“Я резал Ходорковского не по своей воле”

— Извини, что начнем как на допросе, но хотелось бы, чтобы ты рассказал о себе, где и за что сидел, когда освободился?

— Меня посадили 3 февраля 2004 года за разбойное нападение. 162-я статья. 8 декабря 2004 года меня осудили, дали 7 лет общего режима. Я обжаловал в Верховном суде, долго сидел в СИЗО, пока кассационные жалобы разбирались. Потом, 24 декабря 2005 года, меня посадили в ИК-10 (исправительная колония № 10), город Краснокаменск, где в то время сидел Михаил Ходорковский.

Я попал в 8-й отряд, где он отбывал наказание. После инцидента с Ходорковским, в котором я участвовал, меня вывезли на ИК-3, город Чита, вернее, сперва в СИЗО города Читы, потом в ИК-3. Потом у меня там также возник конфликт, я ударил ножом еще одного своего сокамерника, мне за это дали год ЕПКТ.

— Что такое ЕПКТ?

— Единое помещение камерного типа.

Когда я вернулся с ЕПКТ, меня сотрудники администрации ИК-3 избили за то, что пытался писать жалобы, сломали мне руку. Через суд администрация ИК поменяла мой режим на тюремный. Как злостному нарушителю.

Так меня вывезли в тюрьму. Во Владимирский централ. Везли через СИЗО Новосибирска, Екатеринбурга, Кирова.

Потом на процессы против Ходорковского меня еще этапировали в СИЗО Читы и в спецсизо ФСИН “Матросская Тишина” в Москве. Там и там я просидел 2 месяца, и меня вернули обратно во Владимир.

До окончания срока мне оставались 2 года, и я провел их во Владимире.

Освободился на один день раньше срока. Это так называемый “ельцинский день”. Ельцин скидывал по дню — зеков на день раньше выпускают. Вышел на свободу 2 февраля 2011 года.

— Твоя роль в судьбе Ходорковского широко известна. Сначала из-за того, что вы вместе оказались в ШИЗО, и ты на него напал, у бывшего главы ЮКОСа сорвалось условно-досрочное освобождение (УДО), потом — накануне начала рассмотрения “второго дела ЮКОСа” — государственные СМИ раздули твой же иск к Ходорковскому о якобы имевшем место его домогательстве к тебе…

— Можно приравнять так, что пока я сидел, я был там как в плену. У меня не существовало ни прав моих, ничего. Все, что писалось о той истории с Ходорковским, я ни за что не подтверждаю, что это правда.

Могу честно сказать, что я резал Ходорковского не по своей воле. И могу сказать, что в суд я на него не подавал.

— Ты имеешь в виду Мещанский суд Москвы, где рассматривался твой иск о якобы домогательстве к тебе Ходорковского?

— Да. Как я могу говорить, что я подавал иск, если я его не подавал. В 2009 году мой иск к Ходорковскому рассматривался. Я сам это видел по телевизору. Я сидел в камере во Владимире и смотрел, как там в Москве иск разбирался.

— Что это значит? Документы кто-то другой оформлял?

— Да полная фальсификация.

— Сотрудники ФСИН это делали?

Экс-глава ФСИН Калинин через несколько дней после инцидента первым публично намекнул на якобы имевшие место домогательства со стороны Ходорковского, никаких показаний Кучмы до того момента не было. “Не надо слишком сильно приближать, сближаться и привечать молодых осужденных,— гласило распространенное госагентствами заявление Калинина.— Чтобы прекратить все спекуляции относительно осужденного Ходорковского, в том числе и об угрозе его жизни, мы решили перевести его в одиночную камеру. Там ему будет безопасно”.

 

— Рассказать все детали с тестированием на детекторе лжи я готов только за плату. Но я вам вот как отвечу. Судя по словам Юрия Калинина, главы ФСИНа, который сказал тогда типа “зачем же Ходорковскому к 22-летнему осужденному приближаться…”, можно догадаться, чьих рук дело вся эта история.

Кстати, могу сказать, что мне было не 22 года, а 23, а через 10 дней и вовсе исполнилось 24.

— А в ИК-10 как и кто именно тебя заставил напасть на Ходорковского?

— Сейчас тоже не стану говорить.

— Кто был начальником колонии во время этого эпизода?

— Рябко Александр Владимирович — начальник ИК-10.

— Что сказал Ходорковский, когда ты его пырнул?

— Я умолчу.

— А он тебя простил?

— Не знаю.

— Ты с ним уже не встречался?

— На вахте виделся.

— Где?

— Ну, в дежурной части. В зоне.

Ходорковского привели с зашитым носом. У него нос был такого темно-синего цвета. В пластыре. И он меня спросил: “Кучма, зачем вы так?” Я сказал: “От безвыходности”.

— Сначала тебя привлекли в качестве свидетеля плохого поведения Ходорковского перед рассмотрением вопроса о его УДО в Ингодинском суде, потом как бы ты же подал “гомосексуальный иск” против Ходорковского в канун начала рассмотрения в Москве второго “дела ЮКОСа”? Как-то в нужные для следствия моменты ты возникал… Что скажешь?

— Могу предположить, что просто хотели облить его грязью. Там как было: сегодня прошла новость, что его привезли в Москву для второго дела, а на завтра слушался иск по домогательству. Чтобы общественное мнение такое о нем сложилось.

— А твое свидетельство в Чите о том, как Ходорковский попал в ШИЗО? Было предположение, что эта история с как бы незаконным распитием чая, за что вы сели в карцер, была нужна, чтобы исключить УДО для экс-главы ЮКОСа…

— Ну да, наверное.

— История, когда ты изображал жертву гомосексуального домогательства со стороны Ходорковского, подорвала к тебе доверие. Тебя теперь это не смущает? Думаешь, будет доверие к твоим словам?

— Смущает, конечно.

— Если ты был вынужден пойти на сотрудничество с администрацией колонии в истории с Ходорковским, то, возможно, твой авторитет среди осужденных должен был пострадать?

— Просто пример могу привести: если я пошел на сотрудничество с администрацией, то неужели администрация не побеспокоится о моей безопасности?

— Не про безопасность, а авторитет какой-то говорим…

— Ну и не только безопасность. Администрация поговорит и со смотрящим за зоной, и с кем угодно. Тюрьма — это не так, как в кино. На самом деле там все взаимосвязано.

— А почему только сейчас решил рассказать?

— У меня в камере (во Владимирском централе — “Газета.Ru”), конечно, был и ноутбук, и телефон. Но я не рисковал всем этим заниматься. У меня срок к концу подходил.

— Деньги ты зачем просишь?

— Я нуждаюсь в срочной медицинской помощи. Пока я сидел, моему здоровью бы нанесен вред, и я нуждаюсь в платном лечении.

— Что с тобой?

— Раздроблена рука. Вот она кривая и не гнется (показывает левое запястье, сустав с размытой зековской татуировкой “Четыре вышки и ЗК” неестественно вывернут). У меня кости торчали в разные стороны. Такая операция стоит прилично.

— Где тебя били?

— В ИК-3, город Чита. Перед тем, как меня этапировали из Читы во Владимир. Однолько Сергей Николаевич был там тогда начальником.

— За что били?

— Жалобу пытался написать на администрацию по истории, связанной с Ходорковским.

— Я не понимаю, тебя били, чтобы ты выступил против него?

— Били, пытали. Сломали руку. Напрягали. Заставляли делать всякую фигню.

— Это что?

— Ну что… Заставляли подписывать всякие бумажки. Детали сейчас не стану раскрывать.

— Как заставляют?

— Ну, орут, угрожают. Ну, представьте, посадят в камеру, где вот такие “быки” сидят. И говорят: “А ну-ка давай, а то мы тебя убьем здесь сейчас”. И администрация это специально делает. Доходит до такого, что уже не рискуешь связываться с ними.

— Тебе было чем угрожать, кроме расправы. Срок могли накинуть?

— Могли. Наркоту подбросить, да и все. Вон во владимирской тюрьме менты друг другу подкидывают героин, чтобы изображать борьбу с коррупцией, а зеку-то чего ж не подкинуть?...

— Чем били?

— Палкой какой-то. Мне сначала по голове дали так, что у меня искры из глаз летели.

— “Быки” били?

— Менты.

— Ты жаловался в связи с избиением?

— Боялся. Мне сломали и сказали: “Еще раз какое-то движение, и мы тебе и вторую сломаем”.

— В телеархиве есть уже одно твое интервью. В 2008 году в СИЗО Читы перед рассмотрением судом вопроса об УДО Ходорковского ты в камеру НТВ рассказывал, какой Ходорковский плохой, почему он не заслуживает досрочного освобождения. Как это соотнести с тем, что ты сейчас говоришь?

22 и 23 августа 2008 года в криминальной программе “ЧП” на канале НТВ были показаны сюжеты о том, как Ходорковский нарушал режим пребывания в зоне, о том, как приставал к Кучме. Свидетелями в кадре выступал...

— Я давал то интервью под давлением. Не то чтобы меня журналисты заставляли. Меня заставили менты, журналистов просто привезли. Хотя менты мне говорили, что это “ихние журналисты” и если я что-нибудь скажу не то, мне плохо будет. Не знаю, правда ли это. Может, они просто блефовали.

— Ты говорил, что администрация за сотрудничество по-особому к тебе относилась. Примеры привести сможешь?

— Только месяц я просидел во Владимире, меня отправили через Москву на самолете в Читу (для того, чтобы Кучма выступил свидетелем “обвинения” на процессе по УДО Ходорковского — “Газета.Ru”). Везли самолетом через Внуково “Якутскими авиалиниями”. А потом также на самолете меня этапировали в Москву…

— Сколько у тебя этапов вообще было?

— Ух. Ну, я знаю, что в 9 исправительных учреждениях я свой срок отбывал, а перечислить все перевозки уже и не смогу.

— И на самолете часто по этапу возят?

— Один раз, вот тогда в Читу и обратно.

По этому делу меня всегда возили спецэтапами. Представляете, на столыпинском вагоне одного везли — и в Москву (для участия в рассмотрении в Мещанском суде иска к Ходорковскому — “Газета.Ru”), и во Владимир обратно.

И при перевозке, в Читу тоже, всегда был спецкараул. Несколько человек с оружием. В самолете несколько человек — один справа, другой слева и еще отдельно один сидит.

И я в конце пути всегда расписывался, что претензий к ним не имею.

— Всегда расписываются? Зачем ты это делал?

— Никогда.

 

Как я понимаю, меня незаконно возили, потому что ни суд, ни следствие меня не запрашивали. Есть закон — если осужденных везут куда-то транзитом, то они в каждом СИЗО могут провести максимум 10 дней. Суд, например, мог запросить меня как свидетеля по какому-то делу, или следствие могло то же самое сделать. А я в Чите и “Матроске” провел по 2 месяца без каких-нибудь решений суда.

Даже в Ингодинский суд в Чите, где слушалось дело по УДО Ходорковскому, привозили на автозаке ФСИН, а не на следственном автобусе. ФСИН развозит осужденных по этапам, а есть батальон милиции, который развозит подследственных — в суды, еще куда.

— Была версия, что ты напал на Ходорковского из-за своего конфликта с другим осужденным. Его Ким звали (в прессе ранее высказывалось предположение, что Кучма напал на Ходорковского, чтобы “сбежать” с ИК-10 на тюремный режим из-за конфликта с другим краснокаменским сидельцем Евгением Кимом). Или, может, ты просто неуравновешенный?

— Это ерунда все.

— Как ерунда, если, как ты сказал, был еще один эпизод, когда ты напал на сокамерника с ножом?

— Просто в тюрьме такая жизнь, что если там все время молчать, то будут тебя притеснять. Если не отвечать на оскорбления, то очень тяжело там будет жить. Одного проучил, другого проучил, и потом ко мне никто не лез, не провоцировал. Ко мне уже не имел никто претензий, ни блатные, никто.

— Знаешь, что зеки в ИК-10 весной подняли бунт и сожгли колонию?

— Знаю про это все. По телефону общаюсь со своими бывшими сокамерниками.

— По телефону?

—Ну а что! Вон в “Ютьюб” я выложил запись из Владимирского централа на мобильный телефон. Менты же сами их и приносят.

— И что говорят краснокаменские?

Владимир Никитеев, работавший прежде в Иркутске, был назначен главой Забайкальского УФСИН в июле 2010 года. Его приход рассматривался как знак реформы системы исполнения наказаний, начатой президентом...

 

— Рассказали, что бунт совершили осужденные, замученные пытками и беззакониями тюремной администрации. И причина там, возможно, не в самой администрации ИК-10, а в начальнике УФСИН по Забайкалью. Поставили начальником УФСИН края человека из Иркутска. А в Иркутской области в лагерях беспредел полный.

Я не знаю, по какому закону заставляют осужденных маршировать в кирзовых сапогах до такой степени, что у них ноги в кровь снашиваются. Тех, кто отказываются, жестоко избивают. Эти же порядки начали вводить и в Чите. Вплоть до того, что подвешивали за ноги осужденных в ШИЗО…

— В Краснокаменске?

— Да, на “десятке”. И на “тройке” (ИК-3 в Чите — “Газета.Ru”) тоже. Там недавно тоже порезали себе вены 200 человек, представляете.

Это не первый случай, что зона сгорела.

Я не понимаю, как Общественная палата покрывает то, что делалось в Краснокаменске. Что это за версии-то такие!

— Говорилось, что отрицательно настроенные заключенные организовали бунт...

— Ага. Ну, допустим, у отрицательно настроенного осужденного срок 3 года. Ему говорят, пойдем подожжем колонию, у тебя будет срок 13 лет. Это же смешно. Это отчаянный был шаг, потому что за массовый поджог теперь дадут им очень много. Во всем менты виноваты. Сначала запытали осужденных, а сейчас еще сроки большие дадут.

— А раньше было как?

— Ну, применялись пытки, конечно, но сильно администрация не наглела. Все жили более или менее спокойно. Ну, были, конечно, единичные случаи, когда избивали кого-то, пытали…

Или кормит плохо администрация. Был приказ № 125 о том, какое питание положено, но он не исполняется ни в одной зоне. Люди на голодовку подавали. Писали жалобы.

— Зона “красной” стала?

— Да, но дело ж не в этом. Кто ищет на жопу приключения, тот неприятности найдет и в “красной” зоне, и в “черной” (“красной” зоной в противовес “блатной” или “черной” на сленге именуются колонии, жестко управляемые администрацией, без соблюдения “воровских” норм — “Газета.Ru”).

“Пресс-хаты” появились. Заехал человек в СИЗО по какому-то делу, допустим. Его сажают в “пресс-хату”. Ну, у них есть специальные камеры, там специальные осужденные есть — “быки” — они выбивают показания.

— В “десятке” была “пресс-хата”?

— И в Краснокаменске была, и в Чите в СИЗО. В ИК-3 появилась при новом начальнике УФСИН. В Краснокаменске она была в СИЗО — это четырехэтажное здание на территории колонии, бывшая швейная фабрика. И не одна там была “пресс-хата”.

— Как “быки” работают с администрацией?

— Администрация их подкармливает. Телефоны дает, то, другое.

— Бывал сам в “пресс-хате”?

— Бывал. Ужасная история.

— Когда под следствием был?

— Да нет, уже после того. Это было связано с Ходорковским. Когда руку раздробили.

— Связана ли как-то с отъездом Ходорковского смена режима в “десятке”?

— При Ходорковском менты сильно не наглели.

 

Конечно, он там сильно выделялся. Все это понимали. Журналисты к нему постоянно приезжали, адвокаты каждый день да через день ходили. Все потом началось.

— У тебя какие с ним отношения были?

— Нормальные. Ко мне он нормально относился. Меня положили на соседнюю кровать из-за того, что я не курил. Чтоб не дымили там на него, все равно же в бараке все курят.

Ему там надоедали, конечно. Ну, представьте, в день человек 50 к нему подойдут и спросят закурить. Он не курил, но раздавал. Нудили его. Постоянно приходили к нему смотрящий за зоной, блатные. Но он не говорил, о чем речь шла.

— Что с тобой сейчас?

— Устроился работать сварщиком. И буду работать. Я сейчас не курю, ничего не употребляю, разве что выпиваю иногда. Веду честный образ жизни.

— Я знаю, что ты был вынужден переехать из Читы после отсидки. Это как-то связано с историей с Ходорковским?

— Ну да, я хочу начать новую жизнь в новом месте. Там все знакомые остались, и криминальные, и вообще.

— Связывался после отсидки с адвокатами Ходорковского, рассказывал то, что сейчас говоришь?

— Нет.

— Не боишься, что теперь к тебе возникнут претензии у органов?

— Есть, конечно, страх.

— У тебя тогда есть возможность сказать: абсолютно ли ты с криминальной точки зрения сейчас чист? Наркотики?

— Ничего такого.

— Все будут говорить, что ты все делаешь за деньги. По иску у Ходорковского хотел отсудить полмиллиона… За интервью просишь деньги…

— Да пусть говорят. Мне деньги нужны на лечение.

— Есть и другой риск. Сейчас появится интервью. Не за деньги. Пока ты не расскажешь общественности все обещанные детали, тебя могут начать “прессовать”. Это, подозреваю, несложно сделать. С работы тебя, скажем, уволят. А ты опять свои показания не поменяешь, не будешь говорить, что все это выдумал?

— Да нет. А какой смысл перевираться на сто раз? Тогда понятно — я сидел в тюрьме и прав никаких не имел. А сейчас-то что? Я свободный человек. Я уже пошел на это, я подозревал, что будут грязью теперь обливать.

— Ты по-человечески жалел о том, что сделал тогда?

— Относился как-то философски к этому. Что есть, то есть. У каждого человека много в жизни неправильных шагов.

Роман БАДАНИН