Приватизація: реформа чи грабунок народу

Ее печальные результаты вновь и вновь заставляют задуматься.

Как это вышло, что кучка украинских олигархов и высокопоставленных чиновников сумели прикарманить львиную долю общенародной собственности, а большинство граждан осталось ни с чем?

Случайно или закономерно получилось, что благие намерения крестных отцов приватизации и других экономических реформ всего за 20 лет независимого развития привели к формированию в Украине авторитарного клептократического режима, который без малейшего стыда продолжает грабить соотечественников?

Что нужно сделать для восстановления хоть какой-то социальной справедливости после неизбежного падения нынешней власти?

Простых ответов на эти вопросы быть не может. Чтобы получить их, необходимо всесторонне проанализировать историю официальной и теневой приватизации в Украине как сложных социально-экономических и политических явлений.

С этой целью ЭП начинает публиковать серию статей, в которых постарается раскрыть разные аспекты приватизации, на конкретных примерах показать, как она из средства реформирования экономики и общества превратилась в средство ограбления государства и закабаления народа.

Сделать это необходимо не только для того, чтобы посетовать на грабительскую власть, но и чтобы убедить граждан: они имеют полное моральное и юридическое право требовать не только реприватизации, но и национализации украденных олигархами и высокопоставленными чиновниками государственных активов.

Лицемерие лозунгов коммунистов

На первый взгляд может показаться, что позиция автора соответствует предвыборным лозунгам КПУ. Однако весь парадокс в том, что украинские “красные” меньше других политических сил имеют моральное право призывать к национализации стратегических предприятий.

Во-первых, именно полномочные представители коммунистов Александр Рябченко, председатель Фонда госимущества, и Евгений Мармазов, председатель Специальной контрольной комиссии по приватизации парламента, помогают олигархам “дерибанить” стратегические отрасли национальной экономики.
Одна из импровизаций на тему рекламы коммунистов 2012 года. Фото vasilkov.info

Во-вторых, нынешняя криминально-олигархическая модель власти в Украине была во многом сформирована бывшими компартийными бонзами и “красными директорами” благодаря приватизационным махинациям.

В-третьих, сама потребность проведения приватизации в Украине и в целом в СССР возникла в результате 70-летнего правления КПСС в Советском союзе.

Начало номенклатурной деформации

После смерти Сталина партийная и хозяйственная номенклатура, навек сохранившая страх перед кровавой купелью своего рождения, сделала главное — постаралась обезопасить себя от возможности новых незаконных репрессий.

Именно этим страхом был продиктован доклад Хрущева на 20 съезде — доклад, с которого начались шестидесятники — “дети 20 съезда”. Здесь, были гуманистический, идеалистический аспект и аспект самосохранения номенклатуры, причем представлены они были слитно, нераздельно.

Так, по мнению ныне покойного российского ученого Егора Гайдара, был сделан важный шаг от тоталитарной диктатуры к авторитарному режиму, провозглашено нечто вроде манифеста Петра III”“О даровании вольностей дворянству”.

Новое дворянство, прежде всего, заботилось о себе. Было принято негласное, но жесткое положение, гарантирующее личную и имущественную безопасность, неприкосновенность жилища номенклатуры.

С этой неписаной “хартии вольностей” номенклатурных баронов началось формирование стабильного общества.
Фото snob.ru

А когда появилась стабильность, когда была как-то решена проблема безопасности, на первый план неизбежно вышла проблема собственности. Пошла деформация экономического базиса социализма. Началось личное накопление.

Оно было слишком скромным, чтобы называться первоначальным, это было предпервоначальное накопление. У определенных категорий граждан накапливались уже не предметы потребления, а капиталы, пока не имеющие “выхода”, приложения.

Номенклатура, торговые работники, теневики, генералы военно-промышленного комплекса, отдельные преуспевающие работники искусства — вот хозяева первичных предкапиталов.

Однако решающее значение имело не само по себе накопление материальных средств. Куда важнее, что наряду с этим менялись отношения собственности, менялась система управления государственной собственностью.

Относительная стабильность положения директоров, министров, других высших чиновников, руководивших подведомственными им заводами, отраслями, регионами в течение многих лет, накопивших за это время авторитет, связи и средства, значительно изменила их психологию, реальную практику управления.

Высшие номенклатурные бонзы чувствовали себя достаточно уверенно, сделали крупный шаг по переходу от роли управляющих при отсутствующем владельце к положению реальных хозяев. Это еще не была номенклатурная приватизация, но пресловутое “чувство хозяина” уже появлялось.

Бюрократический рынок как механизм трансформации

Когда распалась жестокая тирания, фактически ослабел и единый управляющий центр. Формально система оставалась жесткой, административно-командной, подчиненной ЦК и Госплану. На деле все было не так. Сильные директора, министры, секретари обкомов имели неформальное автономное влияние.
Фото nnm.ru

Как писал В. Найшуль, в стране действовала не командная система, а экономика согласований — сложный бюрократический рынок, построенный на обмене-торговле, осуществляемом органами власти и отдельными лицами.

“В отличие от обычного денежного рынка товаров и услуг на бюрократическом рынке происходит обмен не только и даже, пожалуй, не столько материальными ценностями, но и властью и подчинением, правилами и исключениями из них, положением в обществе и вообще всем тем, что имеет какую-либо ценность.

Согласие директора предприятия на увеличение плана может быть обменено, например, на улучшение его служебного реноме, дополнительную партию труб и незаконное разрешение нарушить одно из положений инструкции”.

Аналогичный бюрократический рынок был всегда. Однако в рыночной экономике он занимает подчиненное положение относительно рынка, где действует закон цены. Бюрократический рынок — это то, что остается от обычного рынка, если нет частной собственности, если “вычесть” из рынка деньги, всеобщий эквивалент.

Бюрократический рынок — основной вид рынка при азиатском способе

производства, хоть как-то регулирующий эту систему, способствующий ее самонастраиванию.

Развитие или подавление бюрократического рынка обозначает границу между авторитарным, азиатским, империалистически-социалистическим (Ленин) и тоталитарным строем (Сталин).

До государственного капитализма было еще далеко, но пружина начала раскручиваться, монолит покрывался все новыми трещинами. И чем интенсивнее развивался бюрократический рынок, тем в большей степени его субъекты осознавали себя самостоятельной социальной силой с особыми интересами.

Вот это “предгражданское” общество — уродливое, теневое, с сильным криминальным оттенком — вызревало внутри системы, давило и требовало перемен. Нужен был какой-то узаконенный выход для желания и возможности свободно управлять, а затем и владеть своей частной собственностью.

Система была “беременна термидором” хотя бы в форме перехода к государственному капитализму. Вызревал этот запоздалый термидор медленно — свыше 30 лет.

Перестройка как вторая попытка капиталистической реставрации

По словам Гайдара, второй, “термидорианский” кризис происходил уже в совсем иной обстановке по сравнению с периодом НЭПа 1921-1925 годов. Номенклатура на этот раз куда меньше боялась реставрации капитализма.
Фото rusactors.ru

Социально директора и чиновники чувствовали себя абсолютно уверенно.

Конкурентов в виде нэпманов, кулаков, старой интеллигенции не было (с “цеховиками” номенклатура заключала соглашения, но с позиции силы), поэтому было ясно, что социальные потрясения не пойдут на пользу другим классам, а если кто и выиграет, то как раз номенклатура.

В 1985 году шлюзы открылись. Перестройка выдавала усилия номенклатуры довести до совершенства систему бюрократического рынка, поиск новых названий старым вещам, новых теоретических оправданий своего господства.

Для этого было необходимо изменить фасад обветшалого строя, легализовать стихийно сложившиеся внутри системы отношения собственности, построить здание номенклатурно-бюрократического государственного капитализма.

Когда говорят о неэффективности рыжковско-горбачевских реформ, об их слишком медленном темпе, упущенных возможностях, забывают главное: какой социальный адрес, социальный смысл реформ.

Если иметь в виду, что социальный смысл был именно в номенклатурной приватизации, то обвинения несправедливы — все делалось достаточно быстро, хотя и не слишком надежно.

Все делалось, как всегда в истории, методом проб и ошибок, но делалось, надо сказать, достаточно эффективно, так как выгода от проб доставалась бюрократии, а за ошибки расплачивалось государство.

Номенклатура шла вперед ощупью, шаг за шагом — не по предварительно разработанному плану, а подчиняясь глубокому инстинкту. Шла на запах собственности, как хищник идет за добычей.

“Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности”. “Бюрократия имеет в своем обладании государство. Это есть ее частная собственность”. Эти две формулы образуют жесткие логические тиски, в которых зажато общество, построенное по марксистской теории.

Эти две формулы описывают самый краткий, но, в принципе, полный курс истории ВКП(б). Дан логический и социально-психологический каркас истории победоносного и обреченного большевизма.

Из утверждений Маркса можно вывести ряд следствий.

1. Упразднив частную собственность, коммунисты сделали всю собственность государственной.

2. Государственная собственность есть коллективная собственность бюрократии.

3. Каждый отдельный бюрократ, бюрократический клан стремятся превратить государственную собственность в свою частную собственность.
Фото photo.md

С момента фактической национализации крупной и средней собственности советская партийно-хозяйственная номенклатура, державшая глухую оборону от собственного народа и от мира, решала извечный для нее вопрос: каковы гарантии от реставрации капитализма?

Главной же гарантией всегда было одно: постоянное усиление власти самого гаранта — коммунистической элиты. И именно эта элита и стала основным реставратором.

Дело в том, что чем сильнее власть социалистического государства, чем больше у правящего класса, высшего чиновничества и номенклатуры привилегий, тем вернее и быстрее этот класс перерождается, социально и психологически “обуржуазивается”, стремится стать буржуазией и в экономическом отношении.

Номенклатура разрывает рамки социалистического государства, как птенец разбивает яйцо. Понятно, что это связано не с какими-то недостатками или сталинскими извращениями, а с невозможностью уничтожить нормальные человеческие потребности и чувства.

В свое время Маркс писал, что буржуазия производит, прежде всего, своих собственных могильщиков.

Коммунистическая номенклатура сама стала могильщиком своего строя, впрочем, могильщиком расчетливым и корыстным, обогатившимся на своих похоронах, точнее, превратившим похороны своего строя в освобождение от него.

Это частный случай общей проблемы всех восточных деспотий — стремление чиновников “приватизировать” свою власть, превратить ее в собственность.

Экспроприация частной собственности — государственно-бюрократическая собственность — частно-бюрократическая — вот формула развития социалистического общества от рождения до гибели.

Последняя была обусловлена переходом советской партийно-хозяйственной номенклатуры от этапа приватизации системы управления к этапу теневой приватизации самой государственной собственности.

Первые рыночные законы как предтеча приватизации

Переходу к рыночной системе экономических отношений предшествовал временной промежуток с 1985 года по 1988 год.

Его можно охарактеризовать как период поверхностных косметических изменений действующей экономической системы, когда развитие любых альтернативных форм собственности рассматривалось в контексте “многоукладной социалистической экономики” с доминирующим государственным сектором.
Фото svobodanews.ru

Такие понятия как “право частной собственности” или “приватизация” в тот период не использовались. Робкие попытки экономической реформы были направлены только на повышение эффективности централизованно планируемой экономики и ни в коем случае не покушались на ее радикальное преобразование.

Первым практическим шагом перехода к рыночным отношениям стало принятие в ноябре 1986 году закона “Об индивидуальной трудовой деятельности”, который легализовал такие формы экономической деятельности, как мелкий частный бизнес, аренда на основе семейного подряда и некоторые другие.

Ко времени вступления этого закона в силу — май 1987 года — было официально зарегистрировано 82 тыс объектов индивидуального бизнеса, а к концу 1989 года их число возросло в восемь раз и составило 672 тыс. Около 90% из них было занято в бытовом обслуживании и кустарных промыслах.

С принятием 26 мая 1988 года закона “О кооперации в СССР” начался всплеск создания кооперативов. Кооперативы, которые учреждались и действовали в конце 1980-х годов, занимали гораздо более заметную “экономическую нишу” и частично способствовали уменьшению количества “индивидуалов”.

Однако и кооперативы не стали реальной экономической альтернативой государственному сектору.

В силу ряда причин ожидаемый социально-экономический эффект — насыщение рынка товарами и услугами, экономия ресурсов, вовлечение в производство сбережений населения, развитие вторичной занятости, легализация индивидуальной трудовой деятельности — достигнут не был.

Кооперативы тяготели к коллективным организационно-управленческим формам, что обусловило появление в 1990 году нормативных актов СССР о предприятиях, акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью. Многие кооперативы были преобразованы в иные организационно-правовые формы.

В основе экономических преобразований крупных предприятий лежало внедрение в социалистическую экономику более сложных элементов рыночных отношений.

Дело в том, что хозяйствующие субъекты в условиях рынка должны быть экономически самостоятельными и свободными в принятии решений и заключении договоров. Гарантом договорных отношений вместо прямого административного принуждения должны были стать закон и ответственность.

Для этого предприятия должны были располагать обособленным имуществом, которым могли бы отвечать по своим обязательствам. Это требовало создания определенных юридических конструкций, закрепляемых законодательно.
Фото actualhistory.ru

Одна из таких конструкций называлась концепцией “полного хозяйственного расчета”. Она была зафиксирована в законе “О государственном предприятии (объединении)”, 1987 год, и законе “О собственности”, 1990 год.

Почти одновременно была реализована еще одна юридическая схема, которая позволяла предприятиям проявлять большую экономическую самостоятельность. Речь идет о концепции аренды, автором которой принято считать Павла Бунича. Согласно этой концепции аренда становилась “стыдливой” формой приватизации.

Хотя юридически имущество не переходило в собственность хозяйствующего субъекта, фактически арендатору было предоставлено почти неограниченное право распоряжаться “своим” имуществом — была разрешена даже его продажа.

Уже при подготовке Основ законодательства СССР и союзных республик “Об аренде” появилось понятие “аренда с правом выкупа”. Смысл его сводился к следующему: по истечении срока договора арендатор получал возможность выкупить имущество предприятия и стать его полноценным собственником.

Это был уже шаг в сторону чистой приватизации, хотя “опасное” слово авторы концепции употреблять еще остерегались.

К 1990 году на основе концепции аренды действовало подавляющее большинство предприятий в СССР. Масштабы передачи имущества в аренду были весьма значительными. В некоторых отраслях это было сделано почти тотально. В электротехническом секторе к 1991 году в аренду передали 80% предприятий.

Нельзя не отметить, что постановление Совмина СССР “О развитии арендных отношений” и основы законодательства СССР и союзных республик “Об аренде” сыграли огромную роль в первоначальном формировании предпринимательской среды во всех республиках Союза.

Ряд приватизационных норм был закреплен постановлением Совмина СССР “Об утверждении положения об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью и положения о ценных бумагах” от 19 июня1990 года. Каждый шаг государства в тот период приносил новые выгоды номенклатуре.

Следующими вехами стали выборы директоров, понижение их ответственности перед министерствами, снижение до нуля так называемой партийной дисциплины, на которой держалось все в государстве, введение норм, по которым предприятия получили возможность “накручивать” зарплату и исподтишка взвинчивать цены на свою продукцию, притом, что формально цены отпущены не были.

Первый период приватизации происходил безболезненно и организованно. Внимание государства было приковано к созданию новых плацдармов и “запасных аэродромов”, проще говоря — к эффективному обмену власти на собственность.

В этот период, с 1988 года по 1992 год, на месте министерств были созданы концерны, на месте госбанков — комбанки, на месте госснабов — биржи, СП и крупные торговые дома.

Приватизация советской распределительной системы закончилась созданием “комсомольских” бирж — Московская товарная биржа, Московская центральная фондовая биржа, а также совместных предприятий — “Диалог”, “Перестройка”.

Кроме прямой приватизации, в которой главным действующим лицом была технократическая часть номенклатуры, происходило и “спонтанное” создание коммерческих структур, непосредственного отношения к номенклатуре вроде бы и не имевших.

Однако их головокружительные финансовые успехи объяснялись только одним: не будучи сами “номенклатурой”, они были ее доверенными лицами, “трастовыми агентами”, иначе говоря, — уполномоченными. Другими словами, происходил обмен номенклатурной власти на собственность.

Владимир ЛАРЦЕВ, экс-советник председателя Фонда госимущества Украины