“В бизнесе покупают либо недооцененное, либо если без этого не жить... ”

Сравнительно недавно — летом прошлого года группа одесского банка “Південний” купила контрольный пакет акций харцызского завода “Силур” у компании System Capital Management (SCM). Причем это был, пожалуй, первый случай, когда SCM продала кому-то что-то существенное. А раньше аффилированные с “Південним” структуры выкупили целостный имущественный комплекс одесского завода “Стальканат” и основные фонды одесского “ Стальметиза ” (на торгах за 20 млн. грн.). О сделке с SCM и о перспективах метизной отрасли рассказал председатель наблюдательного совета ОАО “Силур” Владимир Немировский — партнер акционеров банка (так он охарактеризовал свои отношения к банкам).

— Как покупался “Силур”?

— На “Силуре” до прихода SCM ярко выраженного собственника не было вообще. Разными пакетами акций владели разные группы: “Данко”, некие силовики, менеджмент завода. SCM сконцентрировал в своих руках 51% акций, 10% контролировал народный депутат, в прошлом генеральный директор предприятия Владимир Зубанов. Проблема заключ ал ась в том, что затраты на производство метизной продукции “Силура” и “Стальканата” были со поставимы, и соответственно цены, обеспечивающие возмещение затрат и формирование прибыли, — тоже. Однако идеология реализации продукции на двух заводах принципиально отличалась — “Стальканат” строил свою сбытовую стратегию без дисконтов и с выходом на прямых потребителей. “Силур” работал исключительно через фирмы-посредники, предоставлял значительные скидки. Менеджмент “Силура” ставку делал на “проедание” активов, увеличение объема заемных средств. Банкротство этого завода было вопросом времени.

При первой встрече с руководством SCM, когда я начал разговор о рынке, стратегии, мне сказали: “Покупай”. Мне такое и в голову не могло прийти: у SCM существовала репутация компании, которая вообще ничего не продает. Мы были первые, кому они продали свой существенный актив. Но главная причина состоявшейся сделки заключалась в том, что предприятие было убыточным. Метизный завод — это тяжелый бизнес, которым нужно заниматься столько же, сколько и “Криворожсталью”.

— Во сколько обошелся пакет акций?

— Во столько, во сколько обошелся. У нас подписан договор о конфиденциальности.

— И каково было первое впечатление от приобретения?

— Здания цехов в плачевном состоянии, крыши падают, оборудование, хотя и более “молодое”, чем на “Стальканате”, находилось в худшем состоянии. Необходимо было разобраться с собственностью: было много арендаторов, территория посредине цеха металлокорда отчуждена, и такой головной боли было и остается очень много. Карта территории завода даже сейчас похожа на шкуру леопарда: одним цветом закрашена территория, сданная в аренду на 20 лет, другим — проданная... Бывшее руководство продало принадлежащие заводу волочильные станы, целые цеха... У нас на территории четыре чужих метизных завода — бывшая собственность “Силура”, на которых изготавливается аналогичная продукция.

Когда мы пришли, у всех арендаторов сразу же возникли значительные финансовые трудности — цена аренды, да мы подняли им расценки за пользование нашей железнодорожной веткой... Ну и многие другие сложности.

— И они с Вами так просто сосуществуют?

— А что, прикажете их расстрелять?.. У нас частная собственность пока охраняется. Оборудование тоже сдано в аренду на 20 лет. Попробуйте расторгнуть договор аренды. Из-за политики прежнего руководства предприятие работало практически на склад. Начинается зима, а строительной проволоки изготовили на три месяца сезонного спроса, и ни одного покупателя.

Когда мы пришли на предприятие, первым делом остановили производство металлокорда (используется при производстве шин). Начались вопли, статьи в местных газетах, что ночами оборудование вывозится в Одессу, что на цехе металлокорда поставлен крест, что он демонтирован и продан. Хотя мы тогда заявили, что каждая тонна металлокорда — это минус 26% от реально понесенных затрат. Оказалось, что убыток доходил до 50% на каждой тонне.

— Отсутствие сбыта?

— Не в этом дело. Технология производства настолько несовершенна, что приносит колоссальные убытки. Цех сейчас работает, мы пытаемся вывести его на уровень минимальной убыточности. Делаем ставку на украинских потребителей. Нашли понимание “Днепрошины” и “Росавы”: встречались с руководством предприятий, определились с объемами текущих закупок, наметили программу работы на длительную перспективу (улучшение качества выпускаемых конструкций корда, разработка новых видов — для шин легковых автомобилей). Россия — это пока рынок не для нас. Во-первых, у нас нет прямых отношений с шинными заводами, работаем с посредниками. Кроме того, российские заводы работают с большой отсрочкой платежа. Но мы ситуацию сегодня в России анализируем и видим, что там наблюдается дефицит металлокорда. Рынок РФ развивается более активно, чем украинский. Это тот редкий случай, когда мы ждем, что потребитель к нам придет сам. Честно говоря, особо “разгоняться” под Россию нельзя, они крайне неаккуратны в расчетах, необязательны в заявках.

— Что происходит на украинском канатном рынке?

— “Силур” мог бы обеспечить всю страну при определенных условиях, когда на квартал вперед были бы известны объемы, номенклатура, цены и была сделана хотя бы 50%-ная предоплата. В Украине же оплата за канаты раньше проходила по принципу “заплатим тогда, когда порвется этот, чтобы купить следующий”. Канаты — это не та продукция, за которой стоит очередь, заявки приходят в средине месяца и так, как это удобно покупателю, а не нам. Постепенно мы стали переламывать ситуацию, строить работу в режиме месячного планирования, работать с механиками. “Работать” не в смысле поить их водкой, а объяснять, как правильно заправлять канат, как эксплуатировать, контролировать наработку. Людям это понравилось, появился интерес. Однако канатные проблемы сосредоточены не только на наших предприятиях. Во-первых, сказывается присутствие продукции из России, где метизный бизнес находится на вершине вертикально интегрированных компаний, у которых себестоимость начинается в шахтах Воркуты и Кузбасса. У них нет прямого рынка в Украине, они работают со всякими фирмами, которые, используя теневые схемы, завозят в Украину российские канаты без должной уплаты деньгами ввозного НДС. Хотя обязаны это делать, растамаживая продукцию не для собственных нужд.

— Какие сейчас самые привлекательные рынки для метизников?

— Сегодня наши металлурги просто отрезаны от европейского рынка, и им выделены небольшие квоты. А на большую часть метизной продукции нет ни пошлин, ни квот. Только на канаты пошлины около 53%. У нас ни один металлургический завод не может сказать, что он 70% своей продукции возит в Европу. А вот метизники возят — 70% экспорта уходит в Италию, Францию, Бельгию, Голландию.

Если бы я был собственником “Криворожстали”, возможно, я бы не умничал особо и не старался устанавливать ультрасовременное оборудование, а поставил бы волочильные станы. Делал бы утонение катанки до пяти миллиметров, что выводит продукцию из-под квотирования — это уже проволока, другой код ТН ВЭД — и просто поставлял бы в Европу слегка переработанную катанку. Но на самом деле метизный рынок Европы по данным российской компании “Северсталь” составляет 15 млрд. евро в год, и, как правило, основные деньги “лежат” в продукции более высокой степени переработки. Российский же рынок эксперты оценивают только в миллиард евро. Поэтому мы все и хотим добраться к европейскому потребителю. Из катанки получаешь очень много видов товарной продукции. Условно говоря, скрепочка — это метиз. Маленькая коробочка канцелярских скрепок стоит 6 евро. Мы туда скрепочку не будем продавать никогда (хотя она делается из нашей проволоки), так как они всегда хотят купить у нас сырье и самостоятельно из него что-то сделать. Мы, наоборот, хотим наиболее трудоемкие процессы оставить у себя, так как у нас зарплата “на горсть риса”, намного дешевле электроэнергия.

— С какими проблемами приходится сталкиваться метизникам в Украине?

— Существует проблема качества катанки, невозмещения экспортного НДС. Но вопрос обеспечения сырьем, как таковым, пожалуй, главнее двух предыдущих. Основные недоразумения начались в середине марта прошлого года, когда в Днепропетровске проходило заседание балансовой комиссии по распределению сырьевых ресурсов. У нас были заказы на 6 тыс. тонн, мы внесли предоплату. Нам сказали: вам положено только три, в стране много метизников, строителей, заявок на 100 тыс. тонн, а сортопрокатный стан может делать только 60 тыс. тонн в месяц, поэтому мы вынуждены делить по определенному алгоритму. Спрашиваем: как так? Мы же у людей тоже предоплату взяли, мы эти деньги уже потратили. Нам показывали двери и коридоры, где можно было решить вопрос. Везде побывал — вопрос не решился. Совершенно случайно запустилась Макеевка с подачи НАК “Нефтегаз Украины”, мы с ними договорились, сделали значительную предоплату.

Что касается катанки производства “Криворожстали”, то в один прекрасный момент нам сказали: “Если хотите покупать криворожскую катанку, вот есть компания “Леман-Украина”. Цена у них была на 120 долларов выше, чем по прейскуранту “Криворожстали”, но ничего страшного не произошло, просто мы раньше других начали работать на дорогом сырье; стали лучше заниматься снижением затрат, больше думать о более трудоемких и дорогих видах продукции.

— Расскажите поподробнее о проекте собственного производства катанки.

— Мы договорились с болгарскими властями и частными структурами выкупить оборудование, которое предназначалось для строительства у них металлургического завода. Из-за ряда сложностей оно так и не было начато, а оборудование до сих пор лежит в ящиках.

Мы выкупили всю проектную документацию. Сделали предварительный расчет, чтобы построить этот завод в Одесской области. Расчеты показали, что такой проект обойдется очень дорого из-за особенностей грунта, более дорогой электроэнергии, нужно было прокладывать газовую магистраль среднего давления на несколько километров.

Когда в прошлом году приобрели “Силур”, пришлось на время отложить реализацию задуманного, поскольку мы не такая большая компания, чтобы одновременно покупать и строить. Сейчас к этому проекту возвращаемся, но рассматриваем возможность его внедрения на “Силуре”. Там порядка 20 га неиспользованной земли, самое главное — близко железная дорога, газ, электроэнергия, трудовые ресурсы. Металлолом как сырье для катанки — это проблема, и она всегда будет таковой оставаться.

По требованию ВТО пошлины будут сняты или значительно снижены и металлолом пойдет на экспорт. Но мы общаемся с металлургами и знаем, что ИнГОК и СевГОК планируют в течение ближайших 3-4 лет построить у себя производство металлизированных окатышей с содержанием железа 93,7% (такие делают на Лебединском и Стойленском ГОКах).

— Когда будет собственное производство катанки, станет легче работать?

— У нас будет другая себестоимость производства. Оборудование, которое лежит в Болгарии, рассчитано на производство 15 тыс. тонн катанки в месяц, возможно увеличение объемов до 22 тыс. тонн, но это наш послезавтрашний день.

— И как скоро эта идея может быть реализована?

— Мы пока думаем. Сначала необходимо разработать бизнес-план, сделать необходимые расчеты, обсудить все аспекты строительства (технические, экологические, социальные и др.). Запуск проекта с момента принятого решения до момента сдачи в эксплуатацию — около трех лет. Мы не верим в два металлургических завода, которые есть в Украине [имеются в виду производители катанки — Макеевский металлургический комбинат и “Криворожсталь”]. Не верим не только с точки зрения риска. Завтра “Северсталь” купит “Криворожсталь”. Если такое случится, я знаю, что россияне сделают, они нас об этом уже предупредили. Один раз в месяц они приезжают с требованием продать им наши акции заводов, и говорят, что у нас другого выхода нет.

— Я узнавал у россиян, они в феврале говорили, что с конкретными предложениями на Вас не выходили. Это была неправда?

— Первое предложение мы получили еще в октябре прошлого года, как только прошла информация о том, что мы купили “Силур”. Буквально через месяц после этого поступил звонок. Предложили купить, но мы отказали.

— А если предложат две, три цены?

— Продается в жизни все, кроме совести и чести. Но поймите, в бизнесе покупают либо недооцененное, либо если без этого не жить. Поверьте мне, никто не переплачивает.

— И сколько предлагают?

— Они очень хитро поступают: хотят провести технический и финансовый аудит. Мы против этого категорически. Если люди на заводе узнают, что через время на завод заходит “Северсталь”, на заводе будут большие проблемы. Рабочие начинают верить, что ты пришел и что-то обещаешь. Мы нарабатываем определенную социальную политику. И россияне хотят дать нам не деньги, а акции “Северстали”. Они хотят нас заставить работать на себя. Нам это не интересно. Мы достаточно молоды, у нас много нереализованных планов, нам интересно заниматься метизным бизнесом. Кроме того, сейчас интересных объектов для инвестирования в Украине особо нет. Деньги сегодня — это не самоцель. Я считаю, что это крайне интересный, интеллектуальный бизнес. Это не квадратную заготовку продавать.

— Кроме “Северстали” кто-то еще выходил с такими предложениями?

— Нет. Они самый крупный игрок в Европе. Ну “Бекарт” может заинтересоваться, но зачем им эти риски.

— А вы сами присматриваетесь к дальнейшим приобретениям в Украине или за ее пределами?

— Да, мы сейчас изучаем возможность приобретения нескольких метизных предприятий в Западной Европе. Пионером в этом деле был Индустриальный союз Донбасса, покупая металлургическое предприятие в Венгрии. Ничего нового не нужно придумывать: здесь произвести заготовку, там ее переработать и продать по совершенно другой цене и на других условиях. Но это должны быть небольшие предприятия, мобильные.

Западные метизники работают совсем по другому принципу. К примеру, канатный завод в Швейцарии. Они три месяца собирают заказы, покупают необходимые материалы, производят запланированные объемы, и затем останавливают производство.

Так что несколько пробных переговоров мы провели. Теперь обдумываем ситуацию.

Роман ТОПОЛЮК