Юлия Берещенко: Фонд гарантирования вкладов — самый слабый управляющий проблемными активами

На фоне обострения банковского кризиса в Фонде гарантирования вкладов физических лиц оказалось рекордное количество банков за всю историю Украины.

Во время прошлого кризиса 2008-2009 годов государство было более благосклонно к банкам. Одних вытягивал НБУ обильным рефинансированием, другие попали под процесс рекапитализации инициированный правительством.

Нынешний кризис сопровождается “очисткой банковской системы” и Фонд гарантирования выступает уже не в роли санатора, а в основном ликвидатора.  После падения 80 банков, ФГВ стал крупнейшим держателем проблемных активов в Украине.

Чтобы эффективнее с ними работать в рамках Фонда создали Департамент консолидированного продаж и управления активами, который возглавила Юлия Берещенко. Поскольку она выходец из голландского ING, то ее часто связывают с главой НБУ Валерией Гонтаревой.

С началом работы офиса консолидированных продаж были связаны ожидания более активной распродажи имущества банков банкротов, но несмотря на его запуск, Фонд вряд ли сможет закрыть кассовый разрыв, который образовывается уже третий год подряд.

Несмотря на уверения, что ФГВ уже не будет получать поддержку государственного бюджета, правительство наверняка будет вынуждено вновь “печатать” деньги для гарантированных выплат вкладчикам — банки продолжают банкротиться, а процесс продажи активов идет слабыми темпами.

Это объясняется как узким спросом, так и качеством активов, которые попадают в Фонд.

Из-за бездействия государства и слабой защиты прав кредиторов, часто сами заемщики делают свои кредиты проблемными, чтобы потом их выкупить со значительным дисконтом.

Об этом и других нюансах рынка проблемных активов ЭП поговорила с Главой департамента консолидированных продаж и управления активами Фонда гарантирования вкладов физических лиц Юлией Берещенко.

— Сейчас много говорится о том, что в Фонде гарантирования вкладов сосредоточено активов на 500 млрд гривен, но это балансовая стоимость. На какую сумму в реальности вам предстоит реализовать активы ликвидированных банков?

— Есть балансовая стоимость, она зафиксирована на дату ликвидации банка, и она действительно приближается к 500 млрд гривен. Но надо понимать, что в этой сумме около 80% — это кредитный портфель, и 20% — физическое имущество, которое находится на балансе у банков.

Из 80%, которые представляет кредитный портфель, почти половина — это кредиты, которые были номинированы в твердой валюте — в долларах и евро. Соответственно, их стоимость в гривне с девальвацией искусственно выросла в несколько раз. При этом стоимость залогов практически не поменялась.

Что касается оценки. Если просуммировать все отчеты по каждому банку, которые делаются на этапе временной администрации с целью ликвидации, то в общем и целом это четверть от балансовой стоимости. Насколько это адекватно и справедливо, сказать невозможно. Мы смотрим на каждый актив в отдельности.

— В чем, по вашему, заключаются основные причины такого серьезного разрыва?

— В Украине очень слабые права кредиторов. Множество заемщиков перестают обслуживать свои обязательства, как только банк уходит на ликвидацию. Это не означает, что у заемщика прекращена финансовая или операционная деятельность, это просто позиция. А поскольку судебная система в стране также крайне слаба, задолженность взыскать сложно.

При этом в штате ликвидируемых банков попадают под сокращение сотрудники, работавшие с портфелем активов. Каждый из них, зная, что есть определенные сроки ликвидации, и это, по сути, временная работа, не может быть эффективным в претензионной работе.

Поэтому мы смотрим на каждый актив отдельно. Бывают ситуации, когда заемщик не прекращал свою деятельность, но перестал обслуживать кредиты — такую ситуацию мы называем “стратегический дефолт”. Некоторые могут уходить в процедуру банкротства, некоторые просто не обслуживают займы. Очень много случаев мошенничества, когда цена залогов искусственно завышается, чтобы увеличить покрытие по кредитам.

Недавно у нас на заседании комитета по вопросам консолидации и продажи активов рассматривался интересный случай, который исчерпывающе характеризует качество наших активов: один из заемщиков под залог недвижимости брал кредит в одном банке, потом с помощью дружественного нотариуса выводил этот залог, шел в следующий банк — и брал кредит там. Так он 37 раз прокредитовался в разных банках.

В Фонде по балансовой стоимости находится 1/3 банковской системы. Но сколько это будет стоить на практике после реализации, сейчас сказать сложно.

— Ранее звучали заявления, что если взять оценочную стоимость активов, которые выступали залогами по рефинансированию неплатежеспособных банков от НБУ, то они составят в реальности больше половины всех активов неплатежеспособных банков…

— Половины активов там, скорее всего, не будет. Но в целом, действительно, эти активы лучше по качеству, чем в основной части Фонда. Качество оценки очень сильно отличается от банка к банку, от актива к активу.

Общая проблема — раздувание стоимости залога. Это может быть здание, по которому стоимость в 10 раз завышена, это может быть ценная бумага, по которой бизнес никогда не обслуживал и не платил никакие проценты. 

— Раньше Фонд жаловался, что НБУ задерживает согласование продажи активов, существенно замедляя процесс продаж. Сейчас еще наблюдаются подобные проблемы?

— Надо понимать, что у каждой организации есть своя пропускная способность. И у нас, и у НБУ ограничены ресурсы. Активы НБУ в системе Фонда — это одна треть всех активов. Как залогодержатель они согласовывают стартовую цену и условия  продажи. И это занимает время. Потому что мы два независимых института. Мы делаем свой due-diligence. Им тоже нужно время на собственный независимый due-diligence.

Два независимых института делают одну и ту же работу, но мы вынуждены это делать. Они как залогодержатель, также должны нам согласовывать условия, имея абсолютно всю информацию. В залогах у НБУ находятся самые крупные активы, а скорость обработки данных также зависит от обработки документации в кредитном файле. Например, по одному залоговому кредиту банка “Надра” кредитный файл —  это 11 коробок бумаги формата А4. Поэтому и требуется больше времени.

— Мы часто также слышали, что Фонд будет увеличивать объемы продаж, и это связывали с запуском Офиса консолидированных продаж. Называлась сумма в 5—7 млрд гривен. Какой сейчас у вас план?

— Нам была поставлена задача обеспечить 7,5 млрд гривен поступлений. Но это не только продажи, это еще и работа с заемщиками по погашению задолженности, и сдача в аренду физического имущества до тех пор, пока оно не продано.

Цифры мы уже  опубликовали. Примерно на погашения приходится около 400 млн гривен ежемесячно, продажи дают еще около 300 млн гривен в месяц в 2016 году. Наша задача эти цифры увеличить.

Мы считаем, что Фонд свои планы выполняет, но план в 7,5 млрд формировался до того, как произошли события с “Михайловским”, с Фидобанком. Мы, к сожалению, не можем контролировать поступление неплатежеспособных банков в нашу систему. 

— Кто сейчас представляет рынок скупки проблемных активов, кому интересны эти активы? Почему банки так неактивно участвуют в этом процессе?

— “У нас избыточная ликвидность”, — это я слышу от некоторых банков, которые сюда приходят. Они вынуждены вкладываться в ОВГЗ или в депозитные сертификаты НБУ.

Но есть такое понятие как аппетит на риск. Если количество NPL (кредит, по которому не выполняются условия первоначального кредитного соглашения, ЭП). по всей банковской системе превышает определенный уровень, то здесь включается кнопка off. Люди просто не занимаются увеличением кредитования, и банки сейчас только сокращают свои балансы.

У многих аппетит на риск снизился, потому что они до сих пор не могут справиться со своими плохими кредитами. Под плохие кредиты нужно формировать резервы. Почему некоторые банки оказались в нашем Фонде? Потому что живых денег и капитала не было. Это системный финансовый кризис, в этом нет ничего удивительного.

Мы не первая и не последняя страна в мире, которая это все пережила. Будучи недавно в Праге на конференции по NPL, я увидела, что мы проходим абсолютно тот же путь, что и все остальные страны, такие как Румыния, Польша, Турция, Хорватия.

Наша задача — расширить круг покупателей, чтобы в страну пришли деньги. Когда покупатели будут видеть, что есть справедливый процесс продажи, что их не выкинут из аукциона, что их зарегистрируют, их заявка будет учтена в книге организаторов торгов, тогда они будут более активно учувствовать в этом процессе. И если будет появляться третий претендент на этот актив, цена будет подниматься.

Сейчас у нас не существует ограничений по продаже кредитов самим заемщикам, но закон говорит о том, что это должно быть финансовое учреждение. Они выкупают эти финансовые обязательства, и доказать, что они делают на этом бизнес, перепродавая кредиты самому заемщику или конкуренту заемщика, в украинских условиях невозможно.

Поэтому пока круг покупателей — это, вероятно, и сами заемщики, и конкуренты заемщиков, и финансовые посредники, считающие, что они могут вести с заемщиком более жесткую работу, а также специализированные инвесторы.

— Могут ли прийти на этот рынок нерезиденты?

— Я пока не вижу большого аппетита со стороны западных инвесторов по нескольким причинам. Во-первых, у них нет уверенности в справедливости проведения самих торгов. Мы пытаемся обеспечить комфорт всем инвесторам с помощью системы ProZorro, этот проект планируем начать в ближайшее время.

Во-вторых, в большинстве стран активы объединяются и продаются крупными пулами — не менее 100 млн дол. Специализированные западные фонды имеют опыт и возможности для работы с подобными активами. Мы пока не пришли к пакетированию активов в такие пулы, поскольку бытует мнение, что индивидуальная продажа больше максимизирует цену.

Но мне кажется, мы к этому придем, как пришли все соседние страны. Если актив за несколько раз индивидуально не продается, то, возможно, продажа пулами сделает этот процесс более эффективным.

— Кстати, доводилось слышать жалобы потенциальных покупателей, что ликвидные товары часто продаются в пакете с неликвидом.

— Актив активу рознь. У нас, например, по физическому имуществу стоит задача не столько максимизировать цену, сколько минимизировать затраты на его содержание. Мы внимательно выслушиваем уполномоченных, их опыт полезен: они нам озвучивали цифры, согласно которым хранение некоторого имущества на складах обходится дороже, чем та цена, по которой его продают.

Когда идет ликвидация банка, и мы выставляем на продажу отделение, то стремимся продавать его со всем, что в нем есть. Потому что если все имущество вывозить, то получаются несоизмеримые затраты.

Я бы не сказала, что объединять активы — это общая практика, но мы на каждый пул смотрим отдельно и можем принимать подобные решения в целях минимизации затрат.

— Раз уж мы затронули проблему малоценки… Многие жалуются на то, что, покупая такое имущество, не могут получить возврат НДС.

— Это серьезная проблема, мы сейчас с юристами ее изучаем. Пока не готова ответить на этот вопрос.

— А что происходит с активами, которые не продаются? Есть же конкретный срок ликвидации…

— Есть активы, где однозначно “мусорные” залоги, и они вообще ничего не стоят. Будем вынуждены снижать цену по 10%, пока не дойдем до той стоимости, по которой их кто-то купит.

Есть предложение создать специализированное учреждение, в котором будем накапливать “хвосты”. Но мы еще не на той стадии процесса, чтобы об этом думать.

— Сейчас у всех на слуху конфликт ФГВ и электронных торговых площадок. Почему он возник?

— В Фонде аккредитовано 50 организаторов торгов, из них 32 — в электронном виде. Какое-то время назад было принято решение, что мы будем проводить только электронные торги. Фонд пользуются услугами третьих лиц и по другим направлениям. Это оценщики, оцифровщики и т.д.

Подобные отношения с организаторами торгов, в отличие от других третьих лиц, услугами которых пользуется Фонд — удивительны. При таком количестве посредников контролировать процесс торгов практически невозможно, потому что каждый организатор торгов пользуется своим собственным программным обеспечением, у каждого — свой регламент. Мы можем задавать элементы этого регламента, но мы видим и жалобы покупателей.

Мне даже присылают доказательства нарушений на видео, на флешках и т.д. Эти нарушения привели к тому, что сейчас очень низкий кредит доверия к процессу продаж. Нет регулятора, способного воздействовать на эту индустрию. Поэтому нам сложно доказать манипуляции, мы не следственный орган, и можем только посоветовать покупателю идти в суд.

— Что это за нарушения?

— Их множество. Приведу несколько примеров. Часто покупателей просто не регистрируют на торги; сама биржа устанавливает, что процесс регистрации длится пять дней, а регистрация заканчивается за неделю до аукциона. В итоге физически нет времени зарегистрироваться. Иногда возвращают гарантийный взнос как ошибочный банковский перевод и не допускают на торги.

Были случаи, когда аукцион назначен на 31 декабря, а 30 декабря в 23:00 директор биржи звонит покупателю и говорит, что регистрационный взнос — не 100, а 500 гривен, поэтому он его не допустит к аукциону. А когда тот апеллировал, мол, вы мне сами платежку прислали, получил ответ: “В “Голосе Украины” было написано 500 гривен”.

Недавно прислали флешку с видеозаписью. Покупатель снял на камеру, как идет сессия, он делает ставки, а потом кнопка перестает работать, и он не может повышать. Бывает, что торги просто отменяются: биржа говорит, что на нее была DDoS—атака, если торги пошли “не в ту сторону”.

Эти жалобы приходят каждую неделю, и каждая не похожа на предыдущую. Мы все их собираем, рассматриваем и пытаемся разработать новый договор с биржами, чтобы устранить хотя бы часть возможных нарушений. Я с нашими юристами и “айтишниками” обсуждала этот вопрос: там, где существует самописное программное обеспечение, внешне проконтролировать работу невозможно.

Поэтому мы пытаемся закрыть большую часть вопросов с помощью платформы Prozorro. Это ЦБД по проводимым торгам, где информация об активе и сама транзакция будут храниться на сервере, администратором которой будет Transperency International, и они гарантируют неприкосновенность этих данных.  С середины июля уже есть публичная точка доступа для абсолютно всех бирж, которые хотят подключиться к системе.

Со второй половины июля, скачав программу open-source court, все могут начать тестировать и подключаться к этой системе. Первая задача, которую мы закрываем — невозможность манипулирования торгами с помощью ЦБД. Вторая проблема — это когда мы не отдаем актив на какую-то конкретную биржу. Ведь когда даются эксклюзивы, то возникают соблазны работать под одного покупателя.

Поэтому, когда информация появляется в системе Prozorro, любой покупатель может зарегистрироваться на одной из этих бирж, и, если ему не нравится эта, он может пойти на другую и подать свою заявку через того посредника, который его устраивает.

— Зайдут ли на наш рынок западные площадки, о которых также много говорится в последнее время?

— Я не могу сказать, я ими не занимаюсь. Они приехали, сделали презентации в начале года. Презентации были организованы советниками из U.S. treasury и FDIC.  Когда они увидели нашу проблему с проведением справедливых торгов, то пригласили тех, с кем работали. Площадки зарегистрировали здесь юрлица, но интересен ли им наш рынок и есть ли для них здесь бизнес , я сказать не могу.

— Могут ли они в теории привести за собой покупателей?

— Да, конечно. Мы сейчас уперлись в кризис доверия к проведению торгов, поэтому если те инвесторы, которые покупают NPL по всему миру, увидят, что американские торговые платформы пришли в Украину, для них это послужит определенной степенью комфорта.

— Насколько популярной является практика “фиктивного банкротства” и затягивания судебных процессов с целью непогашения кредитов?

— Таких кредитов очень много. Сложно сейчас дать цифры в целом по системе — мы пришли к выводу, что должны разбираться с каждым активом отдельно: где фактическое банкротство, а где оно фиктивно.

ФГВ, наверное, — самый слабый управляющий по таким активам. Наши ресурсы очень ограничены. Как только банк попадает в ликвидацию, мы не можем вести эту работу так эффективно, как ее может вести покупатель из частного сектора. Поэтому наша задача — как можно быстрее по максимальной цене продать этот актив, чтобы уже частники противостояли деструктивным процессам.

Я считаю, что если раскрыть вероятным покупателям всю информацию об активе, и покупатель сможет увидеть потенциал реструктуризации, переговоров или других воздействий на заемщика, то цена, по которой мы продадим, будет адекватной.

— По вашим подсчетам, сколько времени приблизительно понадобится, чтобы реализовать основную массу активов?

— Банк банку — рознь. По каким-то пулам активов банки принимают решения, что до того, как они выставят активы на продажу, они проводят претензионную работу, по каким-то начинаются уголовные дела. Мы не можем продавать такой актив, так как не можем “продавать” материалы, относящиеся к уголовному производству.

Каждый из банков находится на своей стадии ликвидации, “Форум”, к примеру, в ликвидации уже несколько лет, и там большинство лотов уже на торгах. По каким-то банкам этот процесс только начинается. Из крупных: “Надра”, “Брокбизнес”, “Форум” — в активном процессе продажи. Скоро на торги выйдут “Финансы и Кредит” и “Дельта”. “Дельта” с “Финиками” и “Надрами” — это половина активов в Фонде, за один день их не продашь.

Александр МОИСЕЕНКО