Театр военных бездействий

При всей невозможности примирения Армении и Азербайджана, угрозы вооруженного конфликта пока абсолютно виртуальны. Но в августе 2008-го перспектива российско-грузинской войны тоже была надругательством над логикой.

Война, которая однажды уже была, теоретически всегда чревата повторением. У любой войны всего два исхода: либо она достигает своей цели хотя бы для одной из сторон, либо нет. То есть как минимум одна сторона обычно итогом войны недовольна, в связи с чем дальше приходится жить, исходя из риска реванша.

Но это теория. Как показывает практика последнего столетия, случаются рецидивы довольно редко. Во-первых, горечь поражения исчисляется не только разрушениями и потерями в территории и в живой силе. Никакой реваншизм, сопутствующий поражению, не в состоянии поднять боевой дух — для этого нужно время; горечь поражения должна переплавиться в новую ненависть, а для этого требуется поколение. Во-вторых, сам разговор о войне стал неполиткорректным моветоном, повсеместно осуждаемым, и потому любой, жаждущий такого самоутверждения, вынужден десятки раз просчитать последствия для последующего кредитного рейтинга или цен на нефть. Не говоря уж о выборах.

Словно для того чтобы дать всем возможность изучения этого явления, Азербайджан уже несколько лет грозит Армении войной. Правда, по счастью, вместо концентрации войск на границе, он все больше апеллирует с этими угрозами к мировому сообществу в целом и Минской группе ОБСЕ в частности: справедливость требует наказания агрессора. Армения в ответ напоминает о системе приличий, в рамках которой нет ничего постыднее реваншизма. Мир сбивается с ног, организуя встречу за встречей, заодно проводя внутреннее соревнование за право считаться лучшим организатором невозможного примирения.

Угроза изменить мир сама по себе уже немного его меняет. Опыт описанного становится этаким апгрейдом классической формулы Клаузевица, и уже не война, а ее угроза становится “иным средством продолжения политики”. И в этом Ильхам Алиев тактически понятен и абсолютно логичен.

Он обязан выступать в жанре, в котором никого не интересует тот факт, что Карабах уже давным-давно утратил всякие связи с бывшей метрополией и что там выросло поколение, которому надо долго объяснять, что когда-то этот край был частью широко шагавшего Советского Азербайджана. Но с Карабахом тысячами нитей связаны другие элементы других больших игр, в которые принято играть с бурным лейтмотивом возвращения исконных земель.

Потому никто не может себе позволить ни одного шага не то что назад — в сторону. Армения не может расстаться с территориями, захваченными по периметру Карабаха отнюдь не только потому, что это, как принято утверждать, зона безопасности. Просто в игре с такими странными правилами главной ставкой является статус-кво, который всем желательно сохранить, а Азербайджану — нарушить, в чем он с формальной точки зрения должен вызывать понимание всех, кроме Армении.

Компромисс невозможен просто теоретически. И все равно одни едут снова встречаться, со значением смотреть в глаза и подписывать очередную декларацию: одни для того, чтобы показать свое рвение в поисках этого компромисса, другие — явить миру саботаж партнера, с которым остается только воевать.

А миру вообще-то хочется исходить из логики. Из нее со всей неумолимостью вытекает, что вроде бы ничего глупее войны в этой ситуации нет. Все будет против того, кто двинет куда-нибудь свои танки. Ему не простят взорванного спокойствия те, кому в этом регионе, вопреки мифам о великих шелковых путях и нефтяных богатствах, кроме этого спокойствия ничего не нужно. Война не позволит остаться равнодушным никому из соседей, и едва ли кто-нибудь из них окажется за это благодарным ее инициатору. Ни Турция, которой придется поддержать Азербайджан, ни Иран, который вынужден будет строить козни Азербайджану и Турции, ни Грузия, которая связана особыми отношениями с Баку, но совершенно не заинтересована легализовать свою неприязнь к Еревану. А уж России, при ее особых надеждах на ОДКБ, придется уныло объяснять, отчего ее военная база в Гюмри так глухо заперлась в казармах.

Словом, счет Баку будет предъявлен внушительный, и куда больший, чем был выписан Тбилиси. Может по привычке показаться, что все эти несчастья Алиев может компенсировать внутриполитическим прорывом. Но, во-первых, у него и сейчас не наблюдается ничего особо угрожающего. А, во-вторых, лучший способ такую катастрофу приблизить и дать оппозиции единственный шанс — это как раз ввязаться в войну по-настоящему. Блицкрига не получится, и первое же потерянное село даже на фоне двух завоеванных армянских заставит Алиева вспомнить, с чего начинались падения Муталибова и Эльчибея.

Но пока дело ограничивается воинственным выражением лица, Алиев как раз и переигрывает оппозицию, выдавливая ее с патриотического поля, потому что, пока нет войны, патриотизм очень ценится массами. А еще суровая готовность очень неплохо действует на нервы посредникам, которые вынуждены давить на Армению, потому что уже ее несговорчивость ставит всех перед риском азербайджанской несдержанности.

Виноватая Армения может быть большим бонусом для Азербайджана, но Армения вместо извинений едва ли не поздравляет саммит СНГ с 20-летием независимости Карабаха, и Баку счастливо разводит руками: на Ереван нет мирной управы, Ереван отвечает, и так виток за витком.

Но в том-то и проблема, что виртуальность меняет логику реальности. В августе 2008-го в соответствии с этой объективной логикой, из которой все и исходили, для Грузии война была худшим из всех возможных вариантов. Это был самый надежный способ поссориться с Западом, в первую очередь с Вашингтоном, которому на фоне имевшихся на тот момент неурядиц совершенно не с руки было ввязываться в новую полемику с Россией. По всем законам описанного жанра, Саакашвили давал своей оппозиции обрести хоть какую-то осмысленность, особенно при самом печальном развитии событий, которое было совершенно не исключено. Точно так же незачем вроде было ввязываться в войну России. При всем антигрузинском патриотизме населения сомнительные бонусы явно не перевешивали проблем с внешним миром, для которого Грузия стала бы естественным продолжением Ходорковского со всеми вытекающими последствиями.

Однако, свершившись, то, что еще вчера было виртуальностью и надругательством над объективной логикой, в корне меняет всю систему координат и всеобщего восприятия того, что теперь придется считать реальностью. Прежняя логика больше не действует. Оказывается, там, где все казалось неизбежной катастрофой, возможны варианты, а однозначные катастрофы как таковые вообще нынче встречаются довольно редко. Август 2008-го не стал таковой ни для Москвы, ни для Тбилиси, и это, увы, один из самых главных его уроков.

Мир обнаружил такую адаптивность, которую не могли предвидеть даже самые оптимистичные и самые проницательные из организаторов того августа. Но для честной оценки уровня этого провидчества требуется изрядная доля снисходительности, и в этом весь феномен: не надо быть Бисмарком, чтобы понять все безумие затеваемого. Но именно потому, что на Бисмарков история стала непомерно скупа, любое безумие оказывается не только возможным, но и вполне для приспособившегося мира приемлемым.

Ведь объективная логика всегда будет противоречить каким-нибудь групповым интересам, чьим-то политическим мотивам. Кремль отнюдь не являл собой до самого последнего момента образа консолидированности. Да и в Тбилиси только очень отдельные персонажи верили в то, что Цхинвали и в самом деле окажется их личным Тулоном.

Потому и нервозно от нарочитой воинственности Ильхама Алиева. С большой долей уверенности можно предположить, что он прекрасно понимает, чем чревата война для Азербайджана, власти и для него лично. И страсть к азартным играм, из-за которой его отец изгнал, говорят, из Азербайджана все казино, отнюдь не распространяется на политические материи. Но есть конкретная политическая ситуация, в которой заинтересованные в реальной войне игроки могут найтись в любой политической общности и в любой заинтересованной стране. И никакой конспирологии здесь нет, все просто и не вопреки объективной логике, а именно для того, чтобы ее напрочь поломать. И если для этого нужна война — что ж, ничего личного. Того, что считается в мире кошмаром, после августа 2008-го стало гораздо меньше.

Вадим ДУБНОВ