Об экономике и гуманизме

Теории разных экономических школ, осененные гениями Нобелевских лауреатов, зачастую выражают мнения, которые исключают друг друга. Скорее всего, ту или иную теорию тот или иной макроэкономист выбирает исключительно на основании вкуса, как, например, он выбирает костюм или галстук.

В макроэкономике не существует научного метода, такого как физике, который позволил бы свести все многообразие теорий к общему знаменателю. В физике исходят из предположения, что истина одна и большинство ученых (за исключением очень немногих) считают, что квантовая теория истинна. В экономике же творится настоящие Содом и Гоморра.

Если профессионалы-макроэкономисты не могут договориться даже о критериях истинности научных теорий, то обычный интеллектуал-неэкономист тем более не может понять — какая из теорий ближе к истине. Согласиться же с тем, что в макроэкономике истин может быть несколько, многим не позволяет гносеологическое воспитание. Хотя, не всех это смущает. По существу, на одном краю шкалы находится “австрийская экономическая школа” с ее lassez fair, на другом краю — Кейнс с его стимулированием экономического роста в период кризиса через госрасходы.

Экономика “австрийцев”, построенная на невмешательстве властей, на мой взгляд, не годится для реализации рукотворных (проектных) социально-политических начинаний, таких, какими были Германия при Гитлере, СССР, Китай времен Мао. Но она хорошо объясняет процессы стихийного капитализма (где процессы протекали в основном снизу вверх). При реализации же проектов, которые созрели в головах элитных групп и реализовываются сверху, нужны более специфические механизмы и инструменты.

Согласно мнению “австрийцев”, нет альтернативы механизмам, при которых банкротство фирмы (и даже страны!) представляется естественным явлением. “Созидательное разрушение”, “порядок из хаоса” — вот пафос работ “австрийца” Шумпетера. С их точки зрения помощь банкроту — экономическое преступление. По их мнению, нельзя смешивать экономику и социальный гуманизм.

С одной стороны, капиталистические механизмы жестоки, но они работают. С другой стороны, горе тому, кто попадет под их жернова. Кейнс же — гуманист: “В будущем мы все покойники” — говорил он и потому предлагал щадящие (в оперативном плане) механизмы преодоления кризиса. С которыми был не согласен “австриец” фон Хайек, говоривший о безнравственности таких слов Кейнса, и о том, что они в будущем ведут к страшным искажения экономических стимулов к производству и труду. Что не раз и происходило — жизнь, к сожалению, зачастую безжалостна к благим намерениям гуманистов. Кстати, полагаю, что Кейнса и Хайека в равной степени можно отнести как к экономистам, так и к философам-моралистам.

Единственно верная экономическая идеология в принципе невозможна (да что там в экономике, похоже, даже в физике она не всегда возможна — той же квантовой механики с десяток интерпретаций) в силу множества причин, в т.ч. из-за особенностей человеческой личности. Любой человек представляет собой эклектическое полотно идей и верований, знаний и толкований этих знаний, предрассудков и убеждений, граничащих с заблуждениями. И эти “полотна” крайне редко совместимы. Особенно, если люди отстоят далеко друг от друга — в мировоззрении, в образовании, в чтении, в круге общения, в практике. И никого невозможно переубедить — как не смог Хайек переубедить Кейнса и Мюрдаля...

P.S. Наверное, в Украине стоит определиться — строим рукотворный социально-экономический проект или следуем в фарватере развития в парадигме “государство ограничивается созданием правил игры и контролем за их соблюдением”. Выбор этот непрост — возможно от того у нас и всячески избегают его (впрочем, может быть, все объясняется проще и банальнее).

Тем, кто выступает за рукотворный социально-экономический проект, необходимо осознавать — эти проекты, как завершившиеся (СССР, Третий рейх), так и действующие (Сингапур, Юж.Корея, Китай, с одной стороны, но и Куба с Венесуэлой, с другой стороны) предусматривали, в т.ч. серьезное ограничение демократических свобод.

Нужен прямой ответ на вопрос — готовы ли сторонники активной роли государства в экономике к определенному ограничению демократических свобод и, как бы это сказать помягче, к некоторому принуждению населения к труду? А вне этого успех вряд ли возможен.

Действительно, некоторые нации и страны — Япония, СССР, ряд государств ЮВА — в технологическом подражании с той или иной степенью успешности создали у себя клоны обществ Запада (в технико-технологическом плане). Но сделать это можно только жестко и “сверху”, потому что в обозримые исторические сроки изменить менталитет своих народов лидеры этих стран объективно не могли. Только так и дальше — насаждаемый “сверху” технологический уклад, уклад-модерна, а не архаики, может приносить плоды в странах неэндогенного капитализма (но может и не приносить). Работать продуктивно и креативно ради прибыли или по зову души, а не потому, что работать приказал сегун, партийный деятель или заводской начальник, нации неэндогенного капитализма научиться порой могут. Но срок учебы весьма длительный. И социально-гуманистические издержки серьезные...

Вячеслав БУТКО