Поколение Моргенштерна

Уже через несколько недель Украина отметит 30-летие независимости, и по этому случаю будет сказано немало слов о несбывшихся украинских надеждах. Однако юбилейные разочарования связаны не только с политикой и экономикой, но и с демографией. 

Двадцать или десять лет назад естественная демографическая динамика казалась отечественным пропуском в светлое будущее. Главным бичом Украины считались пожилые граждане, тоскующие  по своей имперской молодости и голосующие за Симоненко и Януковича.

“Спаси страну, спрячь бабушкин паспорт!” — без этой эйджистской шутки не обходились ни одни украинские выборы. Патриоты мечтали о времени,  когда бракованное поколение вымрет, и ему на смену придет молодая поросль, не заставшая коммунистическую империю.

Сегодня приходится констатировать,  что этот заманчивый план не сработал.

Во время последней президентской кампании патриотическая общественность с ужасом обнаружила, что паспорта нужно отнимать уже не у бабушек, но у внуков, массово голосующих за шоумена Зеленского.

А отечественную блогосферу регулярно сотрясают скандалы с участием несознательной молодежи, рожденной после 1991 года. 

Курсантки Харьковского национального университета внутренних дел, танцующие под русский блатной шансон.

Другие курсантки, выкладывающие в TikTok видео с молодым российским полицейским.

Двадцатилетняя блогерша Онацкая, уличенная в недостаточном патриотизме и вызвавшая гнев Министерства обороны.

Киевская школьница Леоненко, внесенная на “Миротворец” из-за неподобающих высказываний об украинизации.

Футболисты сборной Украины, фотографирующиеся с россиянином Бастой на отдыхе в Турции. 

Толпы безымянных тинейджеров, пренебрегающих украинской музыкой и предпочитающих российский рэп… 

Наконец, шокирующий опрос группы “Рейтинг”, обнародованный на днях и свидетельствующий о том, что наибольшая доля согласных с тезисом об “одном народе” — в возрастной группе до тридцати лет…

Новое поколение становится новой головной болью, оттесняя на задний план вымирающих старорежимных пенсионеров.

По иронии судьбы, это слегка напоминает послевоенный СССР, где на место традиционных антигероев из прошлого — недобитых белогвардейцев, кулаков и попов — пришли отрицательные персонажи, полностью сформировавшиеся в советское время.

Официальной пропаганде пришлось перестраиваться и осваивать новый нарратив: “Почему могла возникнуть в среде советской молодежи такая гнилая плесень?”

Сходства добавляет ярко выраженная аполитичность нынешних паршивых овец. Их кумир — не Путин или Сталин, а скорее популярный соседский рэпер Моргенштерн, с недавних пор не допускаемый в Украину.

Поневоле вспоминаются советские стиляги и неформалы, чье расхождение с официальной идеологией прежде всего касалось моды и музыкальных вкусов. 

Впрочем, феномен аполитичной молодежной фронды хорошо известен и за пределами СССР. В Германии 1930-х существовал так называемый “Swing-Jugend”: легкомысленные юнцы, равнодушные к вставанию немецкой нации с колен и преклонявшиеся перед англо-американской культурой.

Во Франции 1940-х безыдейная молодежь вливалась в ряды “zazous”, ценивших осуждаемый заграничный джаз, а не официальную пропагандистскую триаду “Travail, Famille, Patrie”. Не избежали подобной  напасти и демократические страны.

В 1960-х американская стратегия сдерживания коммунизма провалилась из-за вызывающей аполитичности молодого поколения: из-за улыбчивых хиппи, рока, Вудстока и знаменитого  слогана “Make love, not war”.

Украинский патриотический проект достаточно идеологизирован, чтобы столкнуться со схожей проблемой. И это было вполне предсказуемо. 

Мысль о том, что по мере омоложения страны должна автоматически расти идейность украинцев, ошибочна сама по себе. Наоборот, для сорокалетних активистов, закаленных в боях с Януковичем и Табачником, патриотизм наполнен живым  эмоциональным содержанием.

Украинизация, декоммунизация, национальная эмансипация воспринимаются как бунт против старого порядка, как нечто модное и революционное. Но для юного поколения это просто данность, на фоне которой приходится взрослеть.

Данность, щедро сдобренная казенщиной, не вызывающая особых эмоций и не мешающая любить условного Моргенштерна. Причем естественное побуждение патриотической общественности — срочно заняться перевоспитанием юношества — рискует принести больше вреда, чем пользы. 

Направлять молодежь на путь истинный и ограждать ее от предосудительного досуга пытались многие. Но это неважно получалось даже у авторитарных режимов прошлого, действовавших до информационной революции.

Элементарных радиоприемников и магнитофонов оказывалось достаточно, чтобы пробить государственную гуманитарную оборону. И глупо надеяться, что претендующая на демократичность Украина сможет решить эту задачу в эпоху Интернета и почти неограниченного доступа к развлекательному контенту. 

В наших условиях агрессивная воспитательная политика уподобляется легендарному приказу Ксеркса, решившего высечь море. Можно не пускать в страну модного российского исполнителя, но это не помешает тинейджерам его слушать.

Можно полностью украинизировать образовательную систему, но школа уже не имеет прежнего влияния на юные умы, а для сидения в соцсетях грамотный русский язык не требуется.

Можно заблокировать доступ к соседскому ресурсу “ВКонтакте”, но в результате рассадником скверны становится глобальный TikTok. Можно ввести жесточайшие квоты на радио и ТВ, но юное поколение предпочитает свободный от квот YouTube.

Наконец, можно преследовать наиболее заметных представителей несознательной молодежи, но это подтолкнет остальных не к пересмотру неугодного мировоззрения, а скорее к уходу в себя. 

Вероятно, молодежную аполитичность было бы рациональнее рассматривать не как вызов украинской Украине, а как нейтралитет — и не допускать перерастания нейтралитета в скрытую враждебность.

А для этого не стоит слишком рьяно противопоставлять модное и приятное патриотичному. Бескомпромиссный принцип “сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь” в конечном итоге вредит не столько джазу, сколько Родине.

Чем настойчивее тинейджера заставляют выбирать между развлечениями и патриотическими ценностями,  тем выше риск, что он выберет развлечения в пику продвигаемым ценностям.

Чем агрессивнее государство принуждает молодежь к активной политической позиции, тем больше вероятность, что эта позиция — пусть и не озвучиваемая открыто — окажется антигосударственной. 

Вопрос не в том, каким именно будет досуг юного украинца. Очевидно, что неповоротливая бюрократическая машина обладает минимальными возможностями повлиять на его вкусы.

Вопрос в другом: будет ли юный украинец расти с фигой в кармане. С фигой, адресованной всему тому, что дорого и свято для любого украинского патриота.

Михаил ДУБИНЯНСКИЙ