По оккупированным территориям Украины путешествуют генеральный директор “Спаса” Борис Корчевников и настоятель храма святого Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин. Они сидят на рельсах возле сожженных железнодорожных вагонов, потом — в Волновахе в подворотне на фоне сгоревшего танка, ходят по коридорам разрушенной школы в Мариуполе, подсвечивая себе дорогу фонариками в телефоне, гуляют во дворах почерневших “панелек” с выбитыми окнами среди захоронений их жителей. На подрясник отца Игоря надет бронежилет с нашивками — логотипом телеканала “Спас” и образом Спаса Нерукотворного на ярко-красном фоне. Такая же иконка прикреплена к его шлему. Сорокалетний Корчевников в амплуа падавана протоиерея тоже в шлеме и в бронежилете с нашивками.
Кровавый разговор
На протяжении десяти серий они с помощью книги сербского святого XX-го века Николая Велимировича “Библия и война” пытаются сформулировать некое богословие войны применительно к российскому вторжению в Украину. Трудно натянуть на современные реалии книгу 1932-го года, автор которой через три года после ее написания восхвалял Гитлера, через десять сам оказался в концлагере Дахау, а потом стал одной из главных символических фигур сербского национализма. Поэтому Фомин и Корчевников часами повторяют одни и те же тезисы: войны случаются, когда народ восстает против Бога, причины поражений — распутство (нет, это не критика российской армии, это пророчество поражения украинцев), союз с нечестивым приносит зло (НАТО — это “бесполые браки, отмена родителей, изменение пола детям”), а вера в истинного Бога — победу. Визуальный ряд — руины украинских городов, религиозная живопись, эпизоды художественных фильмов на библейские сюжеты.
Кульминация — пятая серия, в которой вслед за Велимировичем Корчевников и Фомин пересказывают одну из самых кровавых книг Ветхого Завета, книгу Иисуса Навина, о том, как израильтяне по велению Бога истребили семь нечестивых народов земли Ханаанской. “Наши начальники, как говорит апостол Павел, при поясе носят меч, дабы свидетельствовать, что им дана власть соблюдать закон божественный”, — произносит Фомин за кадром, а на экране в этот момент Владимир Путин поднимается по лестнице во время своей инаугурации и кладет руку на конституцию. “Они имеют право на то, чтобы карать, пресекать земные судьбы” — продолжает Фомин, а на экране на прямой склейке с крупным планом президента едут танки и взлетают ракеты. Протоиерей в шлеме и бронежилете, стоя на руинах разрушенного российской армией города, держит в руках Библию и торжественно провозглашает новую триаду: “Народ. Президент. Бог”. Чуть раньше он рассуждает о том, что “Человек себя мыслит винтиком большого механизма, неважно, солдат он или главнокомандующий — он винтик. Но побеждает не винтик, а весь механизм, и когда человек это осознает — это великое благо”.
Телеканал “Спас” входит в так называемый “второй цифровой мультиплекс” — пакет обязательных общедоступных на всей территории РФ бесплатных телеканалов — и принадлежит Русской православной церкви, которая активно поддерживает войну.
Три направления поддержки
Во-первых, это непосредственная работа священников в армии. Военные священники, капелланы, ездят в командировки на фронт. По официальным данным, погибло уже пять священнослужителей РПЦ. Капелланы официально работают в Российской армии с 2010-го года в должности “помощников командиров воинских частей по работе с верующими военнослужащими”. Их деятельность регулируется двумя документами, государственным и церковным: приказом Министра обороны РФ N 30 от 30 января 2020 г. N 30 и “Положением о военном духовенстве Русской Православной Церкви в Российской Федерации” от 2013-го года. В обоих документах описаны функции и обязанности в мирное время: совершение богослужений и обрядов, духовно-просветительская работа, забота о нравственности военнослужащих. Впрочем, в приказе МО обозначено, что помощник по работе с верующими военнослужащими “лично принимает участие в полевых выходах (походах кораблей), учениях и боевых стрельбах соединения”. Как именно священник может принимать участие в боевых стрельбах и где его для этого обучают, не указано.
Штатные капелланы имеют двойное подчинение: они официально оформлены в военных частях и получают зарплату от Министерства обороны, а в “богослужебной и пастырской деятельности” подотчетны своему правящему архиерею. Предусмотрены и внештатные капелланы — работающие по договоренности, без государственной зарплаты.
С начала войны ни в Министерстве обороны, ни в РПЦ не выпускали никаких новых регулирующих документов, по крайней мере они не были опубликованы. Нет и единого списка священнослужителей, которые сопровождают российскую армию и регулярно ездят в “командировки” на оккупированные территории. Не говоря уж о тех, кто, как иеромонах Дионисий (Осипов), самочинно примкнул к вооруженным формированиям самопровозглашенных ДНР и ЛНР (а судя по сайту Вологодской епархии, где Осипов начинал свое служение, его еще до начала полномасштабного вторжения России в Украину перевели в Могилев-Подольскую епархию Украинской православной церкви, которая расположена в Винницкой области и вряд ли могла официально командировать его в зону ОРДЛО, особенно учитывая проукраинскую позицию митрополита Агапита).
Патриарх Кирилл первый раз с начала войны принял капелланов только 1 декабря, о чем сообщили государственные телеканалы. В этой встрече участвовали 19 священнослужителей, большая часть из них — настоятели и клирики московских и подмосковных храмов, которые раньше явно не были штатными помощниками командиров в ведении Министерства обороны, но некоторые уже не раз съездили в зону военных действий и на оккупированные территории по собственному желанию. Как, например, протоиерей Александр Тимофеев, который ведет патриотический телеграм-канал и регулярно дает комментарии СМИ. Однако в отчете об этой встрече на официальном сайте патриархии написано, что “в зоне СВО побывали несколько десятков штатных военных священников из разных регионов России и не менее 30 внештатных”.
Похоже, изначально патриархия не требовала от священников сопровождения армии на фронте и не брала на себя ответственность за обеспечение их безопасности. Осенью епархиальных архиереев предупредили из управления делами Московской патриархии, что любой выезд священников “в зону спецоперации” должен быть согласован на уровне патриархии (вроде бы существует циркуляр митрополита Дионисия (Порубая) по этому поводу, но он не опубликован). Сам факт появления такого распоряжения говорит о том, что во многих случаях священники ехали на войну по собственной инициативе, стихийно, и это создавало как минимум административную путаницу. После того как президент посмертно наградил погибшего протоиерея Михаила Васильева званием героя Российской Федерации, патриарх, похоже, решил упорядочить и возглавить этот процесс. Кроме непосредственных поездок на войну, так же стихийно оформилась практика участия духовенства в проводах мобилизованных в военкоматах. Штатные священники МО работают и в лагерях подготовки мобилизованных.
Во-вторых, это поддержка войны на приходском уровне. По всей России проходят разные мероприятия вроде “благотворительной ярмарки „Все для победы“ в поддержку воинов, участвующих в спецоперации на Украине”, на которой прихожане Никольского собора в Кисловодске собрали 140 тысяч рублей. В Станице Северской на Кубани прихожанки храма Спиридона Тримифунтского связали для бойцов носки и сшили лоскутные одеяла. Сотрудники Троицкого прихода татарстанского села Чистопольские Выселки делают для фронта печи-буржуйки, на которых можно и еду разогреть, и одежду просушить. А прихожане храма великомученика Пантелеимона в Кирове, присоединившись к волонтерскому движению “Золотые руки ангела”, изготавливают для российских солдат маскировочные сетки. Епархии проводят праздники для детей мобилизованных, собирают гуманитарную помощь и отправляют волонтеров в качестве санитаров на оккупированные территории. Дети из воскресных школ массово пишут письма на фронт.
И, наконец, в-третьих — идеологическое, активное включение РПЦ в государственную пропаганду. Патриарх Кирилл с самого начала войны занял четкую позицию и уже произнес целую серию проповедей, которые можно издавать отдельным сборником “Церковь за войну”. В Прощеное воскресенье 6 марта в самом начале российского вторжения он сказал, что “мы вступили в борьбу, которая имеет не физическое, а метафизическое значение”. В сентябре заявил, что солдату, погибшему на поле боя, за это смываются все грехи. Но патриаршие проповеди — не самый популярный жанр, рассчитанный скорее на внутрицерковную аудиторию, чтобы знали линию партии, и на государственных чиновников, чтобы продемонстрировать лояльность.
Неправильные святые
А вот мультимедийную выставку “Украина на переломах эпох” в московском “Манеже”, организованную Патриаршим советом по культуре под руководством Псковского митрополита Тихона (Шевкунова), за три недели работы посетили 55 000 человек. Выставка на четырех тысячах квадратных метров с помощью фотографий, архивных документов, плакатов, карт, интерактивных панелей и арт-объектов, сделанных на самом современном дизайнерском уровне, рассказывает о “проекте Украина” с IX века до разрушения Мариуполя. На открытие в День народного единства приезжал президент Путин. Теперь выставка поехала в 15 регионов, где есть парки “Россия — моя история” — любимое детище митрополита Тихона.
А в Ставрополе в декабре прошел церковно-общественный съезд — форум Всемирного русского народного собора (организации, которую возглавляет патриарх) под названием “Священная война: преображение России”, где депутат Госдумы Михаил Делягин сообщил, что идет “война с сатанинскими силами запада” и “сейчас время для наступления, время взять то, что мы хотим, даже чужое. Нужно думать о том, как уничтожить врага, и как потомка врага превратить в себя”. “С кем мы столкнулись на Украине? — спросила депутат Госдумы Ольга Тимофеева, — С язычеством и сатанизмом!” — и продолжила: “Не удастся отсидеться никому, это наша общая война”. Присутствовавший при этом митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл не возражал и согласно кивал головой. После выступления “министра иностранных дел ДНР” Натальи Никоноровой, которая рассказывала о том, как коллективный Запад угрожает России, и тоже призывала бороться с сатанизмом, митрополит Кирилл сказал, что “Донбасс — передовая линия обороны русского мира”. Зал был полный — священники, монахини, казаки, чиновники, студенты ставропольских университетов. В завершение заседания все встали и спели, по слову митрополита, “негласные гимны нашей страны” — “Священную войну” Лебедева-Кумача и “Славься” Глинки.
То есть РПЦ помогает государству концептуализировать войну, выстроить связный мифологический нарратив, делегитимирующй украинскую государственность и объясняющий необходимость “возвращения домой” братского народа. При этом у самой Церкви есть очевидные проблемы с богословским обоснованием военной агрессии, затрудняющие ее идеологическое обслуживание.
В Новом Завете вся лексика, которую можно было бы с натяжкой отнести к милитаристской метафорике, описывает исключительно духовную брань (“щит веры”, “меч духовный”, “шлем надежды” и т. д.), конфликты между людьми или эсхатологическую последнюю битву. Зато там вполне не метафорически, а прямым текстом написано “блаженны миротворцы” и “любите врагов ваших”. На протяжении всей истории христианства богословы искали в Евангелии оправдание хотя бы отечественной справедливой войны и находили не без труда. Например, принято трактовать слова Христа “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” как осмысление жертвенного подвига воинов-христиан, погибающих ради защиты ближних (к ним относят и Отечество в целом). Или утверждать, что земные материальные войны — проекция метафизических, невидимых.
Первые русские святые — Борис и Глеб — были канонизированы за то, что отказались участвовать в междоусобной войне. Владимир Путин еще в 2014-м году сказал: “А вот Борис и Глеб, хотя и святые, но страну отдали без боя. Просто легли и ждали, когда их убьют. Это не может быть для нас примером”. Так что этот пример сейчас предпочитают не вспоминать, и Корчевников в фильме не спрашивал протоиерея Фомина о Борисе и Глебе. Зато провел генезис современных воинов от Александра Невского, Дмитрия Донского, Пересвета и Осляби, Федора Ушакова.
Было нельзя, но теперь можно
В “Основах социальной концепции” РПЦ — документе, регулирующим отношения РПЦ с обществом и государством, за написание которого отвечал нынешний патриарх Кирилл еще в сане митрополита, — о войне сказано так же ясно и четко, как в Евангелии: “Ведение гражданской войны или агрессивной внешней войны” включено в список “областей, в которых священнослужители и канонические церковные структуры не могут оказывать помощь государству, сотрудничать с ним”. Теме войны в этом документе посвящена целая глава, там обосновываются случаи ведения справедливой оборонительной войны и, как и в книге Николая Велимировича, говорится о духовных причинах военных конфликтов. В заключении написано: “Церковь также противостоит пропаганде войны и насилия, равно как и различным проявлениям ненависти, способной спровоцировать братоубийственные столкновения”.
Этот документ в фильме тоже не вспоминали.
Фильм “Война и Библия” уникален как неуклюжая, но дерзкая попытка соединить все реперные точки государственной пропаганды (“зверства украинцев”, “горловская Мадонна и аллея ангелов”, “безнравственные страны НАТО”, культ президента-вождя, образ воинов — защитников обездоленных и т. д.) и сакрализовать их, опираясь на Ветхий Завет и единственный православный труд о войне — мистический трактат сербского святого, написанный под влиянием русской философии начала XX века, особенно “Трех разговоров” Владимира Соловьева. Но получился скорее ответ на вопрос “Во что они верят?”, почему священники рвутся в капелланы, прихожанки вяжут носки и плетут маскировочные сетки, а патриарх проповедует ересь об автоматическом отпущении грехов погибшим.
Ксения ЛУЧЕНКО, журналистка, кандидат филологических наук
