В чем суть украинско-российского спора?

Полпред ОГПУ по Средней Азии Евдокимов становился полпредом по Северо-Кавказскому краю, а заместитель председателя ОГПУ Балицкий — полпредом в УССР. Оба уже работали ранее в регионах нового назначения: Евдокимов — в 1924—1929 гг., а Балицкий — в 1919—1931 гг. 1 декабря Балицкого кооптировали в члены политбюро ЦК КП(б)У. Эти чекисты должны были возглавить задуманную генсеком террористическую акцию невиданного масштаба.

Мы не знаем, как Сталин инструктировал Балицкого, но узнать об этом нетрудно: шеф украинских чекистов озвучил поставленные задачи в оперативном приказе по ГПУ УССР за № 1 от 5 декабря 1932 года. Смешав в одно целое саботаж хлебозаготовок, массовые кражи хлеба в колхозах и совхозах, переброску из-за границы петлюровских эмиссаров и распространение в сельской местности петлюровских листовок, Балицкий (а точнее — Сталин) делал вывод о “безусловном существовании на Украине организованного контрреволюционного повстанческого подполья, связанного с заграницей и иностранными разведками, главным образом — Польским генштабом”.

На первый взгляд, приказ был странным: аппарату госбезопасности диктовалась версия о деятельности антисоветской агентуры, вплоть до ее связей с Польским генштабом. Исполнителям оставалось лишь материализовать следственными действиями контрреволюционные организации и наполнить их арестованным членским составом. Но в обратной последовательности действий не было ничего странного. Чекисты должны были выявлять очаги возможного сопротивления и уничтожать их еще до того, как они могли себя проявить. Имея колоссальный корпус сексотов и провокаторов, они были способны действовать на опережение. В данном случае для Сталина оказалось важным связать возможное сопротивление “сокрушительному удару” со стороны местного компартийно-советского аппарата с деятельностью польской дефензивы. Такая связка парализовала местных аппаратчиков, лишая их возможности оказывать сопротивление планируемому уничтожению миллионов людей.

Следующий шаг, который еще более приоткрыл замысел Сталина, был сделан в Кремле 10 декабря 1932 года. В этот день на заседание политбюро ЦК ВКП(б) были вызваны руководители УССР. Генсек беспощадно раскритиковал за мягкотелость в борьбе с саботажниками генерального секретаря ЦК КП(б)У Станислава Косиора и обвинил Николая Скрыпника в связях с “националистическими элементами”. По результатам этого заседания 14 декабря было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР “О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области”. В нем шла речь не столько о хлебозаготовках (устанавливался новый срок выполнения заготовительного плана для УССР — до конца января), сколько об украинизации. Будучи разновидностью политики коренизации, т.е. укоренения советской власти в национальных регионах, кампания украинизации проводилась последовательно и энергично. Обнаружилось, однако, что она способствует быстрому росту национального самосознания населения как в УССР, так и на Кубани. Поэтому украинизация была поделена на “большевистскую” и “петлюровскую”. Дальнейшей украинизации в УССР придали большевистский характер путем борьбы с “украинским буржуазным национализмом”, объявленным главной опасностью. Украинизация за пределами УССР вовсе запрещалась. Кубанцам предписывалось считать себя русскими. При переписях населения 1937 и 1939 гг. украинцами записывали только тех, кто прибыл на Северный Кавказ после предыдущей переписи 1926 года.

В программу “сокрушительного удара” вошло впервые озвученное Кагановичем 1 ноября 1932 года предложение занести наиболее отстающие по хлебозаготовкам села на “черную доску”. По тексту постановлений, которые публиковались в газетах, статус “черной доски” не выглядел смертельным. Речь шла о прекращении снабжения товарами широкого потребления, отказе от кредитования, досрочном взимании выданных кредитов и т.д. Рапортуя 8 декабря Сталину о том, что ЦК КП(б)У и СНК УССР поставили на “черную доску” шесть крупных сел, а руководители областей — до 400 сел, Косиор невысоко оценивал эффективность такой карательной меры. “Наиболее хорошие результаты из репрессий дает натурштраф и лишение усадебной земли”, — сообщал он.

Мы не располагаем документами, которые фиксируют, как и кем было учтено замечание Косиора. Возможно, что такие документы существуют в потаенных архивах ФСБ РФ. Но из воспоминаний выживших явствует, что замечание было учтено простейшим способом: эту кару объединили с натуральными штрафами. Чекисты заблокировали поставленные на “черную доску” села, в них шли постоянные поиски спрятанного зерна, сопровождаемые натуральными штрафами. Лишенные всякой еды, люди начинали умирать от голода.

“Сокрушительный удар” по украинскому крестьянству наносился под прикрытием зимней хлебозаготовительной кампании. Обозленному надвигающимся голодом городу надо было показать виновника: проникшего в колхозы кулацкого саботажника. Нежелание крестьян третий год подряд без всякой оплаты работать на государство можно было расценивать как стихийный саботаж, но Сталин хотел представить его в категориях классовой борьбы, к тому же смыкавшейся с петлюровским подпольем в Украине и Польским генштабом. Его подголосок Каганович писал из Краснодара 5 ноября: “Главная задача здесь сейчас — это сломить саботаж, несомненно организованный и руководимый из одного центра”.

Городу надо было показать результаты борьбы с саботажем — подземные “пшеничные города”, о которых постоянно твердили газетчики. Крестьяне действительно старались уберечь от заготовителей жалкие остатки урожая, чтобы спастись от голода. Используя для обысков все еще существовавшие комитеты незаможных селян, сельскую милицию, уполномоченных по хлебозаготовкам, которых согнали в села из городов десятками тысяч, и собственную, весьма многочисленную агентуру, чекисты пытались найти ямы с припрятанным хлебом. В отличие от картин голода, вскрытие ям демонстрировалось советской кинохроникой, и эти кадры теперь с удовольствием используют российские кинодокументалисты.

На заседании политбюро ЦК КП(б)У 20 декабря с участием Кагановича и Постышева Балицкий докладывал, что с начала декабря сотрудники ГПУ нашли 7 тысяч ям и 100 “черных амбаров”, в которых находилось 700 тыс. пудов зерна. Следовательно, грандиозная кампания обысков дала ничтожный результат. Количество найденного зерна не имело государственного значения. Отсутствие “пшеничных городов” украинские крестьяне подтвердили впоследствии собственной гибелью.

На упомянутом здесь заседании политбюро ЦК глава украинского правительства В. Чубарь говорил о том, что недостатком хлебозаготовительной кампании является слабое использование натуральных штрафов. С. Косиор таким недостатком считал повальные, но малоэффективные обыски. Сопоставляя эти мнения, мы приходим к заключению о том, что во второй декаде декабря натуральные штрафы и обыски еще не слились в одну репрессивную акцию. Тем не менее, начало Голодомора следует отнести к ноябрю и декабрю 1932 года. В эти месяцы слияние обысков и натуральных штрафов уже состоялось в сотнях поставленных на “черную доску” и заблокированных чекистами сел.

СТАЛИНСКАЯ ТЕЛЕГРАММА КРЕСТЬЯНАМ УКРАИНЫ

1 января 1933 года в Харьков пришла телеграмма Сталина, которую надлежит привести полностью:

“Предложить ЦК КП(б)У и СНК УССР широко оповестить через сельсоветы колхозы, колхозников и трудящихся единоличников, что:

а) те из них, которые добровольно сдают государству ранее расхищенный и скрытый хлеб, не будут подвергаться репрессиям;

б) в отношении колхозников, колхозов и единоличников, упорно продолжающих укрывать расхищенный от учета хлеб, будут применяться строжайшие меры взыскания”.

В чем заключался смысл телеграммы? Ответа никто не давал с 1990 года — момента первой публикации этого документа. Я тоже не обратил надлежащего внимания на телеграмму, когда готовил к печати в 1991 году свою первую книгу о коллективизации и голоде. Помню только, что недоумевал: как мог руководитель государства через сельсоветы общаться с крестьянством одной из национальной республик? Лишь после того, как были расставлены в надлежащем порядке искусно перемешанные фрагменты сталинских действий в 1932 году, стало ясно, что начало Голодомора на всей территории Украины можно датировать с точностью до одного часа — часа получения этой телеграммы в Харькове.

Уже знакомый с натуральными штрафами и обысками читатель поймет скрытый смысл телеграммы при помощи нехитрого сопоставления двух ее пунктов. Первый пункт требовал сдавать зерно, а второй угрожал тем, кто это требование проигнорирует. Каким же способом можно было определить тех, кто игнорировал сталинское требование? До сих пор не придумали ничего другого, кроме обыска. Сталинская телеграмма была сигналом к у массовым обыскам.

Благодаря чекистам генсек уже знал, что в украинском селе нет запасов зерна, которые имели бы государственное значение. Зачем понадобилась телеграмма, суть которой сводилась вроде бы к обыскам ради обысков? Ответ очевиден: чтобы под предлогом хлебозаготовок, к которым уже привыкли и в деревне, и в городе, воспользоваться законодательством о натуральных штрафах и провести карательную акцию, смысл которой сводится только к одному: вслед за проведенной ранее конфискацией хлеба лишить крестьян любой другой еды.

Всякий раз (в том числе и в полемике с проф. В. Кондрашиным на страницах газеты “День”) представители российской стороны говорили мне: нет документа, который предписывал бы конфисковывать все продовольствие в украинском селе и тем самым обречь крестьянство на смерть от голода. Согласен, что сталинскую телеграмму нельзя считать прямым документальным подтверждением виновности Кремля в деле конфискации продовольства. Она свидетельствует о том, что Сталин обратился к украинскому крестьянству с угрозами по поводу хлебозаготовок. Но телеграмма была сигналом к обыскам крестьянских усадеб во всеукраинском масштабе. К тому же существует законодательство о натуральных штрафах. И, наконец, мы знаем о последствиях, вызванных сталинской телеграммой. Тысячи выживших людей в один голос заявляют, что во время обысков у “должников” забирали все съедобное. Оставляли во многих случаях корову, поскольку действовало постановление ЦК ВКП(б) “О принудительном обобществлении скота” от 26 марта 1932 года.

Здесь нет нужды цитировать свидетельства очевидцев. Часть их приведена в Национальной книге памяти жертв Голодомора, во многих других изданиях, некоторые остаются в рукописях. Люди говорили о том, что под руководством чекистов члены комитетов незаможных селян и прочие “активисты” под предлогом поисков припрятанного зерна изымали в крестьянских подворьях не только сало, мясо и картофель, что предусматривалось законодательством о натуральных штрафах, но и все остальные съестные продукты. Это ли не документы?

Есть люди, которые свидетельствуют о том, что в их селах не было таких конфискаций. Не следует с порога отбрасывать их заявления. Карательная акция чекистов происходила на большой площади, но не коснулась сел пограничной полосы, глухих местностей Полесья, а также колхозов, которые выполнили хлебозаготовительный план. По состоянию на октябрь 1932 года из наличных в статистической выборке 23 270 колхозов годовой план выполнили 1 403.

Конфискация еды под прикрытием хлебозаготовок была лишь частью всей акции. Несовместимые с физическим существованием условия для украинского крестьянства складывались только тогда, когда она соединялась с запретом на информацию о голоде и с блокадой голодающих.

Запрет на информацию не имеет документального подтверждения, но известно, что Кремль не признавал голод 1932—1933 гг. в СССР вплоть до 25 декабря 1987 года. Связанная с голодом терминология не употреблялась даже в документах с грифом “совершенно секретно”. Она использовалась только в закрытом сегменте делопроизводства со специфическим статусом “особой папки”.

Блокада сел, в которых было конфисковано все продовольство, имеет полноценное документальное подтверждение. 22 января 1933 года ЦК ВКП(б) и СНК СССР разослали в соседние с украинскими регионы шифровку такого содержания: “До ЦК ВКП и Совнаркома дошли сведения, что на Кубани и Украины начался массовый выезд крестьян “за хлебом” в ЦЧО, на Волгу, Московскую обл., Западную обл., Белоруссию. ЦК ВКП и Совнарком СССР не сомневается, что этот выезд крестьян, как и выезд из Украины в прошлом году, организован врагами Советской власти, эсерами и агентами Польши с целью агитации “через крестьян” в северных районах СССР против колхозов и вообще против Советской власти”. Этот документ редактор третьего тома сборника “Трагедия советской деревни” (М., 2001) И. Зеленин сопроводил такой ремаркой: Сталин написал его собственноручно (автограф сохранился), и только в перепечатанном экземпляре под ним появилась подпись Молотова.

Несколько слов по поводу замечания Сталина о выезде из Украины в 1932 году. Действительно, когда в УССР начался голод, вызванный хлебозаготовками из урожая 1931 года, около 3 млн. крестьян бросились в соседние регионы за продовольствием.

Конфискация всей еды практически сразу превращала давно голодавших крестьян из кипящей от возмущения в инертную массу. Секретарь Сталиндорфского райпарткома Кипер сообщал в Днепропетровский обком КП(б)У 25 февраля 1933 года: “Отчаяние колхозников дошло до крайних пределов: люди перестали просить помощи, лежат в холодных нетопленых домах и ждут смерти”. Именно таких последствий Сталин и добивался.

Как долго продолжалась чекистская акция по изъятию продовольства? Логично допустить, что она завершилась с началом масштабной продовольственной помощи голодающему крестьянству. 7 февраля политбюро ЦК ВКП(б) приняло первыепостановления — по Днепропетровской и Одесской областях о предоставлении продовольственной помощи (по 200 тыс. пудов ржи). Помощь предназначалась “партийному и беспартийному активу нуждающихся колхозов”. После того, как “сокрушительный удар” сделал невозможным социальный взрыв, лексика Сталина изменилась: “кулацкие саботажники” превратились в “беспартийный актив колхозов”.

Станислав КУЛЬЧИЦКИЙ