Об этом Марченко рассказал во время публичного интервью на онлайн-конференции Forbes “Без розовых очков. Бизнес и государство во время войны”.
“Можем спокойнее смотреть на отопительный сезон”
Что самое важное в проекте государственного бюджета на 2023 год с точки зрения бизнеса, предпринимателей, финансовой стабильности?
Я бы начал с того, в каком состоянии мы сейчас находимся. Мы не можем самостоятельно обеспечить все свои бюджетные нужды, поэтому ключевой фокус Министерства финансов смещен на работу с партнерами и донорами для привлечения средств для финансирования бюджета.
Это приоритет номер один, он определяет все остальные приоритеты и дискуссии как в части доходов и налоговой политики, так и в части расходов. Дефицит и необходимость его финансирования являются ключевым условием выживания страны. В противном случае нам придется проводить сложные и непопулярные мероприятия по сокращению расходов или жить за счет эмиссии и других рисков, связанных с этим.
Для нас важно сохранить макростабильность в части обеспечения покрытия дефицита за счет привлечения средств. Мы справляемся. С начала войны мы привлекли более $19 млрд [от международных партнеров]. До конца года при оптимистическом сценарии есть возможность привлечь еще $16 млрд. В таком случае это позволит нам перекрыть все наши потребности в части финансирования и закрыть этот год.
2023 год не выглядит лучше. Ожидаем, что война продлится, военный бюджет будет составлять, как и сейчас, 50% расходов. Как и в этом году, будет важна работа с нашими партнерами и донорами, которые нас поддерживают. Но следует думать и говорить, что ситуация в мире резко изменилась. В начале войны экономики стран находились в достаточно нормальном состоянии. Сейчас же в связи с агрессией РФ против Украины мы видим снижение темпов роста, в том числе в США и Еврозоне, в Китае.
Это влияет на мировое потребление разной продукции, в том числе экспортоориентированной. Цены на энергоносители, являющиеся одним из ключевых факторов турбулентности, это основной угрожающий тренд для всех стран. Выросли цены на продовольствие на 20%, что также связано с войной. Вследствие этого в США, Великобритании, в Еврозоне мы видим сорокалетние максимумы инфляции — более 10%.
Доходность гособлигаций Великобритании выросла до 4%, иногда она приближалась к 5%. Просто напомню: Украина в 2020-м заимствовала около 7%. Можно понять, что 5% для Британии — высокий показатель.
Следствием этих экономических изменений могут стать политические кризисы и отставки правительств. Внутренние вызовы для них могут в итоге стать существеннее внешних. Некоторые страны начинают проводить контрциклические мероприятия, например, за счет введения налога на сверхприбыли, в первую очередь на энергетические предприятия.
В развитых странах дискутируется flat rate, минимальная ставка налога на прибыль в 15%, для того чтобы предотвратить переток капитала в страны, которые хотят создать более привлекательные условия. Нам следует обращать на это внимание. Учитывая еще то, что мы сейчас кандидаты на членство в ЕС, мы не можем это игнорировать и внедрять резкие изменения в налоговой политике.
Мы готовили бюджет на 2023 год, предусматривающий стабильную и неизменную налоговую базу. Нам важно показать, что мы можем самостоятельно собирать достаточное количество налогов, чтобы финансировать нашу армию, ведь мы не можем этого делать за счет грантов и донорских средств.
Бюджет готовился в августе-сентябре. За эти полтора месяца риски глобальной рецессии значительно усилились, как мы видим. Насколько с тех пор увеличились риски невыполнения основных параметров бюджета-2023?
Ключевой вопрос для нас — платежный баланс, а значит, курсовая стабильность и возможность обеспечить рост ВВП. Сейчас потребительские настроения бизнеса и граждан дают основания утверждать, что после падения ВВП на 33—35% в следующем году у нас будет при любых условиях экономический рост. Мы не учитываем существенного ухудшения ситуации в военном плане.
Я не вижу перспектив для существенного пересмотра макропрогноза. У нас есть возможность самостоятельно обеспечить страну достаточным объемом энергоносителей, что позволяет спокойнее смотреть на отопительный сезон.
В Великобритании и Германии правительства разработали обширные программы субсидирования промышленных потребителей. Нужны ли подобные дополнительные меры для Украины?
Правительством уже создан механизм, позволяющий компенсировать разницу рыночной и фиксированной стоимости для компаний, поставляющих электроэнергию и газ. Думаю, что в следующем году мы пойдем похожим путем. Сейчас не слишком благоприятная среда для того, чтобы говорить о повышении тарифов. До окончания войны речи об этом не будет.
“Традиционная политика МВФ не сработает для Украины”
НБУ предполагает возможность того, что курс гривни к доллару в следующем году будет более твердым, чем заложен в бюджете. Что это значит с точки зрения бюджетных доходов?
Мы ориентируемся на прогноз курса от Министерства экономики, среднегодовой показатель — 42,2 грн/$. Укрепление гривни действительно может повлиять на доходы, но поскольку мы зависимы от внешних поступлений, я не думаю, что более сильная гривня существенно отразится на общей ситуации с бюджетом.
К тому же они предусмотрены по пессимистическому сценарию: мы не видим резкого роста доходов, поэтому ошибка макропрогноза не будет иметь такого влияния, как это могло бы быть [в мирное время].
Если мы сможем гарантировать $38 млрд внешней помощи для финансирования бюджета плюс возможные средства на восстановление, это станет серьезным импульсом, который позволит удержать ситуацию.
Давайте попробуем разложить эти $38 млрд. Есть надежда на программу МВФ на 17 млрд на следующий год. Есть ожидания поступлений от США и ЕС. На какие направления вы разделили бы возможные источники поступления этих $38 млрд?
Среди надежных партнеров можно выделить правительство США. Это партнер номер один, который ежемесячно поддерживает нас грантами на $1,5 млрд и действует четко и ритмично. Далее — ЕС и макрофинансовая помощь. Следующее — средства МВФ и в меньшей степени Всемирного банка. Мы рассчитываем, что Украина получит новую программу МВФ, мы над этим активно работаем и надеемся, что наши аргументы будут приняты. Решения за Фондом, но наши ожидания общеизвестны: программа очень необходима.
Каковы сейчас главные замечания со стороны МВФ? Какие препятствия мы должны преодолеть, чтобы получить эту программу?
Речь идет о среде, в которой находится Украина. Мы — страна с оккупированными территориями и полномасштабной войной. В то же время у нас есть функционирующее правительство, а государство выполняет все обязательства. Таких примеров в мировой истории немного. Это вызывает определенные сложности.
Следует оценить наши показатели, прогнозы, доходы, расходы. Далее — создать условия, чтобы обеспечить положительное развитие. Если мы говорим, что в этом году у нас дефицит бюджета 30% ВВП, а в следующем — 20% ВВП, то программа должна быть направлена на то, чтобы этот дефицит был сокращен до 3%, которые у нас были до войны.
В условиях полномасштабной войны это сделать очень трудно. Также чувствителен вопрос долговой стабильности. Со стороны Нацбанка — обеспечение постоянства монетарной политики, курсовая стабильность и инфляция. Например, если мы в этом году ожидаем инфляцию до 30%, то инструменты программы МВФ должны быть направлены на то, чтобы она была в рамках до 5%.
Формирование такого рода политики — непростая задача. Мы продолжаем воевать, зависим от внешней помощи, не можем опираться на нашу налоговую базу и имеем 50% бюджета на сектор безопасности и обороны. Традиционных решений в таких ситуациях нет. Типичная политика МВФ не сработает для Украины.
“Партнеры спрашивают, какую работу мы проводим с налогами”
Правильно ли я понимаю, что главный принцип налоговой политики в наших условиях — неизменность, то есть отказ от радикальных шагов по увеличению или уменьшению налогового бремени?
Мы считаем возможным приведение налоговой базы к условиям, в которых она была до начала войны. Мы возобновили налоги на таможне, НДС и импортные сборы, а также возвращены акцизные сборы и НДС на топливо.
Наши партнеры, которые дают средства Украине, тоже спрашивают, какую работу мы проводим внутри страны с нашими налогами. Почему они должны нас поддерживать, если не видят, что мы делаем в части сбора налогов и сокращения непрофильных расходов? Мы должны на эти вопросы давать четкие ответы.
Что касается планов на следующий год, есть ли план Б, если не удастся собрать $38 млрд международной помощи? Возможны ли какие-либо повышения акцизов или НДС для того, чтобы компенсировать разницу?
Я не анонсировал бы наличие конкретного плана. Набор решений есть. В последние полгода мы пересмотрели сценарий экстренных мер по ограничению импорта и дополнительных импортных налогов. Это контраверсионное решение, мы его сейчас не рассматриваем.
“Меню” предполагает разные сценарии, в том числе дальнейшее сокращение расходов бюджета. Несколько этапов сокращения уже прошли. В первую очередь сокращены все капитальные издержки. Далее мы сократили на 10% бюджеты без исключения по всем министерствам и ведомствам. На следующий год в этом секторе будет дополнительное сокращение еще на 10%.
Сбор налогов стабилизировался?
На таможне налоги сентября были ниже, чем мы ожидали. Были перебои с польской таможней, где были очереди. Это повлияло на поступления, мы потеряли из-за этого несколько миллиардов. Но показатели вышли на лучший уровень, чем в марте — апреле. В апреле мы говорили о сборе в 7—8 млрд, сейчас — 30 млрд грн.
Налоговая выполняет обязательства. Остается вопрос ритмичности возмещения НДС, но здесь существует линейная зависимость от наличия средств на казначейском счете.
Поводы для оптимизма есть. Цель — создать условия, когда мы за счет собственных доходов сможем обеспечить финансирование армии. Это позволит нам отказаться от финансирования НБУ.
Проблема с возмещением НДС, как и когда она может быть решена?
В начале этого месяца часть суммы уже была возмещена. “В работе” еще 5 млрд грн. При наличии средств они будут выплачены в ближайшее время.
“Пока говорим только о возобновлении критической инфраструктуры”
Как в 2023 году будет финансироваться восстановление уничтоженного жилья и инфраструктуры?
Вопрос в том, за счет каких источников это профинансировать. Единственный существенный инструмент — изъятие активов РФ на территории Украины и в других странах. Другой вариант — помощь со стороны партнеров.
Объем государственных активов растет и из-за ситуации с конфискацией активов россиян, и из-за уменьшения частного сектора. Насколько сейчас государство способно распоряжаться этими активами так, чтобы это сработало в плюс, а не в минус?
Вопрос способности действенен, но мы находимся в активной войне. О широкой рамке восстановления пока речь не идет, скорее мы говорим о восстановлении наиболее критической инфраструктуры. Это водоснабжение, электроснабжение, логистика, разрушенные мосты.
Я бы не говорил, что у нас нет возможности восстановления критической инфраструктуры. Вопрос по поводу “Большого строительства” и послевоенного восстановления активно обсуждается. Мы подойдем к этому, когда поймем, в каком состоянии страна выйдет из войны и какой объем средств потребуется. Мы уже говорим о сотнях миллиардов, но и война еще не завершилась.
Сейчас бизнес находится в бюджетном процессе на 2023 год. Что им следует закладывать в бюджет? Что бы вы посоветовали?
Я уважаю бизнес, особенно оставшийся работать в Украине, несмотря на войну. Мы можем сказать, что для бюджета мы закладываем риск, что война продолжается, что ситуация будет достаточно напряженной. Что касается хеджирования рисков со стороны бизнеса, я думаю, что бизнес, который работает в Украине, — это стальные люди, выдержавшие этот период. Поэтому нет сомнений в том, что дальше они будут только расширяться и развиваться.
Владимир ФЕДОРИН
