Военно-нефтяной флот

“Власть” продолжает изучать политическую обстановку в Мировом океане. На сей раз речь о Южной Атлантике, где Бразилия строит подводные лодки, а США восстанавливают свой четвертый флот спустя 60 лет после его расформирования.

1 марта 2013 года в городок Итагуай на юге бразильского штата Рио-де-Жанейро прибыло едва ли не все руководство Бразилии во главе с президентом Дилмой Руссефф вместе с высокопоставленными гостями из Франции. Все они проследовали в местный порт, где приняли участие в торжественном открытии судостроительной верфи, на которой в сотрудничестве с Францией будет строиться первая бразильская атомная подводная лодка. О программе создания пяти таких подлодок Бразилия объявила еще в 2008 году. Однако до сих пор эксперты по всему миру задаются вопросом: зачем они нужны Бразилии?

Попыток ответить на этот вопрос предпринималось немало. Версии варьируются от необходимости защищать недавно открытые запасы нефти на бразильском шельфе до стремления создать новую экспортную отрасль по модели развития авиастроительной компании Embraer. Однако не исключено, что ближе всего к истине официальное объяснение, прозвучавшее из уст президента Дилмы Руссефф на открытии верфи. Она заявила, что в результате реализации проекта “Бразилия присоединится к избранной группе стран, обладающих атомными подводными лодками”.

Амбиции занимают далеко не последнее место в мотивах, которыми руководствуется Бразилия при принятии стратегических решений на международной арене. Уже превратившись в одного из крупнейших игроков в мировой экономике, Бразилия стремится добиться адекватного международного политического признания. Страна претендует не только на роль лидера в Южной Америке и на место постоянного члена Совбеза ООН, но, судя по всему, и на особую роль в Южной Атлантике, значение которой в Мировом океане в ближайшее десятилетие будет возрастать. Цена вопроса вполне по силам шестой экономике мира. На фоне затрат на такие имиджевые проекты, как чемпионат мира по футболу 2014 года ($18 млрд) или Олимпийские игры 2016 года ($15 млрд), расходы на программу создания атомных подводных лодок (заявленные $3,95 млрд при вероятных $8-9 млрд) не кажутся чрезмерными.

Южная Атлантика до последнего времени оставалась на периферии интересов ведущих держав в Мировом океане. В течение всего ХХ века, вплоть до окончания холодной войны, основным полем соперничества в Атлантическом океане оставалась его северная часть (севернее тропика Рака), где разворачивались основные военно-морские сражения Первой и Второй мировых войн, а затем противостояли друг другу флоты НАТО и СССР. После развала Советского Союза и фактического ухода России из Мирового океана Северная Атлантика осталась под полным контролем ВМС стран НАТО. Она по-прежнему является одной из наиболее активных зон морского торгового судоходства. Однако ситуация начинает меняться. Ведущие западные эксперты фиксируют признаки будущего смещения центра экономической и военно-стратегической активности в Атлантике на юг от тропика Рака.

В серии исследований, подготовленных в последние три года немецким Фондом Маршалла и посвященных перспективам Южной Атлантики, отмечалось, что значение региона будет увеличиваться из-за целого ряда факторов. Среди них — рост экономической и политической активности расположенных здесь новых глобальных игроков, Бразилии и ЮАР, к которым со временем могут присоединиться Нигерия и Ангола; превращение Южной Атлантики в новый центр поставки энергоресурсов для глобальной экономики, альтернативный Ближнему Востоку, России и Каспийскому региону, а также накапливающийся в этой части мира конфликтный потенциал в связи со столкновением здесь геополитических интересов Запада и укрепляющих свои позиции Китая и Индии. Кроме того, ведущим мировым державам придется уделять все больше внимания борьбе с невоенными угрозами вдоль африканского побережья (пиратство, наркотрафик, нелегальная торговля оружием, браконьерский вылов рыбы и т. п.), с которыми страны Западной Африки пока не способны справиться самостоятельно.

Эксперты отмечают, что развитие этих процессов в Южной Атлантике находится на начальной стадии, основные игроки еще только присматриваются к перспективам региона и не предпринимают активных действий, а главные события будут разворачиваться в ближайшие десятилетия.

На данный момент основным драйвером изменений, способствующих росту значения Южной Атлантики, является Бразилия. Так же как и Индия в Индийском океане, Бразилия на волне своего мощного экономического роста стремится к освоению окружающего ее экономического и геополитического пространства, охватывающего территории по обе стороны Южной Атлантики — Латинскую Америку и Африку. Бывший президент Бразилии Луис Инасиу Лула да Силва еще десять лет назад заявил, что Африка является важнейшим направлением бразильской внешней политики. С тех пор торговля Бразилии с африканскими странами выросла с $4 млрд до $28 млрд, развиваются программы помощи африканским странам, увеличиваются прямые инвестиции бразильских компаний на африканском континенте, резко активизировались дипломатические, политические и культурные связи. Ту же линию продолжает и нынешний бразильский президент Дилма Руссефф, уже успевшая после своего избрания в 2010 году посетить ключевые страны—партнеры Бразилии в Африке — ЮАР, Анголу и Мозамбик.

Бразилия позиционирует развитие связей с Африкой как часть более широкой задачи повышения своей глобальной роли и влияния в мире, а также как модель взаимоотношений новых крупнейших экономик мира (представленных БРИКС) с развивающимися странами в противопоставление традиционной модели отношений между развитыми и развивающимися странами.

Тот факт, что рост экономической мощи государств на каком-то этапе неизбежно трансформируется в военно-морские амбиции, хорошо виден на примере Китая и Индии (см. статьи во “Власти” N7 от 25 февраля и N8 от 4 марта). По тому же пути уже начинает идти и Бразилия. Свидетельством этому является не только программа строительства атомных подводных лодок, первая из которых должна быть введена в строй в 2025 году. В рамках той же программы по французскому проекту будут построены четыре дизель-электрических подводных лодки типа “Скорпен”, при том что Бразилия уже имеет пять подлодок немецких проектов “Тупи” и “Тикуна”, одна из которых куплена в Германии, а другие построены своими силами.

Всего Бразилия планирует иметь 20 неатомных подводных лодок. В соответствии с принятой в 2008 году стратегией национальной обороны, подводный флот должен стать ключевым элементом бразильских ВМС.

Бразилия намерена ускоренными темпами развивать и свой надводный флот, в составе которого в настоящее время имеется один легкий авианосец (куплен у Франции), девять фрегатов, пять корветов, пять десантных кораблей и еще около 30 других менее крупных судов, большая часть которых требует обновления. Планируется закупка трех новых фрегатов и строительство трех корветов, пяти патрульных и пяти десантных кораблей. Изыскиваются и возможности замены авианосца, списание которого намечено до 2018 года.

Средств на решение этих задач не жалеют. Как заявил в прошлом году министр обороны Бразилии Селсу Аморим, правительство страны должно довести уровень расходов на оборону по крайней мере до среднего значения по странам БРИКС (2,4% ВВП, в Бразилии — пока 1,5% ВВП), чтобы вооруженные силы “соответствовали экономической мощи страны”.

Рост военно-морских амбиций Бразилии особенно заметен на фоне пассивности других крупных держав в Южной Атлантике. Например, для соседней с Бразилией Аргентины Фолклендский кризис 1982 года, как ни странно, не стал импульсом к модернизации и усилению ее ВМС. Напротив, в условиях общего ослабления аргентинской экономики хроническое недофинансирование ВМС привело к тому, что к настоящему времени из 70 кораблей всех типов, имеющихся в распоряжении аргентинского флота, лишь 16 пригодны к использованию (в том числе три эсминца, два корвета и несколько патрульных судов). Эти данные приводили возмущенные аргентинские парламентарии после того, как в январе 2013 года прямо на стоянке в порту утонул один из аргентинских эсминцев.

По другую сторону океана ЮАР, обладая формально самыми крупными ВМС в Африке южнее Сахары, на самом деле не способна решать даже задачи патрулирования собственного побережья и своей исключительной морской зоны. Четыре фрегата и три подводные лодки, составляющие основу ВМС ЮАР, по оценке экспертов американского Военно-морского колледжа, “бесполезны” для решения актуальных задач обеспечения безопасности на море, которые стоят не только перед ЮАР, но и перед всеми африканскими странами: борьба с пиратством, наркотрафиком, нелегальным выловом рыбы и контрабандой. Количество же патрульных кораблей настолько мизерно, а выделяемые для ВМС средства из бюджета настолько незначительны, что воды ЮАР практически не защищены от всех видов нелегальной деятельности. Лишь в последнее время стали появляться признаки повышения интереса властей ЮАР к пересмотру своей военно-морской политики в связи с нарастанием угрозы пиратства у ее берегов.

Более прагматично к развитию своих ВМС подходит Нигерия, являющаяся крупнейшим экспортером нефти в Западной Африке. В отличие от ЮАР нигерийские ВМС ориентированы на борьбу с невоенными, прежде всего пиратскими, угрозами вдоль своего побережья. Именно потому они представлены в основном небольшими патрульными судами и катерами, количество которых с каждым годом растет. В частности, в феврале 2013 года в состав ВМС Нигерии были приняты пять новых патрульных катеров. Однако, как заявил на посвященной этому событию церемонии начальник штаба нигерийских ВМС, Нигерии требуется еще не менее 40 подобных катеров для эффективной борьбы с пиратством и защиты морских нефтяных месторождений.

Другим признаком будущих перемен в Южной Атлантике, наряду с ростом активности Бразилии, становится усиливающийся интерес к военно-морскому присутствию в регионе со стороны США и стран НАТО. Свидетельством этого стало воссоздание в 2008 году 4-го флота ВМС США (был расформирован в 1950 году), в зону ответственности которого входят морские акватории вокруг Южной Америки. В том же году было сформировано новое региональное Африканское командование Вооруженных сил США (АФРИКОМ), которое вместе с 6-м флотом ВМС США отвечает, в частности, за поддержание безопасности в морских акваториях вдоль побережья Западной Африки.

На момент появления этих структур, имеющих ограниченные функции планирования и координации возможных действий ВС США в зонах их ответственности, цели их создания формулировались достаточно расплывчато и имели прежде всего политическую составляющую. Описывая причины, которые подвигли руководство США на воссоздание 4-го флота, эксперты американского Центра стратегических и международных исследований отмечали: “Мы вступаем в эпоху многополярности, когда США будут сталкиваться со все большей экономической и политической конкуренцией за влияние в Южной Америке. По мере усиления здесь влияния Китая и Индии появляется вероятность столкновения их интересов с интересами США. Россия пытается усилить свою роль в регионе как поставщика вооружений. Иран начинает дипломатическое проникновение на континент через контакты с Венесуэлой. Растущее влияние Бразилии как ключевого глобального экономического игрока и потенциально крупнейшего производителя нефти может не только открывать новые возможности, но и создавать проблемы для интересов США. Все эти зарождающиеся тенденции могут привести к формированию новых экономических и политических альянсов, которые создадут угрозы для безопасности США”.

Несмотря на то что воссоздание 4-го флота США на самом деле было достаточно символическим актом, объявление об этом вызвало бурную реакцию со стороны ведущих латиноамериканских стран. Лидеры Венесуэлы и Кубы обвиняли США в возрождении “империалистической интервенционистской политики” в Латинской Америке. А руководство Бразилии, в том числе тогдашний президент Луис Инасиу Лула да Силва, прямо увязывало возрождение 4-го флота с открытием нефтяных месторождений у бразильских берегов и заявляло, что 4-й флот призван стать “механизмом обеспечения контроля США над бразильской нефтью и над ее будущими поставками на глобальные рынки”. И хотя нынешнее бразильское руководство уже не вспоминает об “угрозах” со стороны 4-го флота, первые подозрения, возможно, были недалеки от истины.

Ведущее место в числе приоритетов США и НАТО в Южной Атлантике занимает роль региона как будущего источника энергоресурсов для Северной Америки и Европы, а также для самих растущих экономик Южной Атлантики. Ключевыми предпосылками этого являются открытие колоссальных запасов нефти на шельфе Бразилии, а также обнаружение все новых нефтяных и газовых месторождений на шельфе Западной Африки. С учетом того что в США растет производство собственной сланцевой нефти и газа, а в Канаде ведется активная разработка нефтяных песков, многие эксперты прогнозируют довольно быстрый переход стран атлантического бассейна к самообеспечению энергоресурсами и потерю их интереса к ближневосточным и центральноазиатским источникам нефти и газа.

Судя по оценкам Международного энергетического агентства (МЭА) и американских исследовательских центров, США уже готовятся к новой роли чистого экспортера энергоресурсов (это может произойти уже к 2030 году), а на переходном этапе надеются последовательно сокращать импорт ближневосточной и африканской нефти, замещая временно недостающие объемы нефти импортом из Канады и Бразилии. По мнению специалистов американского Центра стратегических и международных исследований, одним из политических следствий этих изменений станет то, что США смогут отказаться от импорта нефти из “недружественных стран”. Начало экспорта бразильской нефти позволит “не только обеспечить недостающие потребности США, но и удовлетворить более половины потребностей стран Южной Америки, потеснив Венесуэлу как главного на сегодняшний день экспортера местных энергоресурсов”.

Частью этих процессов станет и изменение направления экспортных потоков нефти из Гвинейского залива. В настоящее время большая часть нефти оттуда поставляется в США и составляет 15% американского нефтяного импорта. Однако, по оценкам МЭА, сделанным в ноябре 2012 года, по мере нарастания добычи в США собственной сланцевой нефти американцы будут сокращать импорт нефти не только с Ближнего Востока, но и из Западной Африки, в связи с чем Европа сможет закупать больше африканской нефти и получить возможность сокращать закупки нефти на Ближнем Востоке и в России.

Этот процесс уже идет. Например, в 2011 году экспорт нефти в США из зоны Гвинейского залива сократился по сравнению с предыдущим годом с 85 млн до 68 млн тонн, в то время как экспорт в Европу вырос с 43 млн до 56 млн тонн. В настоящее время страны Гвинейского залива производят более 3 млн баррелей нефти в день (для сравнения, Россия производит около 10 млн баррелей в день, а экспортирует примерно 5 млн баррелей в день). В связи с открытием в последние годы новых крупных месторождений в Гвинейском заливе объемы экспорта западноафриканской нефти будут расти.

Грядущие изменения в географии мировой энергетики приведут не только к серьезным изменениям конфигурации морских путей транспортировки энергоресурсов, но и потребуют от США и стран НАТО наращивания их военно-морского присутствия в Южной Атлантике для обеспечения безопасности морского судоходства в этом регионе. Вместе с тем эксперты с удивлением отмечают пассивность США и стран НАТО в этом вопросе, объясняя это тем, что западные экономики поглощены проблемами выхода из затянувшегося кризиса, а военные бюджеты ведущих стран НАТО сокращаются.

Импульсом к повышению внимания западных стран к Южной Атлантике могут стать участившиеся пиратские нападения на танкеры у берегов ЮАР и особенно в Гвинейском заливе. По данным Международного морского бюро, центр пиратской активности перемещается из Индийского океана в Южную Атлантику. В то время как у восточного побережья Африки количество пиратских нападений сокращается (с 237 в 2011 году до 57 в 2012-м), в Гвинейском заливе оно растет (в 2010 году — 32 нападения, в 2011-м — 46, в 2012-м — 58). По оценкам Центра стратегических и международных исследований, “Гвинейский залив уже превратился в один из самых опасных районов Мирового океана”.

Практика показывает, что именно на этом направлении и начинается постепенное наращивание военно-морской активности США и европейских стран в Западной Африке. Пока оно происходит главным образом в виде проведения регулярных совместных антипиратских учений со странами залива на двусторонней и многосторонней основе и оказания помощи в подготовке офицерского состава местных ВМС. На политическом уровне США, начиная с 2009 года, подкрепляли эту деятельность заключением с большинством стран Западной Африки соглашений о “стратегическом партнерстве” или “стратегическом диалоге”. Тем не менее, судя по рекомендациям, которые готовятся для руководства США американскими исследовательскими центрами, интенсивность присутствия ВМС стран НАТО в Западной Африке будет нарастать. Как отмечалось, например, в одном из докладов Атлантического совета, “Гвинейский залив вот-вот станет более важным источником поставок нефти для США, чем Персидский залив”, в связи с чем необходимо “в тесной координации с НАТО и ЕС создавать там необходимые возможности и условия для обеспечения безопасности морских перевозок”.

Перспективы дальнейшего развития политической, экономической и военно-стратегической ситуаций в Южной Атлантике с трудом поддаются прогнозированию. Возможные сценарии варьируются от постепенного налаживания взаимовыгодного партнерства между ведущими странами Северной и Южной Атлантики до формирования противостояния между ними или усиления тенденций к регионализму.

На развитие ситуации будут влиять сильные популистские и антизападные настроения в руководстве ведущих стран Латинской Америки и Африки, усиливающееся влияние на эти страны Китая и Индии, недостаточная развитость в регионе инфраструктуры для политического диалога и коллективных систем безопасности, сохраняющийся потенциал межгосударственных конфликтов, а также серьезные проблемы, связанные с деятельностью криминальных и террористических сетей. При этом эксперты сходятся в одном: как новые возможности, так и большинство рисков в Южной Атлантике будут тесно связаны с контролем над морскими акваториями вдоль береговой линии Южной Америки и Западной Африки, а также над связывающими их трансатлантическими торговыми путями. А значит, военно-морская активность в Южной Атлантике будет неизбежно нарастать.

Китай и Индия в Южной Атлантике

В последнее десятилетие присутствие Китая и Индии в странах, расположенных по обе стороны южной части Атлантического океана, становилось все более заметным. Объем торговли КНР со странами Южной Атлантики с 2002 по 2010 год вырос в семь раз (с $30 млрд до $228 млрд), уступая лишь показателям США ($640 млрд) и ЕС ($346 млрд). Показатели Индии скромнее. Но динамика также впечатляет: объем торговли с Нигерией (крупнейшим партнером Индии в регионе) с 2007 по 2011 год вырос с $8 млрд до $17 млрд, а к 2015 году, как ожидается, достигнет $50 млрд. Официально декларированным ориентиром в торговле Индии со странами Латинской Америки также являются $50 млрд. Китай и Индия осуществляют масштабные прямые инвестиции в регионе. Например, Китай в 2010 году инвестировал более $17 млрд в экономику Бразилии и $7,5 млрд — в Нигерию.

Южная Атлантика пока не входит в число приоритетных регионов ни для Китая, ни для Индии. Их интерес здесь до сих пор сфокусирован преимущественно на доступе к местным минеральным и сельскохозяйственным ресурсам. Так, Китай импортирует из Бразилии, своего крупнейшего партнера в регионе, железную руду, нефть и сою. Для Индии основной интерес в регионе представляет нефть из Нигерии. Но, хотя их экономическое влияние в регионе пока несопоставимо с позициями США и европейских стран, оно уже достигло таких масштабов, что начинает сказываться на политических процессах. Латиноамериканские и африканские страны (особенно Бразилия и Замбия) уже проявляют обеспокоенность по поводу чрезмерной зависимости их экономик от Китая, заявляя, что КНР проводит в их странах ту же политику, что прежние колониальные страны: выкачивает ресурсы и взамен наводняет их рынки дешевым ширпотребом.

Гораздо более комфортным партнером для себя страны Южной Атлантики считают Индию. Неудивительно, что Индия проявляет и большую политическую активность в регионе по сравнению с Китаем. Она пытается выстраивать особые отношения с ведущими странами региона — Бразилией и ЮАР — в формате регулярных трехсторонних саммитов, старается активнее задействовать связи с крупными индийскими диаспорами в ряде стран региона и предлагает местным политическим элитам привлекательную для них собственную модель политического и экономического развития, альтернативную как западным, так и китайским подходам.

Андрей МАКАРОВ