Памяти Друга

Как объяснить, почему его все называли по имени и в этом не было ни грамма панибратства? Как передать его голос, услышав который, мы не прятались по кабинетам, а вываливали в коридор: “Юра при­ехал!”. В самом начале, когда он ругался, мы делали вид, что трепещем. Он это быстро понял и перестал делать вид, что ругается. Как объяснить, что издателя, зычно басящего как минимум раз в месяц: “Увольте ее (его)!”, можно целостным неуволенным коллективом, трезвым и в одежде искупать в Днепре; закружить в танце; свалить с ног в неразбирающей чинов “куче мале”; выложить все, что на душе, и получить мудрый совет? Он мирился с нашей бизнес-бестолковостью и гордился нашими журналистскими успехами и свободой, он любил нас. Мы отвечаем тем же.

…Утрату шефа мы переживали дважды. Первый раз 11 сентября, когда в офисе нашего нью-йоркского “обкома”, что находился в “Близне­цах”, никто не взял трубку. Обва­лившаяся телефонная система раненого Нью-Йорка длинными гудками отвечала и на попытки пробиться по домашнему телефону. Но оказалось, что назна­ченные на утро встре­чи спасли нашего издателя от участи тысяч обитателей Всемирного торгового центра.

На этот раз спасение не пришло. И наши, и немецкие, и американские врачи оказались бессильны. Как передать чувства человека, который боялся только двух вещей: рака и одиночества? Не зря боялся.

Вчера в Нью-Йорке хоронили Юру Орли­кова. Даже тем, кто читает нашу газету с перво­го номера, это имя мало о чем говорит. Он никогда не давал интервью, не устраивал пресс-конференций, не выступал на телевидении. Но именно ему “ЗН” обязано сво­им появлением на свет. Даже само название общества-учредителя газеты — ООО “Ормос” — расшифровывается как “Орликов и Мостовые”. Именно так: Орликов — на первом месте.

Издание общественно-политической газеты — дело очень тонкое. Известны случаи, когда учредители начинали свою деятельность с появлением в редакции с автоматчиками или с массовых увольнений сотрудников. Такие избрали стимулом творчества страх. В фундамент “Зеркала” Орликов положил Доверие. Жесткий и непреклонный в остальных проектах своего бизнеса, к редакции он испытывал сантименты. Впрочем, его — “технаря” по образованию (Одесский университет) — всегда влекло к издательскому делу. После эмиграции в США и преодоления неизбежного пути — от работы в такси, книжных и мебельных магазинах — в серьезный бизнес, он издает еженедельник “Семь дней”, книги советских диссидентов, вкладывает деньги в газету “Новое русское слово”. Вместе с партнерами занимаясь в начале 90-х в Украине и других странах СНГ металлом, он вынашивал мысль о создании большой газеты. Но в этом случае партнеры ушли в сторону, считая затею неперспективной.

Юра в газету верил всегда. И когда чиновники из администрации президента Кучмы донимали его жалобами на журналистов, сующих нос не туда и делающих “неправильные выводы”, он пытался им объяснить, что такое свобода слова. И тогда первое лицо государства в гневе потребовало закрыть газету, а если это невозможно — купить ее. Для бизнесмена Орликова соблазн был велик, но издатель Орликов от большого куша отказался. И тогда в ход пошел стандартный “джентльменский набор” рычагов влияния. То там, то здесь в бизнесе строптивого издателя на ровном месте начали возникать проблемы. Ему даже запрещали въезд в Украину. Обкладывая “флажками”, к Юре подсылали новых покупателей. Предла­гаемые суммы стремительно росли — ответ оставался тем же. Наконец неизбежно наступило время, когда Юра уже не смог водить газету на своих финансовых ходунках. Дальше мы пошли сами. Но мы всегда будем помнить, что сделать первые шаги, выработать свою походку и правильную осанку нам помог Орликов.

Газета не сделала его более состоятельным. Скорее наоборот. Но “ЗН” сделало его богаче, дав возможность всегда оставаться в курсе дел и текущих событий. Впрочем, человек, носивший на себе отпечаток дружеских отношений с Сергеем Довлатовым и Георгием Вайнером, Ринатом Ахме­товым и Юлией Тимошенко, Виктором Ющенко и Игорем Крутым, Ни­колаем Мартыненко и Владимиром Бойко, Михаилом Черным и Михаилом Бродским, Анастасией Волочковой и Леонидом Черновецким, не мог не быть душой таких разных обществ. Кажется, Юра всегда хотел всех помирить, да еще он очень переживал за Украину, верил в нее, радовался ее возможностям, огорчался нерасторопностью кормчих. Да, его дом был там, но страна его — здесь.

До своего 57-летия Юрий Алек­сандрович не дожил две недели. Мы выражаем самые искренние соболезнования его матери, сыну Александру, всем, кому он был дорог.

Не имея возможности опубликовать многочисленные скорбные послания всех, кто вместе с нами в эти дни испытал горечь тяжелой утраты мы признательны каждому, кто вспомнил о нем.

Может, потому, что беда стряслась где-то далеко за океаном, не всем еще верится, что коридор редакции больше никогда не заполнится его рокочущим басовитым “Хэллоу!” и мы не высыпем навстречу. Юра не приедет.