Спустя полтора года после потери контроля над шельфом Черного моря и компанией “Черноморнефтегаз” Украина решила обратиться с иском в международный суд. В “Нафтогазе Украины” подтвердили, что компания готовит документы в один из коммерческих арбитражных международных судов по возврату или компенсации активов в Крыму.

Больше политики — меньше экономики

“У нас есть предложение, которое мы хотим представить Кабмину. Это компания с оригинальным происхождением из США, специализирующаяся на арбитражных спорах. Минюст идет путем ЕСПЧ (Европейский суд по правам человека), а мы рассматриваем несколько иную альтернативную тактику, которая позволит нам как компании пойти в суд”, — сказал глава “Нафтогаза” Андрей Коболев.

Отдельная позиция “Нафтогаза” по иску против России фактически может стать первой серьезной и реальной попыткой отсудить деньги за отобранное имущество в Крыму или вернуть имущество, которым сейчас пользуется уже де-факто российская компания “Черноморнефтегаз”.

Подготовка “Нафтогазом” своей юридической линии показала отсутствие единой позиции органов власти относительно судебных процессов против России по вопросу имущества Крыма. Действительно, Министерство юстиции делает акцент на политических аспектах, и уже подало четыре иска в ЕСПЧ, а сейчас готовит пятый пакет документов.

Летом этого года министр юстиции Павел Петренко отчитывался о четвертом иске против России: “Я анонсирую подачу четвертого межгосударственного заявления против Российской Федерации в Европейский суд по правам человека. В этом заявлении речь идет о новых фактах нарушений прав человека в Крыму, в частности, крымских татар. Мы поднимаем вопрос о политическом преследовании украинцев в Крыму”.

Таким образом, сейчас на рассмотрении Европейского суда по правам человека находятся четыре межгосударственных дела “Украина против России”. Однако ни одно из них не затрагивает экономические вопросы Крыма, что является следствием пассивной позиции Минюста в подготовке экономического блока. Сегодня больше внимания уделяется политическим проблемам. При этом в декабре 2014 года и в июле 2015-го министр Петренко заявлял, что сумма убытков от аннексии Крыма составила 1—1,2 трлн гривен.

В то же время непосредственный руководитель Петренко премьер-министр Арсений Яценюк называл кардинально другие цифры убытков в июне и октябре этого года: “По юридическому делу с Россией у нас два ключевых кейса, и эти два юридических дела касаются как российской аннексии Крыма, так и интервенции в Донецк и Луганск. Первый кейс имел общую сумму более $1 трлн, но финальная сумма убытков появится на стадии рассмотрения дела”.

Такое расхождение в оценках убытков от потерь в Крыму объясняется тем, что в правительстве фактически уже больше года работают две самостоятельные группы по судебным искам — при премьере Яценюке и при Минюсте. Также отдельно вопрос судебных исков изучают в Администрации президента и, как теперь оказалось, в “Нафтогазе Украины”.

Больше судов — не значит лучше

Однако даже “минимальная” озвученная Минюстом сумма убытков в 1 трлн гривен может диссонировать с ожидаемым иском “Нафтогаза”. Компания планирует требовать в суде примерно 30 млрд гривен. Речь идет о балансовой сумме потерянных активов, которые на конец 2013 года составляли 19,6 млрд гривен.

В отчете “Нафтогаза” за 2014 год указано, что активы “Черноморнефтегаза” оценивались в 13,8 млрд гривен. Эта сумма включает и две самоподъемные буровые установки, которые в 2011—2012 годы “Черноморнефтегаз” приобрел за $800 млн (6,4 млрд гривен). Стоимость других активов “Нафтогаза” в Крыму на конец 2013 года составляла 5,8 млрд гривен.

Еще примерно 11—13 млрд гривен “Нафтогаз” планирует отсудить у российского “Черноморнефтегаза” в качестве компенсации за недополученную прибыль от продажи 2 млрд куб. м газа, добытого в 2014 году на шельфе Черного моря.

В то же время коммерческий арбитраж будет рассматривать деловые взаимоотношения “Нафтогаза Украины” и “Черноморнефтегаза”. И единственным доказательством виновности крымской компании перед “Нафтогазом” является выдача кредитов на приобретение бурового оборудования. Тогдашний вице-премьер-министр Юрий Бойко (нынешний лидер “Оппоблока”), при котором закупали “буровые”, также подтверждает факт существования задолженности: “Официально по документам буровые платформы были куплены на “Нафтогаз Украины”, и ими пользуется “Черноморнефтегаз”. Но существует фиксированная задолженность “Черноморнефтегаза” перед “Нафтогазом” в размере 16 млрд гривен. И ее можно взыскать в международных судах. Самая большая беда в том, что вместе с Крымом и буровыми от нас “уплыли” месторождения, на которых они стояли. Это была главная база нашей добычи”.

Однако даже такие суммы не будут отражать реальных убытков Украины от потери Крыма. Ведь вопрос компенсации от потери активов измеряется только имуществом — это 29 плавсредств, в том числе 12 судов (крановые суда, суда снабжения, аварийно-спасательные, противопожарные и водолазные), судоремонтный комплекс, другое оборудование и уже упоминавшиеся две самоподъемные буровые установки.

Но вопрос месторождений и скважин в Черном море может остаться вне компетенции коммерческого суда. Соответственно, “Нафтогаз” и Украина не смогут получить компенсацию за газ и нефть, которые “Черноморнефтегаз” сейчас добывает в Крыму. На сегодняшний день “Черноморнефтегаз” оперирует на 17 месторождениях (11 газовых, 4 газоконденсатных и 2 нефтяных). Суммарные запасы всех месторождений на сегодняшний день составляют: по природному газу — 58,56 млрд кубометров, по газовому конденсату — 1231 тыс. тонн, по нефти — 2,53 млн тонн. В то же время россияне называют гораздо большие запасы. Министр природных ресурсов и экологии России Сергей Донской сообщал, что запасы газа на территории Крыма составляют 165,3 млрд куб. м газа, 18,2 млн тонн нефти и 47 млн тонн газового конденсата.

Таким образом, решение “Нафтогаза” обратиться с отдельным иском к одному из коммерческих арбитражных судов (Стокгольм, Лондон, Вена, Париж) в результате усложнит и навредит возможным попыткам Украины в будущем попробовать вернуть часть территорий Крыма, возобновить контроль над шельфом Черного моря и получить компенсации за добытый газ и нефть. К тому же арбитражные суды будут ограничены в своих оценках отсутствием правовой базы, которая бы регулировала отношения “Нафтогаза” и на самом деле сейчас российского “Черноморнефтегаза”. Поэтому действия через разные суды — коммерческие арбитражи, ЕСПЧ и Международный суд ООН — могут затянуть получение и ухудшить сам результат суда. Обычно подобные суды длятся от 5—10 лет и даже затягиваются на период до 30—40 лет.

Если же дело “Украина против России” по Крыму будет рассматривать Международный суд ООН, оно будет носить форму “особого прецедента”. Рассчитывать на создание специального “судебного трибунала” не стоит. Пока что Международный суд ООН не сталкивался с территориальным конфликтом такого масштаба. Ведь речь идет о Крыме как обжитой, застроенной, промышленной, рекреационной и богатой природными ископаемыми территории, а не небольшой спорной части суши или морской территории. Международный суд ООН с 1945 года по настоящее время рассмотрел почти 130 спорных дел. Из них более 100 — это все территориальные и пограничные конфликты. И всего лишь 9 касались территорий и шельфа.

Также противоречивая ситуация в правительственных структурах относительно суда по Крыму предусматривает для Украины конкретизировать предмет суда — требовать возврата территорий и шельфа или компенсации причиненных убытков. Ранее президент Украины Петр Порошенко неоднозначно заявил о необходимости вернуть под контроль государства шельфовые месторождения, в частности, Одесское и Безымянное: “Мы должны восстановить украинскую нефтегазовую отрасль. Мы обсудили, насколько важно сейчас вернуть, жестко поставить в суде вопрос и вернуть наши шельфовые месторождения, включая Одесское и Безымянное”.

Сегодня Крым может стать самым большим делом Международного суда ООН, так как известные похожие споры имеют меньший масштаб: дело “Сальвадор — Гондурас” в 1990 году, “Германия — Дания — Голландия” в 1969 году по шельфу, “Ливия — Тунис” в 1985 году по шельфу, “Ливия — Мальта” в 1985 году по шельфу.

Юрий КОРОЛЬЧУК, эксперт Института энергетических исследований