Верный курсу
НБУ в своих оценках происходящего все больше напоминает “вдаль смотрящего” на “Титанике” в преддверии столкновения последнего с ледяной глыбой. Основное внимание сконцентрировано на прибыльности банковского сектора: ну, да, главное, чтобы “казначеи” нескольких десятков банков, в основном с иностранным капиталом остались довольны. Регулятор создал наиболее герметичную и изолированную от реального сектора экономику в мире и вполне доволен собой. Так же как и на “Титатнике”, для регулятора главное, чтобы исправно работали “двигатели”-банки и был прочен защитный корпус, ограждающий банковскую систему от любых влияний извне. Вопрос правильности курса перед Нацбанком, равно как и перед капитаном “Титаника”, особо не стоит: основная задача — удовлетворить ожидания внешних кураторов, которые, невзирая на формальную независимость национальной монетарной институции, ожидают от нее вовсе не безопасности “пассажиров” в виде сотен тысяч субъектов реальной экономики и миллионов граждан, а продолжения движения в заданную точку — условный Нью-Йорк. В этом контексте потенциально возможное столкновение с айсбергом в виде очередного банковского кризиса небожителей с Институтской особо не напрягает.
Если кризис 2008 г. амортизировали банки с иностранным капиталом, открывшие в нашей стране ящик Пандоры валютного кредитования населения, а обвал 2014—2015 гг. — банки с украинским капиталом, сотня которых была отправлена в ликвидационный фарш, то будущий кризис банковского сектора неминуемо примет на себя сегмент госбанков, которые сейчас сконцентрировали в себе почти 60% системных депозитов населения и чуть меньшую долю рабочих активов. Если кризис случится, то это станет головной болью правительства, а еще точнее — министра финансов, который является уполномоченным собственником этих финансовых учреждений от лица государства.
Как бы предчувствуя возможную точку напряжения, аналитики НБУ сделали в отчете о финансовой стабильности специальную вкладку, посвященную госбанкам. Сейчас показатель достаточности их капитала (отношение собственных средств банка к размеру его активов, взвешенных по уровню риска) находится на отметке 8—10%, и это пока выше минимального нормативного значения в 7%, но существенно ниже планового индикатора в 11,5%, который должен быть введен в ближайшие годы. Докапитализация госбанков в 2014—2017 гг. уже стоила стране 8,7% ВВП. Именно поэтому регулятор и призывает Минфин прекратить изымать дивиденды с госбанков, а вместо этого направлять их прибыль на увеличение капитала.
Все герметично, но люк открыт
Однако в целом Нацбанк весьма доволен сложившейся замкнутой моделью банковской системы. За пять месяцев текущего года банки заработали примерно такую же прибыль, как за весь прошлый. Очередная экономическая антиутопия: экономика существенно замедлила темпы развития (рост ВВП сократился до 2,5%), реальный сектор практически полностью отрезан от кредитного рычага, отношение кредитно-инвестиционного портфеля банков к показателю ВВП и капитальным инвестициям находится на исторических минимумах по сравнению с докризисным периодом, а банки в этих условиях продолжают наращивать прибыль. Это получается как за счет локального роста потребительского кредитования, так и с помощью запуска квазифискальной системы финансовых перетоков, которая является нашим своеобразным ноу-хау. Происходит примерно следующее: госбанки получили докапитализацию со стороны государства в виде взноса в их уставный капитал портфеля облигаций внутреннего госзайма (ОВГЗ). Часть свободной ликвидности, полученной на рынке, они также вложили в покупку государственных ценных бумаг. Сейчас их портфель ОВГЗ насчитывает 320 млрд грн, по которому в пользу банков насчитываются каждый год миллиардные доходы за счет госбюджета. В этих условиях госбанки могут вообще не проводить активные операции — нужные суммы дохода будут “нарисованы”, что не предполагает того, что все они фактически получены. В данном случае учет доходы/затраты (P/L) существенно отличается от параметров реального движения денег — кэшфло. Зато в качестве дивидендов Минфин забирает уже вполне реальные финансовые средства. Получается, что доходы частично рисуются, зато дивидендные выплаты формируются в виде исключительно “живого потока”. Отказаться от такой дойной коровы в Минфине пока не спешат, а НБУ, акцентируя внимание на данной проблеме, лишь снимает с себя ответственность за потенциально возможную “жесткую посадку”.
Что касается кредитования, то оно сейчас частично активировано лишь в сегменте потребительских кредитов, которые выдаются под проценты, значительно выше среднерыночных. В реальном секторе все свелось к финансированию простых сырьевых циклов (посеял, вырастил, собрал, продал) и сопутствующей логистики, то есть отраслей, генерирующих рентабельность на уровне 30—40%. В остальном происходит лишь выдача новых кредитов взамен погашенных и рефинансирование старой задолженности, без существенного прироста кредитного портфеля.
Даже минимальная кредитная активность банков вызывает у НБУ ревность. Не успели банки нарастить розничный портфель кредитования, как регулятор тут же отметил в качестве риска быстрый рост этого портфеля (30%) на протяжении восьми кварталов подряд. Сейчас “потребы” составляют 18,4% от размера общего кредитного портфеля и приносят 40% процентного дохода в части кредитования. То есть почти каждая вторая гривня, полученная банками от кредитования, приходится на население. Даже без учета того, что рост потребительского кредитования существенно (до $1 млрд в год) ухудшает сальдо торгового баланса, в них действительно сосредоточены системные риски неплатежей в случае замедления динамики роста доходов населения. Что уже и наблюдается. Так что в этом случае “ревность” регулятора обоснована.
Хорошая новость — садимся, плохая — посадка будет жесткой
Предпосылками для “жесткой посадки” могут стать как внутренние (эндогенные), так и внешние (экзогенные) факторы. Здесь можно вспомнить и известное сравнение “за лесом не разглядели деревья”. По мнению НБУ, нас ожидают лишь два системных риска, способных поколебать макроэкономическую стабильность: МВФ и Приватбанк. Точнее, прекращение сотрудничества с первым и отмена национализации последнего.
В контексте МВФ НБУ уже смирился с преждевременной кончиной действующей программы сотрудничества Stand-вy и призывает начать обсуждение новой еще до завершения срока старой. Здесь регулятор оптимистичен, отмечая, что у нас можно провести еще много разных реформ, которые предстоит по выгодному курсу обменять на деньги МВФ.
Кроме того, один из ключевых факторов стабильности — это ситуация, которая складывается вокруг Приватбанка, особенно в части последних контроверсионных судебных решений. Здесь регулятор не вносит особой ясности, например, в контексте реструктуризации банка по технологии, опробованной, в частности, в Латвии, оставляя эту проблему в зоне компетенции правительства.
Но есть и несомненный позитив. Не прошло и три года, как в НБУ наконец осознали, что банковскую систему стоило очищать не от банков, а от проблемных активов. Во всяком случае об этом говорит аналитика отчета.
Источник: НБУ
Итак, уровень проблемных активов в банковской системе (NPL) составил 51,7%, или 599 млрд грн. Большая часть неработающих кредитов сконцентрирована в сегменте крупных займов (более 100 млн грн), на них приходится 96% NPL, причем три четверти — на балансе 128 юридических лиц. Всего за корпоративным сектором числится 85% токсичных кредитных активов.
Наша страна обладает одним из самых высоких уровней “токсикоза”: ближе всего к нам Греция — 45% NPL, у Молдовы, где за одну ночь были выведены почти все валютные депозиты, этот индикатор составляет 18%, в Италии (где только и говорят о возможном банковском кризисе) — 13%, в санкционной РФ —10%, в Беларуси — 12%. Если взять развивающиеся страны Европы и Центральной Азии — 9%, в ЕС (в целом) — 3%, мировой показатель — менее 3%.
Очевидный факт: ликвидация 100 банков практически никак не повлияла на снижение уровня проблемной задолженности, ведь большая ее часть была сформирована в 2017 г., и вызвано это было переходом на международные стандарты по определению неработающих активов. Простыми словами, в 2014—2016 гг. при выведении “плохих” банков с рынка в общий котел ликвидации попадали и работающие кредиты, и проблемные. При этом банки, оставшиеся на плаву по милости регулятора, тщательно скрывали существующие проблемы, проводя краткосрочные реструктуризации уже безнадежных кредитов и капитализируя невыплаченные по ним проценты. Как это ни странно, но не все выжившие банки оказались белыми и пушистыми, что еще раз подчеркивает искусственность проведенной регулятором банковской сегрегации.
Источник: НБУ
Выявил Нацбанк и базовые причины появления проблемных активов. Их шесть. Первый — фактор войны, когда заемщики оказались либо на оккупированных территориях, либо пострадали в результате военных действий. Таковых 21% (без учета фактора Приватбанка, который существенно искажает статистику). На предприятия, пострадавшие в результате торговой блокады РФ (машиностроение, молочная промышленность, трубная), пришлось 7% NPL. Столько же стоил и фактор сокращения спроса в результате экономического кризиса: сектор операций с недвижимостью, строительство, автомобилестроение, производство строительных материалов. Примерно 25% NPL пришлось на компании, которые на момент выдачи кредитов не вели операционную деятельность, — это так называемые “кредитные прокладки” или “пустышки”. Самая весомая часть проблемы приходится на фактор закредитованности. Здесь НБУ применял индикаторы оценки в виде соотношения долговой нагрузки к доходу (превышение в 2,5 и пять раз), а также долга к показателю EBITDA (прибыль до выплаты процентов, налогов и амортотчислений) — превышение в пять раз. На группу “закредитованных” пришлось 46% NPL. Есть еще и группа невозвратных кредитов без выявленного базового фактора — 24%. При оценке у одного заемщика могли быть активированы два и больше базовых фактора, именно поэтому сумма процентных показателей по группам и не дает 100%.
Это очень примечательные цифры. Форс-мажор в виде войны, аннексии, оккупации, разрушений, закрытия рынков СНГ, падения спроса вследствие катастрофического обвала курса гривни и инфляции — все это привело к появлению 35% NPL. Это трудно минимизировать, разве что в виде долгосрочных исков к РФ. Примерно четверть NPL — это банальный вывод средств с помощью фиктивных кредитных механизмов, здесь свое слово должны были сказать, но так и не сказали, правоохранительные органы. Но 46% проблемных кредитов — это прямое следствие банальной корпоративной закредитованности, которая всегда возникает на пике экономического роста, а в 2013-м как раз и был такой пик микроцикла восстановления экономики после кризиса 2008-го. Эту проблему абсолютно по силам решить с помощью правильных моделей реструктуризации кредитных портфелей. Однако НБУ сделал все, чтобы они превратились в неработающие активы и вместо гарантированного, рассроченного во времени финансового потока не приносили банкам уже ничего. Ведь “...никто не хочет и думать о том, пока “Титаник” плывет”.
