредиты. У них началась паника. Нужно понимать предысторию: до событий 2014 года у ПриватБанка была рыночная доля в 30-35%. Из-за войны иностранные банки снизили активность, а российские фактически прекратили работу. И доля ПриватБанка выросла. У нас было 75% рынка POS-терминалов и p2p, 55% карточных транзакций и порядка 35-40% в корпоративном секторе. И это в условиях войны и больших потерь: в Крыму мы потеряли $1,2 млрд, в Донецке и Луганске — порядка $80 млн. Тем не менее мы продолжали наращивать долю

Когда мы говорили с Нацбанком, предлагали подумать, как правильно разделить банк. Но у НБУ был совсем другой план. Я считаю, что все это было сделано очень непрофессионально. И сейчас это представляют, как вину менеджмента и акционеров.

Вы поддерживаете связь с Игорем Коломойским? Вместе строите оборонительную позицию?

Я редко общаюсь с Игорем Валерьевичем.

Если оглянуться назад — во времена до национализации — что бы вы сделали по-другому?