Юрий Андрухович: “Московиада” оказалась пророчеством

В пятницу, 2 марта, в Киеве прошла публичная лекция одного из самых именитых украинских литераторов Юрия Андруховича. Это выступление, по сути, было переосмысленным выступлением писателя в мюнхенском университете, где Андрухович недавно получил звание почётного доктора философии. Лекция носила философское название “Украинское быть или не быть. 20 лет на грани”.

“Ровно 20 лет назад я попал в Мюнхен. Это было мое первое путешествие на Запад, и первые дни новой Украины. Уже через несколько дней я узнал, что много кто в Германии считает, что название Украина надо переводить как Granzland (пограничье). Это мнение базировалось на российской трактовке, что название нашей страны означает “окраина”. При всей своей поверхностности эта версия имеет право на существование (правда, в метафорическом значении), если мы рассматриваем Украину как определённое государственное образование, которое обречено на граничное состояние. Для этого состояния в немецком языке есть термин Grenzsituation. Этот термин ввёл в мировой философский дискурс немецкий философ Карл Ясперс, правда, он эту категорию использовал для индивидуумов, а не для государств. Но эта метафора позволяет видеть Украину эдаким мегасуществом, история которой измеряется двадцатилетием. Она открывается 24 августа 1991 года и находит подтверждение 1 декабря 1991 года, с его блестящим референдумом о независимости. Но это начало имело очень неспокойный и тревожный вид. Факторов этого беспокойства сразу несколько.

Во-первых, Россия как фактор. На тот момент она вроде как уже демократическая. Но тогда особо актуально звучала фраза, приписываемая Винниченко. Дескать, российская демократия заканчивается на украинском вопросе.

Во-вторых, старое, с плохо спрятанными коммунистическими признаками руководство страны. Так не бывает, чтобы государство новое, а руководство старое. А в Украине было!

В-третьих зима. Это означало проблему ресурсов, в первую очередь, топливных. Сумасшедшие инфляционные скачки, нехватка бумаги, электричества, спичек и муки. Для Украины это могло закончиться так же печально, как в 1918-1920 годах. Внезапно выяснилось, что мы начинаем свою новейшую историю в состоянии тотального упадка и разрухи.

Ещё был такой фактор как Запад. Западный мир. Западное сообщество, которое не знало как к нам относиться. И, кроме всех проблем, Украина получила в наследство ещё и ядерное оружие.

Конечно, этих факторов было не 3 и не 4, а больше. Я остановился только на тех, которые могли быть решающими в плохом смысле. Так что с самого начала было вот такое вот “Быть или не быть”. Иногда казалось, что вся эта независимость нам просто приснилась — мы проснёмся, и её не станет.

Именно тогда, в те дни недалеко от Мюнхена я начал писать свой роман “Московиада”. Этот роман стал реакцией на это тревожное состояние, на это балансирование. Я наивно пытался своим текстом предупредить определённых фатальный ход событий.

Тогда у меня не было времени на философствование: Империя хотела срастись вновь, и это абсолютно не требовало каких-то суперусилий. В финальных сценах “Московиады” возникает такой себе таинственный докладчик в натянутом на голову чёрном чулке, который формулирует далеко идущий план будущего возрождения Империи.

“Во главе новоиспечённых, пардон, независимых правительств возникнут апробированные нами и нами же поставленные исполнители. Хаос будет порождать хаос. Там где это невозможно к власти придут просто выблядки, или политические проститутки, или просто неудачники. Всё утонет в серятине, блевоте, подлости. Великая энтропийная волна, которая разнесла вдребезги Великую Империю, разнесёт на клочки и независимые, извините, государства. Всё это будет выглядеть слишком карикатурно: эти назначенные нами президенты, эти купленные нами парламенты, эти приграничные конфликты шиитов с суннитами, католиков с кришнаитами, а православных с дзен-буддистами. Эти героические потуги западных банкиров научить сумасшедших свободе. Эти голодные межусобицы, бунты и страйки. Эта индустрия церквей и борделей. Огромный ворох ненужных конституций и деклараций. Тотальный мусорник. Нет! Много независимых мусорников во главе с неуклюжими марионетками. Вот наша программа действий!”

Украина для осознания Российской империи это такой себе краеугольный камень. Без Украины эта империя может быть только пародией на себя саму. А ставать не империей Россия пока что ещё не готова.

Но почему Украина с этой грани сойти не может? Я попробую прочертить событийным пунктиром минувшее двадцатилетие. Мне самому становится интересно: сколько было моментов, когда Украина балансировала практически на грани.

1992-93. Лавиноподобная инфляция. Вокзалы-базары, по которым массово скупаются российские рубли. Средняя зарплата в размере 8 долларов в месяц. Паралич инфраструктуры, шахтёрские забастовки, энергетический коллапс. Бесконечные встречи Кравчука с Ельциным и бесконечные уступки первого второму.

1994. Катастрофические результаты сначала парламентских, а потом и президентских выборов. Как говорил герой другого моего романа “12 обручей”, австриец Йозеф Цумбруннен: “Эта страна имела блестящие шансы измениться и из состояния перманентного уродства и олигофренической беспомощности практически молниеносно перепрыгнуть хотя бы до состояния нормальности. Выяснилось, между тем, что внутренне количество тех, кто не хочет этого, не хочет вообще её существования как такового существенно превышает все допустимые границы”.

1998. Ещё более ужасный, хотя, казалось бы куда уже дальше, результат парламентских выборов. Практически безнадёжный.

1999 Мы вынуждены радоваться второй победе Леонида Кучмы на президентских выборах, поскольку, как выяснилось могло быть и хуже. Но, отделались Кучмой, его вторым сроком.

2000-2001. Исчезновение Георгия Гонгадзе. Эскалация конфликта вокруг его убийства. Первые в новейшей истории Украины массовые выступления против власти и жестокое их подавление.

2001-2004. Попытки режима установить диктатуру, пусть даже и мягкую. Установление цензуры, разговоры про единое экономическое пространство, такую себе новую форму Империи. И принципиальное решение Кучмы о том, что Украина в этот союз обязательно вступит.

2004. Грязнейшая президентская предвыборная кампания, и ещё более грязные фальсификации на президентских выборах. Насилие, обман, ощущение пропасти. Однако же в том же 2004 случилось чудо, которое просто разорвало этот гнетущий поток. Оранжевая революция это не просто позитивный, а просто уникальный по своей концентрации света момент. Украинское “быть или не быть” решительно сдвинулось в сторону “быть”. Но уже следующий год показал всю преждевременность этих радостных выводов. Поворотного момента не получилось.

2005. Кризис новой власти. Начало открытой, рассчитанной на публику войны Ющенко и Тимошенко. В конце года — “газовая война — 1”.

2006. Возвращение во власть “вчерашних” во главе с Януковичем. Очевидным стало политическое бессилие Ющенко и его неадекватность.

2008-2009. Несмотря на возвращение во власть, “оранжевые” продемонстрировали тотальную неспособность держать ситуацию под контролем.

2009. “Газовая война — 2”, её Украина проиграла ещё более позорно, чем первую.

В этом 20-летнем прошлом я ищу хоть какие-нибудь позитивные эпизоды. С момента победы на президентских выборах в 2010 году Януковича начинается что-то вроде перманентной, ежедневной катастрофы. Узурпация власти, наступление на гражданские права и свободы, харьковское предательство, вездесущая советизация гуманитарной сферы. Слезоточивый газ и дубинки, которые используются для разгона мирных демонстраций. Судовые заседания, которые напоминают физические пытки подсудимых. Такой власти, как эта, ещё не было. Даже в Украине. Это катастрофа, из-за которой на второй год этого дикого правления мы наконец-то начинаем приходить в себя. Мы начинаем смеяться.

Но насколько мы искренни в своём веселье? И что означает этот смех?

Я помню, ещё в начале 2010 года один из анонимных комментаторов написал: “это только сначала больно, потом вы привыкнете”. Почему 20 лет независимости не только не отвели нас от этой опасной черты, но привели вообще к самой последней смертельной грани. Почему половина украинцев упрямо и последовательно выбирает “не быть”?

Если мой вопрос “почему?” скрестить с моим вопросом “когда?”, то на этом перекрёстке может выйти вопрос “чего не хватает?”. Сформулировав такой список вещей, которых нам не хватает, можно составить план действий, как нам спасаться. У нас, к примеру, слишком много “оптимизма” — самообмана и самоуспокоения. И слишком мало самокритичности и самоиронии.

На уже описанную пограничную ситуацию, судя по тому же Карлу Ясперсу, мы реагируем самым плохим образом. Этот способ Ясперс называет немецким словом Verschleierung — вуалирование. Оптимизм, почему-то по умолчанию считается позитивным. На самом деле, за 2 года своего очень наглого хозяйничанья режим не столкнулся ни с одной проблемой. Не было ни одного серьёзного протестного выступления. Это можно объяснить тем, что режиму противостоит не общество, которого вроде-как уже и нет, а много отдельных, разрозненных недовольств.

Нам, на самом деле противостоит система, повалить которую фантастически сложно, если вообще возможно. Она руководствуется не здравым смыслом, а инстинктами и рефлексами. И если победа Оранжевой революции была просто чудом космического масштаба, то тут нам необходимо космическое чудо не в квадрате, а в кубе.

Другая идея для самоуспокоения и оптимизма состоит в том, что все двигается в правильном направлении, что в нас автоматически отмирает “совок”. Мне кажется, что “совок” не только не отмирает, он омолаживается всеми силами и очень быстрыми темпами. Нам не хватает ответственности и взрослости.

Нам не хватает солидарности. Той, которая называется гражданской солидарностью, поскольку именно она, а не политики, выводит на площади сотни тысяч людей. Она и выиграла, собственно говоря, Оранжевую революцию. А куда она делась со временем?

И тут мне вспоминается разговор двух кумов, один из которых высокий милицейский чин: “Мы вынуждены бить вас дубинками, пока вас на демонстрации выходят тысячи, даже 10 тысяч. Вот если вас выйдет 100 тысяч, мы вас трогать не будем”. Эту фразу надо запомнить.

Но солидарность необходима не только для выхода на площади. Она нужна в ежедневной жизни. Этот режим держится на том, что исполнители считают: им всё сойдёт с рук. Кроме того, нам не хватает “не цинизма”. Не пафоса, поскольку пафоса, такого детского, инфантильного у нас даже чересчур. Идёт речь про антицинизм. То замечательное чувство, когда люди начинают верить в какой-то позитив и друг в друга.

В прошедшем 20-летии у нас накопилось столько отчаяния, что из него уже просто так не выбраться. Мы каждый день грузнем в нём всё глубже. И поэтому тут необходимо какое-то большое сверхусилие — с этой трясины отчаяния можно только выпрыгнуть, как Барон Мюнхаузен. Как будет выглядеть этот спасительный прыжок, покажет в скором времени вот этот наш 21 год. Он только что начался, а вместе с ним, и очередная возможность выбрать. При чём не только очередная, но и последняя. Мы можем назвать этот выбор прыжком из отчаяния в полноту бытия, или, конкретнее, из Granzland в Украину.

Александр ЗАКЛЕЦКИЙ