Анатолий Гальчинский: “Мир разворачивается влево — в сторону человека”

Особенно если речь идет о более чем пятилетней перспективе, выходящей за рамки стандартных электоральных циклов для президентских, парламентских и теперь уже местных выборов. Отсюда и верхняя планка “программных метаний” украинских власть имущих — как отыскать новые точки роста в безнадежно устаревшем и отсталом промышленно-сырьевом укладе национальной экономики.

Тем временем окружающий Украину внешний мир действительно чрезвычайно динамично меняется — казавшиеся еще несколько лет назад незыблемыми постулаты и принципы не выдерживают испытания нынешним временем, системы экономических, социальных отношений буквально у нас на глазах видоизменяются и трансформируются коренным образом. Поэтому ответ на вопрос: “А что же будет дальше?” не только интересует ученых в сугубо теоретическом контексте, но и активно обсуждается в более широких социальных слоях граждан из категории тех, кто еще не разучился думать. Причем зачастую в практическом контексте: как и где искать свое место и перспективу, чтобы оставаться востребованным в современном обществе.

В попытке найти правильные концептуальные подходы для реализации прикладных решений мы обратились к нашему традиционному собеседнику — одному из ведущих отечественных ученых, экс-директору Национального института стратегических исследований (2000—2005) Анатолию ГАЛЬЧИНСКОМУ.

— Анатолий Степанович, сегодня уже общепринятым является положение о переходном содержании нашей эпохи, состоящем не в “капитальном ремонте”, а в глубоких системных переменах, темпы которых, к тому же, постоянно ускоряются. Активно дискутируются и в большинстве своем не находят пока ответов вопросы — о направленности и системообразующей логике соответствующих трансформаций. Что вы думаете по этому поводу?

— Естественно, мы можем рассматривать озвученную вами проблему лишь концептуально, обозначить определяющие тенденции глобальных трансформаций. Главная из них состоит в том, что, несмотря на существующие коллизии, есть все основания утверждать, что под воздействием объективных факторов глобально-цивилизационного процесса мир разворачивается влево — в сторону человека. Формируется принципиально новая, эгоцентрическая или, что одно и то же, социоцентрическая реальность. Ее смысл: человек не опосредовано (так было всегда), а прямо и непосредственно становится реальным системообразующим центром перспективы. 

Утверждается принципиально новая взаимозависимость: эгоцентристская цивилизация — эгоцентристское общество — эгоцентристская экономика. Можно не соглашаться с предлагаемой терминологией, но смысл обсуждаемого для меня однозначен: логика перспективы — это эгоцентристская логика.

Речь идет о принципиальном уточнении места человека в общественном процессе, о его определении не только в качестве субъекта (энергетического центра), но и непосредственной цели, его субъекта и одновременно объекта развития. Основа соответствующих изменений — возрастание подготовленной всем предшествующим развитием самодостаточности человеческой личности, принципиально новые возможности ее самореализации и свободы выбора. Четвертая промышленная революция существенным образом интенсифицирует эти процессы. Мы говорим о становлении эпохи, в которой протагоровский принцип “человек — мера всех вещей” получает возможности системного воплощения, о началах эпохи реального гуманизма, не об отрицании истории и не о предыстории, а о подлинной истории. Естественно, это очень сложный, противоречивый, включающий в себя приливы и отливы процесс, но его нельзя остановить. Он реализуется на основе логики саморазвития спонтанно и в этом смысле непредотвратим.

— Давайте попробуем перейти в более практическую плоскость: как реагирует на указанные процессы экономика?

— Новым в развитии общества является преодоление экономического детерминизма (экономика — основа, все остальное — надстроечные слагаемые). Свойственная реалиям индустриального капитализма логика экономического детерминизма уходит в прошлое. Говоря о корреляции понятий “эгоцентристское общество — рождающаяся эгоцентристская экономика”, необходимо учитывать это обстоятельство. Речь идет, опять-таки, об особо значимом — о доминантности в экономическом процессе логики социальных преобразований. Эгоэкономика — это экономика, в которой, превращаясь в самоцель развития, человек перестает быть всего лишь унифицированным фактором производства, его функциональным кирпичиком, человеком-ресурсом. В этом контексте мы говорим об эгоэкономике как социоцентристской экономике, экономике человека. Соответственно, между экономическими и социальными (в широком контексте) факторами субординация изменяется в пользу последних. Именно они формируют рефлексивные механизмы самоорганизации экономического процесса, его объективные начала, перебирают на себя функцию неформальных (спонтанных) саморегуляторов, которые, конкретизируя целевую функцию в экономике, как и принципиально новые определения эффективности, определяют ее функциональные границы, масштаб возможного и невозможного.

Еще одно принципиально значимое: логика эгоэкономических преобразований естественным образом корреспондирует с дематериализацией экономической системы, фактическим отрицанием материального производства. Естественно, речь идет не о голом, а, как говорят в таких случаях философы, о положительном отрицании действующей системы — экономики товара. Опускаясь в основание экономического процесса, соответствующая модель экономики ограничивается инструментальной функцией. Системообразующую в экономическом процессе функцию перебирает на себя дематериализованная по своей сути социоцентристская экономика. Мы говорим о структурном формате экономики, которая, говоря словами Маркса, располагается “по ту сторону материального производства”. И это — не чистая теория, это сегодня интенсивно развивающаяся реальность. По словам английского ученого, одного из основателей идеологической концепции “нового либерализма” Э.Гидденса, “центральным событием ХХ ст. стала победа над материальным”.

— Вы утверждаете, что все вышесказанное — это уже не чистая теория, а интенсивно развивающаяся реальность. Можно ли конкретизировать, о каких реалиях идет речь?

— Речь идет не только об интенсивно развивающейся в наше время сетевой экономике — виртуальной экономике символов и знаков. Имеется в виду дематериализация системообразующих начал воспроизводственных процессов в их широком понимании. Мы говорим, в первую очередь, о превращении информации и знаний в основной производственный ресурс, доминирующую форму богатства общества. Это одновременно и те слагаемые, которые прямо и непосредственно конституируют структурную целостность человеческой личности, ее креативный потенциал. Соответствующим образом формируется интегрирующее начало эгоцентристкой экономики: ее непосредственная цель, о которой мы говорили, цель развития богатства человеческой личности и основной воспроизводственный ресурс реализации этой цели поглощают друг друга. Превращение человека в объект и одновременно субъект развития в их единстве реализуется, прежде всего, в соответствующей плоскости.

Равным образом изменяется специфика труда. Постматериальное эгоцентристское воспроизводство — это доминантность творческого труда. Творческий труд отличается от репродуктивного полем своей реализации, воплощает принципиально иные мотивационные механизмы и энергетику. Располагаясь за пределами реализации материальной необходимости, логики “иметь”, он в этой связи, как и знания и информация, является основой самоутверждения личности, ее индивидуальности.

Чрезвычайно значимым в этом является и то, что творчество рождается из свободы, неотделимо от свободы. Лишь свободная личность способна к творчеству. Заметим, что в данном случае речь идет о возможности человека действовать не согласно стереотипам, общественно детерминированным правилам, нормам рационализма, а адекватно индивидуальным мотивациям, установкам собственного разума. Энергетика творческого труда, как и в целом инновационный потенциал социовоспроизводства, базируется на этой основе. Соответствующим образом перестраиваются организационные основы не только макро-, но и микроэкономики, структурные построения и мотивационные механизмы первичного звена экономики — корпорации и фирмы. Доверие к работнику и стимулирование его творчества формируют их системообразующее начало.

В системе зарождающихся экономических отношений достаточно рельефно просматривается еще одна линия преобразований — доминантность постматериальных потребностей человека. В отличие от физиологических (материальных) потребностей — потребностей “поддержания собственного тела” (А.Шопенгауэр), постматериальные потребности, как и творчество, относятся к классу экзистенциональных определений личности, идентифицируются как “подлинно человеческие потребности”. Это, с одной стороны, потребности нашего познания и коммуникаций, с другой — потребности самоутверждения и самоидентификации индивидуальности в человеке, накопления его интеллектуального потенциала, реализации творческого начала.

В дематериализации воспроизводственного цикла столь же значима роль социального капитала. Формируясь посредством неформальных норм и принципов на основе свободы и доверия спонтанно, социальный капитал перебирает на себя очень важную в современной экономике функцию — функцию морально-психологического ресурса экономической динамики. Многие страны Запада достигли высоких результатов в экономическом процессе, опираясь на конструктивизм этого ресурса.

Соответствующий перечень позиций, характеризующих процесс становления постматериального воспроизводства, можно продолжить. В названных констатациях важно учитывать следующее. У нас пока нет оснований говорить о накоплении достаточной критической массы и их доминантности в экономическом процессе. Мы ведем речь о его зарождающихся началах, которые формируются, естественно, далеко не в прямолинейном режиме, методом приливов и отливов.

И еще о принципиально значимом. Важно понять противоречивость механизмов формообразования этих процессов. Речь идет об использовании в этом старой одежды — наполнении новым содержанием функционирующих форм. Это общая закономерность переходного состояния экономики, один из факторов ее системной разбалансированности. Новые функциональные формы приобретают свою адекватность лишь в зрелом состоянии системы. Мы не всегда учитываем это.

— А что вы можете сказать об изменении характера рыночных отношений, на системе которых основывается современная экономика?

— Известна позиция ряда авторитетных ученых Запада о перспективах сужения функционального пространства рынка, девальвации его регулятивных возможностей. Мы не можем не считаться с тем, что подобные взгляды высказываются рядом основателей теории постиндустриализма. Речь, в частности, идет о позиции Э.Тоффлера по поводу формирования “трансрыночной цивилизации”. О том, что рыночная экономика прошла пик своего развития, заявляет Д.Белл. М.Кастельс говорит об отрицании рынка инструментами сетевой экономики. Я же пытаюсь аргументировать противоположное — логику модификации рынка. Рынок выступает в экономике как институт социальных коммуникаций, ячейка разума, живой организм, отличающийся высокой адаптивностью, способностью самосовершенствоваться. В силу этих качеств он не только органически вписывается в систему социоцентристских трансформаций экономики, но и выступает в ряде аспектов, как я это понимаю, в роли их мультипликатора. Имею в виду логику раздвоения рынка. Раздваивается экономика — раздваивается и рынок. На уровне традиционной экономики товара сохраняется значимость классического конкурентного рынка. В свою очередь, трансакции новой эгоцентристской экономики демонстрируют свою функциональную неадекватность конкуренции. На это нельзя закрывать глаза.

Альтернатива этому — новая парадигма рыночных отношений — конвергентный рынок, который формирует свои конструкции как атрибут отношений партнеров по “производству” информации и знаний, механизм приумножения интеллектуального богатства, институт обмена “доверия на доверие”, накопления и реализации социального капитала. С точки зрения логики перспективы важно понимать, что в связи с потерей доминантности конкуренции энергетический потенциал экономики не девальвируется, как это можно было бы предполагать, а наоборот, мультиплицируется. Решающее в этом — создание предпосылок реализации креативного потенциала каждого субъекта соответствующих отношений. В отличие от конкуренции, конвергенция — это не подчинение слабого более сильному, а взаимоотношения на принципах паритетности, позиционирование партнера (в т.ч. и неизвестного) как второго “Я”. Конкуренция — это прерогатива сильных, конвергенция — достояние всех. В итоге экономическая система “выигрыш—проигрыш” трансформируется во взаимоотношение “выигрыш—выигрыш”. Энергетический потенциал эгоэкономики мультиплицируется на этой основе.

— Не кажется ли вам, что все это звучит чересчур оптимистично и даже, если позволите, романтично на фоне предельно острых социальных проблем, о которых всем хорошо известно.

— Новое в экономике всегда романтично и даже утопично. Мы пока говорим скорее о новых предпосылках и возможностях решения существующих действительно крайне острых социально-экономических проблем современности. Напомню, что основателем теории конвергенции капитализма и социализма является нобелевский лауреат Я.Тинберген. Ее активными сторонниками были В.Ростоу, Дж.Гелбрейт, А.Сахаров и другие известные ученые ХХ ст. В моем анализе речь идет о другом — о специфической функции конвергенции в экономическом процессе эгоцентристских преобразований. Анализ показывает, что отношения конвергенции корреспондируют, прежде всего, с основами сетевой интернет-экономики, в пределах которой информация как первичный экономический ресурс является “достаточной для всех”.

Речь идет также об основах внутрикорпоративных отношений горизонтальных по своей структуре ТНК. Ученые поднимают вопрос о формирующихся отношениях паритетности между трудом и капиталом, об экономических отношениях на принципах конвергенции между финансовым капиталом и государством, корпорацией и малым бизнесом. Речь идет о формирующейся реальной практике, принципиальная новизна которой нами еще должным образом не осмыслена.

— Естественный вопрос: как реагирует на означенную вами конвергентную модификацию рынка система денежных отношений?

— Я исхожу из того, что в постматериальной информационной экономике символов и знаков, экономике, в которой воспроизводственные пропорции формируются по принципам сетевых паттернов, не существует потребности в моносистемной, как это имеет место в условиях конкурентного рынка, определенности денег. Деньги перестают служить синтезирующей мерой ценности товара, их общестоимостным эквивалентом. Информация и знания как определяющие объекты конвергентного рынка выступают в форме single commodity — единичного товара и в этом качестве не требуют унифицированной стоимостной оценки. Такая унификация в принципе невозможна. В итоге деньги, как и вся экономика, индивидуализируются, приобретают гетерогенные признаки, превращаются в атрибут чисто инструментального обслуживания трансакций. Их ценностная (стоимостная) определенность реализует себя только в системе отношений ad hoc — в каждой отдельно взятой операции обмена.

Речь идет о мобильных денежных суррогатах, near-money (почти деньгах). По оценкам ЕЦБ, в настоящее время в Европе насчитывается свыше 100 местных валют, динамично развивается и процесс автономной монетизации внутрикорпоративных отношений. Важно разобраться в природе соответствующих денежных образований, увидеть их связь с формированием сетевой системы социального капитала. Будучи основанными на локальных механизмах доверия, они выступают в качестве функционального носителя социального капитала, его преобразованной формы. В итоге коренным образом меняется логика предложения денег: принцип конкурентного рынка “денег всегда должно быть мало” трансформируется в принцип “денег должно хватать”. Реализация самодостаточности человека, его творчески креативного потенциала, подлинной свободы выбора не может лимитироваться достаточностью или недостаточностью денег. Формирование локальных денег конвергентного типа реализует это требование. Понятно, что в этих констатациях речь идет о процессах, находящихся, как мы уже говорили, на этапе своего становления и должным образом еще не идентифицированных наукой. Экономика всегда больше, чем то, что мы о ней знаем. Наука обычно не успевает за ее динамикой. В условиях существенного ускорения происходящих трансформаций этот разрыв увеличивается. Этого нельзя не учитывать. 

— Я далеко не во всем согласен с вашими оценками, но они, вне всяких сомнений, важный повод для серьезной полемики по существу затронутой проблемы. Наша газета всегда готова предоставить возможность их публикации. Но у меня еще один, последний, вопрос. Речь идет о противоречиях действующей модели глобализации. Необходимость ее системной перестройки понятна каждому. Одна из иллюстраций этого — настоятельная актуальность системного реформирования Евросоюза. Каким образом вы рассматриваете и эту проблему, вписывается ли она в общую логику системных трансформаций, о которых вы говорите?

— Смысл соответствующих противоречий для меня очевиден. Речь идет о трактатах глобализации с позиций давно изжившей себя логики экономического детерминизма, отражающей, как мы об этом уже говорили, принципы уходящего в прошлое индустриального капитализма. Рождающаяся логика системных трансформаций принципиально иная. Она связана с углубляющейся суверенизацией человеческой личности, ее планетаризацией, расширением до глобальных параметров пространства свободы выбора. Эти процессы реализуются спонтанно, на основе логики саморазвития. Никто не в состоянии их отменить. Речь идет о весьма значимом, о системной корреляции логики мирового эволюционного процесса с планетарной эволюцией человека.

Мы ведем речь о становлении антропологической, как я ее называю, модели глобализации. Ее логика должна быть понятна читателю: богатство человеческой личности, индивидуальность каждого из нас формируется социальной средой наших общений, пространством коммуникаций, параметрами интеллектуального обмена. По словам К.Юнга, эти позиции — неотъемлемые атрибуты психики личности. Чем больше мы углубляемся в психику человека, писал великий ученый, тем все рельефнее проявляются в ней общечеловеческие начала. Мы таким образом ведем речь о перспективах глобализации как о действенном инструментарии накопления богатства личности, умножения ее энергетического потенциала, а также утверждения человека как планетарного субъекта — не просто жителя, а гражданина планеты. Убежден, что логика институциональной перестройки глобализационных процессов в будущем во все большей степени будет акцентироваться на реализации соответствующих начал. Но это тема отдельного специального разговора.

Юрий СКОЛОТЯНЫЙ