Виктор Янукович: “Нужно быть всегда честным перед самим собой и не изменять своим убеждениям. Тогда и будет душевное равновесие. Это — главное в жизни!”

Журналистам Виктор Янукович признался, что его день рождения всегда связан с определенной проблемой выбора: как отмечать? Все дело в том, что в июле в их семье начинается целая череда семейных праздников. 7-го родился брат жены Виктора Федоровича Алексей. Завтра, 10 июля, свой день рождения отметит старший сын лидера Партии регионов Александр, а 16 июля — младший, Виктор. И каждый год, по словам Виктора Федоровича, перед семьей стоит маленькая дилемма: как отпраздновать эти события, чтобы собрать всю семью вместе?

А свой день рождения Виктор Федорович начал отмечать только в зрелом возрасте, когда стал главой семьи. В детстве же, которое называет “босоногим”, у него ни разу(!) не было праздничного торта...

Вообще, разговор с Виктором Януковичем, за которым закрепился образ довольно жесткого и сдержанного политика, оказался неожиданно откровенным и открытым, позволившим раскрыть суть девиза герба семьи Януковичей, который звучит так: “Все преодолею”.

“По дороге в школу была рабочая столовая домостроительного комбината. Каждое утро я там завтракал”

— Виктор Федорович, если не секрет, в отпуск куда собираетесь отправиться?

— Я обычно планирую отдых за несколько дней до отъезда! Так что не знаю, как сложится предстоящий отпуск...

— Ну тогда поговорим о вашем дне рождения. Как у вас в семье принято отмечать подобные праздники?

— В разные времена — по-разному.

—  А самый памятный?

— Юбилей! 50-летие. Я тогда собрал людей, с которыми учился, работал, жил по-соседству. Тех, с кем, как говорится, жизнь связала, с которыми эта жизнь была прожита.

—  Вы говорите: “Эта жизнь”. Как вы ее оцениваете? Не в смысле подведения итогов — это еще рано делать, а реализовали ли вы свои планы? Как вообще ощущаете — жизнь удалась?

— Были разные этапы. И на каждом этапе жизнь меня испытывала. Впрочем, как и каждого человека.

—  О чем в детстве мечтали?

— Мечты? Если говорить о детстве... Оно было... Сложное прежде всего. Вырос я без мамы. Мне было два года, когда мама умерла. У отца появилась новая семья. Я жил с бабушкой. Поэтому детство у меня было босоногое, голодное. Улица... И на этой улице нужно было бороться за свое место. Потом непростое взросление, юность. Спросить совета не у кого было, сам решил и поступил в горный техникум.

Поселок, в котором я вырос, появился еще до войны. А что тогда строили? Небольшие глинобитные хатки. Уже после войны те, кто мог себе позволить, обкладывали их кирпичом, утепляли, переделывали. Но все равно домишки были небольшие: на две, максимум, три комнаты.

Половина жителей работала на шахтах, половина — на металлургическом заводе. Поселок, а тогда там было дворов, думаю, 50-70, находился между шахтами “Красный Октябрь” и “Юнком”. Так что окружали меня простые рабочие люди. Практически все занимались домашним хозяйством, держали коров, свиней, кур. Почти у всех были гуси, утки, потому что рядом с поселком протекала речка. Естественно, детей с раннего возраста приучали работать на огородах, присматривать за стадом. Мы с бабушкой тоже, пока ей здоровье позволяло, держали свое хозяйство. Ну и, конечно, работа на огороде. Потому что без этого в поселке трудно было выжить.

—  То есть летом просыпались и — на огород?

— Да. Бабушка, конечно, жалела меня, старалась рано не будить. Все равно, как только она начинала греметь посудой и ведрами, я просыпался. Но к раннему пробуждению привык. Ведь ходил в школу где-то километров, наверное, за десять.

—  В одну сторону?

— Да. С первого класса. Бабушка меня никогда не провожала. По дороге в школу была рабочая столовая домостроительного комбината. Каждое утро я заходил туда завтракать.

—  Что же это был за завтрак?

— Котлета, кусочек хлеба и стакан чая.

—  Во сколько ж вы выходили из дому, чтобы вовремя прийти в школу?

— В шесть утра. Столовая как раз на полпути, я за пять- семь минут завтракал, и еще час оставался, чтобы успеть в школу.

—  И так все десять лет учебы?

— В поселке мы с бабушкой прожили лет 11. Я как раз закончил четвертый класс, когда мы переехали в другой рабочий поселок. Отец с семьей жил в доме, а мы с бабушкой — в небольшом флигеле, где была одна комната с маленьким коридором и крошечной верандой.

“Я не помню своих детских дней рождений. Мне их никто не устраивал”

—  Виктор Федорович, вы помните, что в детстве для вас было самым большим лакомством?

— Мы любили черный хлеб с постным маслом и солью. Или черный хлеб с водой и сахаром! Ну и, как говорят, по большим праздникам — черный хлеб со сгущенным молоком.

—  Так с белым же вкуснее...

— А я больше любил черный.

—  Сгущенку вам бабушка на день рождения покупала?

— Я не помню своих детских дней рождения. Мне их никто не устраивал.

—   А когда начали праздновать? Помните? C гостями, с тортом, со свечами?

— В детстве не было такого! Праздничные дни рождения стал отмечать в зрелом возрасте, когда уже своя семья была.

—  В детстве вы переживали из-за этого? Вы же видели, что есть и другая жизнь, что есть ребята, которые едят не черный хлеб, а белый, да еще и с колбасой. И им дарят подарки ко дню рождения...

— Я вам скажу так: в принципе, перераспределение на обеспеченных и бедных было всегда. Но знаете, что интересно? Например, вот раньше мальчишки играли в “орел-решку”. Обычно выигрывали те, у кого денег было меньше. Почему? Потому что боролись за выживание!

Бабушке платили 12 с половиной рублей пенсии. Она до войны работала на шахте “Юнком” откатчицей. А во время войны ее угнали в Германию, она была остарбайтером. Когда вернулась, то оказалось, что шахту уничтожили, когда отступали наши войска. Пропали и ее документы, поэтому она не смогла восстановить свой рабочий стаж. А после того, как родился я, на работу бабушка больше не пошла, занялась домашним хозяйством.

Когда я подрос и пошел в школу — подрабатывал: огород соседям вскопать, воды из колодца наносить... Давали то банку молока, то пяток яиц. А десяток — так это очень много было! В общем, соседи, видя, что мы бедно жили, помогали... Одежду мне бабушка всегда покупала на вырост. Если где-то там порвал, то она штопала, латала.

Помню, бабушка рассказывала мне такой случай из нашей с ней жизни. Как-то купила она мне что-то вроде комбинезончика — укороченные брючки на подтяжках. Я, естественно, в обновке побежал на улицу играть. Мне тогда было лет семь. Где-то зацепился и порвал штанину. Пришел домой, бабушка все это увидела, рассердилась на меня и ударила: мол, я копейки складываю, чтобы тебя одеть-обуть, а ты... Я на нее посмотрел удивленно... Она спросила: “Что ты на меня смотришь? Видишь, что натворил?” Я ей отвечаю: “Ну, ударь меня еще раз”. После этого снял комбинезон, открыл печку — а она горела и... бросил обнову в огонь. А потом сказал: “Я вырасту, тебя одену, и будешь ходить в самых лучших платьях. А я — в самых лучших костюмах! А эти штаны мне все равно не нравились, потому что они были сильно новые. Я буду в старых ходить”.

“Когда просыпаюсь, всегда мысленно обращаюсь к маме. Каждое утро! Это с детства”

—  Обещание выполнили? Купили ей самые лучшие платья?

— Не успел. Бабушки не стало, когда мне было 19 лет. У нее был рак... Вот такая судьба...

Бабушка делала для меня все, что могла. Но мне, особенно в детстве, не хватало тепла, уюта. Всю жизнь, сколько себя помню, мысленно разговаривал, советовался с мамой. Царство ей небесное. Почему-то вот так у меня складывалось: все время было очень тяжело, и я искал защиты.

—  У вас есть мамина фотография?

— Да. Есть мамина фотография и икона. Я просыпаюсь и всегда обращаюсь к маме. Каждое утро! Это с детства.

—  Вы ее помните?

— У меня мало что в памяти осталось. Помню по рассказам. Помню день, когда она умерла. Некоторые фрагменты. А остальное — из рассказов бабушки.

...Это было 2 августа 1952 года. В Донбассе в конце мая и начале августа очень часто идут грозовые ливни, шквалы.

Мама уже лежала в медсанчасти шахты “Юнком”, где она раньше работала медсестрой. Такой длинный барак на высоком фундаменте.

“Я подошел к маме.

Она лежала в кровати... Улыбнулась, что-то сказала. И... умерла”

... Утром мы с бабушкой пошли ее навестить. А идти далеко, часа три пешком. Мне два года с небольшим. Пока шли, небо затянуло тучами. Мы как раз проходили балку между поселком и шахтой, всю заросшую кустарниками и вербами. Я хорошо помню, как поднялся страшный ветер, пошел ливень. Мы с бабушкой спрятались под деревом, и тонкие ветки верб хлестали по лицу... Промокли до нитки. А когда ливень стих, пошли дальше. Но небо было просто черным и дождь не прекращался. Когда мы подошли к больнице, двери оказались закрытыми изнутри.

Бабушка знала, в какой палате лежала мама. Там шесть женщин еще было, в этой палате. Она меня подсадила, я постучал в окно. Какая-то женщина его открыла, втащила меня за руки в палату, а кто-то побежал открывать дверь бабушке. Я подошел к маме. Она лежала в кровати, позвала меня... Улыбнулась, что-то сказала. И... умерла. Когда бабушка зашла в палату, мамы уже не было. Но я еще сидел у нее на руках...

Через 27 лет я случайно встретил отца Зосиму. Он стал моим духовным отцом. И познакомил меня с двумя женщинами, которые тогда вместе с мамой лежали в палате. Они мне рассказали, что когда началась гроза, дождь, маме стало плохо... Врачи бегали, метались, пытались что-то сделать, но потом поняли, что она умирает. Мама это тоже почувствовала и стала причитать и молиться. Просила Бога, чтобы помогал, защищал меня, ее сына. И в это время я постучал в окно... Она мне что-то сказала... И затихла...

Мамины соседки по палате сейчас живут в Енакиеве. Я им помогаю, поддерживаю.

—  Виктор Федорович, вас ведь не раз спасала материнская молитва...

— Да, не раз. В детстве был такой случай. Люди из нашего поселка ходили на шламоотстойники коксохимзавода — они рядом с хатками были — и заготавливали шлам на зиму.

—  Зачем?

— Смешивали его с углем и топили печку. Он с коксующимся углем хорошо горел. Этот шлам в народе называли просто сажа. С годами отстойники зарастали травой, кустарниками, небольшими деревьями. В том числе и вербами.

Так вот, после того, как ил выкапывали, оставались ямы. Со временем они затягивались, наверху образовывалась корочка, а под ней в воронке — почти жидкий ил. И если угодить в эту яму, то без посторонней помощи выбраться практически невозможно, потому что, как на болоте, затягивает. Однажды в такую яму и я провалился — по пояс. Выбираться попробовал — не получается. Засасывает дальше — по сантиметру, по сантиметру. Я испугался. Кричал, но меня никто не слышал. Плакал, рыдал от отчаяния, но только глубже погружался.

—  Сколько лет вам тогда было?

— Закончил первый класс. Когда на поверхности остались только плечи и руки, я решил, что все, конец. И стал прощаться с жизнью. Знаете, говорят, перед смертью человек смотрит в небо. Я поднял голову и стал просить прощения у мамы. Говорил вслух... Просил, чтобы не обижалась за то, что не смогу сделать все, о чем мечтал, — чтобы она порадовалась за меня...

В это время на абсолютно безоблачное небо налетела тучка. Поднялся ветер. Ну ниоткуда! И порывы ветра стали наклонять ко мне ветки вербы. Я схватился за ветку, а она ведь очень тонкая и хрупкая. Стал осторожно подтягивать более крепкую. Получилось! Так потихоньку-потихоньку и выбрался.

Пошел на речку, снял одежду... Постирал, как мог, разложил ее на солнце. Сам искупался. Когда все подсохло, оделся и пошел на кладбище.

На маминой могиле тогда стоял деревянный памятник, на нем — фотография под стеклом. Раньше так делали. Фотография была уже выгоревшая... Я сел возле этого памятника, обнял его и стал маму благодарить. А на кладбище очень много росло сирени. Практически возле каждой могилки. Когда я разговаривал с мамой, подул ветерок — и ветка сирени коснулась меня, как будто погладила по лицу. Я это запомнил на всю жизнь.

Было очень много моментов, когда мама меня спасала. Когда уже, казалось, выхода нет и сил нет никаких пережить, я начинал с ней говорить, и она мне эти силы давала.

“Это твой крест. И тебе еще придется очень много испытаний пройти, но ты должен их преодолеть!”

—  Мама — ваш ангел-хранитель. Как ее звали?

— Ольга. На кладбище, где она похоронена, я построил ей небольшую часовенку... Княгини Ольги. О том, что она — мой ангел-хранитель, мне сказал отец Зосима. Встретил я его при сложных обстоятельствах. Это были 80-е годы. Меня преследовали сплошные неприятности, и я ничего не мог сделать с этим. Меня просто уничтожали! Сил не было терпеть такую несправедливость.

Я тогда руководил автопредприятием. И попал под страшное давление со всех сторон. На меня писали анонимки по абсолютно надуманным поводам, устраивали бесконечные проверки, приходили домой с партийным контролем, народным... А у нас с женой уже Саша был — старший сын. Первый секретарь горкома поставил условие: “Уезжай из города, жизни тебе здесь не будет”...

В какой-то момент меня охватило такое отчаяние... Я сел в легковушку и помчался по трассе. Вы ведь знаете, я автоспортом занимался. Выскочил на трассу “Донецк-Мариуполь”, нажал на педаль газа до полика и ногу не снимал. Доехал в Мариуполе до “Металлурга”, это на въезде в город, развернулся — и понесся назад, в Донецк. На трассе есть поворот налево. Там стоит указатель “На Никольское”. Я его проскочил, но потом, не знаю почему, на одном колесе развернулся и поехал на Никольское. Это было в конце дня, уже начало смеркаться. Но когда я подъехал к церкви в Никольском, было еще светло. Поставил машину, стал подниматься по ступенькам, как вдруг услышал сзади голос. Отец Зосима, тамошний священник, немножко “р” не выговаривал, поэтому мягко так произнес (копируя): “Викто(л) Федо(л)ович, вы ко мне?” Я повернулся: стоит человек в рясе, с бородой, оперся о посох, улыбается... Очень интересный был, симпатичный человек.

—  Он знал вас?

— Мы с ним до этого ни разу не виделись! Но обратился ко мне по имени-отчеству. В тот день я впервые в своей жизни исповедался. Ни до этой исповеди, ни после я так никогда не плакал...

Отец Зосима меня выслушал, исповедал, а потом мы пошли к нему в его домик, там у него келья. Говорили о жизни, обо всем, наверное, до трех ночи.

Отец Зосима мне сказал: “А я вас знаю, потому что мне о вас рассказывали женщины, которые лежали с вашей мамой в больнице и были свидетелями ее смерти. Так что я давно вас знаю. И все о вас могу рассказать. Если у вас еще будет время, вы ко мне приедете, и мы будем дружить, я вам многое расскажу — о том, что было, и о том, что будет”.

Отец Зосима тогда меня заинтриговал. Он спросил, крещеный ли я, хожу ли в церковь. Я ответил, что да, крещеный. А в церковь хожу очень редко. Отец Зосима мне говорит: “Вот сегодня похоже на то, что ты пришел к Богу! Впервые. Ты исповедался, был очень близок к Богу. Я видел, что ты говорил правду...”

Я собрался уходить и даже попрощался с ним, но на пороге остановился. Отец Зосима говорит: “Вы еще меня хотели спросить о чем-то?” — “Да хотел, но у меня язык не поворачивается”.- “Спрашивайте!”- “Отец Зосима, скажите, почему мне так тяжело живется? Я должен понять, почему столько испытаний?” — “Это Бог тебе дал такой крест. Это твой крест. И тебе еще многое в жизни придется пройти, очень много испытаний, но ты должен их ПРЕОДОЛЕТЬ! У тебя два ангела-хранителя. Один из них — твоя мама, ее нет в живых, но она тебя охраняет...”

А потом отец Зосима рассказал, что меня ждет. Говорил так торжественно: “Ты будешь крупным руководителем! Много не скажу, но знаю, что Донецкую область в самую тяжелую минуту поднимешь ты. А все остальное я тебе скажу потом! Тебя ждет впереди очень много испытаний. И большая-большая борьба”.

—   Поверили его словам?

— Нет, не поверил. Мне он показался немножко чудаковатым, но общаться с ним было легко и приятно. И я впоследствии тогда часто к нему ездил. О том, что он мне сказал, вспомнил в 1997-м, когда стал губернатором.

—  А отец Зосима о вашем премьерстве говорил?

— Да, но не прямо. Единственное, что сказал: “Тебя ждут большие испытания и ты к этому должен быть готов”. Потом я на горе Афон с монахами встречался во время Олимпийских игр в 2004 году. Они мне повторили слова отца Зосимы. Во время второй встречи монахи мне сказали, что знали: я выиграю президентские выборы, но президентом не стану.

—  Через два года должны быть следующие президентские выборы, а у вас в 2010 году грядет юбилей. Совпадение? Как вы считаете?

— Да кто его знает! Вообще-то в жизни мало случайностей бывает. Я уже убедился: в том, что происходит с нами, есть определенная закономерность. Что касается 2010 года и совпадение ли, не могу сказать, я не ясновидящий. К сожалению. А как будет?..

Самое главное: нужно быть всегда честным перед самим собой и не изменять своим убеждениям. Тогда и наступит душевное равновесие. Это главное в жизни! С этим можно жить. И, как говорят, не страшно умирать! Ведь самое страшное — себя потерять. А я себя в жизни никогда не терял. Никогда! Это точно...

Ирина КОЦИНА

Александр АРТАЗЕЙ