Болезненное чувство справедливости

Но быть левым вовсе не означает быть врагом частной собственности. Борясь против притеснений и вседозволенности аристократии, вожди Великой Французской революции не требовали отмены института частной собственности. Напротив, борьба велась именно за право каждого гражданина независимо от его сословной принадлежности свободно владеть движимым и недвижимым имуществом. В провозглашенной в разгар революции Декларации прав человека и гражданина 1789 года говорилось: “Цель каждого государственного союза составляет обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковыми следует считать свободу, собственность, безопасность и сопротивление угнетению”.

Триумф идей коллективизации и национализации после Октябрьской революции в России объясняется не идеологическими постулатами социализма, а традиционным отношением к собственности в среде крестьян, которые составляли около восьмидесяти процентов населения империи. Отсутствие на селе широкого слоя частных собственников, пережитки традиционного общинного сознания, сохранение обычая круговой поруки, согласно которому даже пьяницу кормила и поддерживала вся община, предопределили провал либеральных политических идей. В деревне “справедливость” и “десятина земли” воспринимались как вещи одного порядка. Воспользовавшиеся этим большевики-ленинцы в итоге не обеспечили крестьянам ни того, ни другого.

История уже неоднократно подтверждала, что справедливость и собственность — понятия почти несочетаемые. Единственным справедливым принципом, который можно объективно обеспечить в этом вопросе, является гарантирование равных законных прав на приобретение собственности. Любая другая справедливость, применяемая как принцип экономической политики, обрекает страну и ее жителей на стагнацию. По этому поводу прекрасно высказался русский философ Питирим Сорокин: “При национализации и социализации теряется один из главных мотивов хозяйственного прогресса: личная заинтересованность и личная инициатива. Эти мотивы в капиталистическом обществе заставляют предпринимателя быть энергичным, изобретательным и совершенствовать свое дело. При социализации этого стимула нет: личность ничем не рискует здесь, ибо ей гарантированно жалование, успех не дает прибыли, неуспех — разорения, здесь личность не побуждается быть энергичной, изобретательной, она только — чиновник государства”.

Тотальная и неконтролируемая приватизация тоже не приносит позитивных плодов. От постоянных сбоев в графике движения поездов на приватизированных по частям британских железных дорогах до занимающегося после продажи частным инвесторам изготовлением мусорных баков Черноморского судостроительного завода в Николаеве — все это примеры стратегически непродуманной и не обеспеченной необходимыми механизмами контроля приватизации. В Украине механизмы государственного управления разбалансированы, а государство слишком слабо, чтобы позволить себе быстро распродать ключевые инфраструктурные отрасли и остающиеся в госсобственности стратегические предприятия. Даже наиболее известные апологеты украинского экономического либерализма призывают повременить со следующей волной большой приватизации. Но одно дело подождать, продумать стратегию, создать дееспособные инструменты мониторинга выполнения инвестиционных обязательств и совсем другое — ссылаться на существующие трудности для сохранения за государством статуса крупнейшего собственника в Украине. Тем более это неоправданно в нынешних условиях, когда наша страна перестает быть “государством всеобщего собеса”. Возможно, отечественные социалисты опасаются, что после приватизации многие работающие с государственной собственностью чиновники не найдут себе места в качестве наемных менеджеров. Но это уже не имеет никакого отношения ни к социализму, ни к справедливости.