Вынужденный президент Коморовский

Вопреки эмоциям, выплеснувшимся после смоленской катастрофы. Вопреки отсутствию харизмы. Вопреки имиджу “дяди нации”, которого не может растрогать хороший фильм и которому якобы безразлично, что там происходит на чемпионате мира по футболу. Вопреки предвыборной польской моде весь шквал критики направлять именно в адрес Коморовского. Вопреки вялой и неинтересной кампании как кандидата в президенты. Вопреки откровенному информационному подлизыванию двух мощных польских телеканалов (включительно с тамошней “единичкой”) к его главному оппоненту.

Без президентства сегодня, с премьерством завтра?

Коморовский победил вопреки доброму десятку факторов, событий и обстоятельств. Так что не странно, что после объявления положительных для кандидата от “Гражданской платформы” результатов экзит-поллов Коморовский имел такой вид, как будто все время хотел переспросить: “Неужели действительно победил я?” Спикера польского сейма, как метко подчеркнул кто-то из польских обозревателей, протянули к победе на этих выборах, как нить сквозь узенькое игольное ушко. И это прекрасно понимают в его родной “Гражданской платформе” (“ГП”), возглавляемой премьером Дональдом Туском. Это также понимают в главной оппозиционной силе, партии “Право и Справедливость” (“ПиС”), которую на президентских выборах представлял Ярослав Качиньский. Это понимают и избиратели. В частности и те, кто сделал возможным возвращение в активную большую политику Союза левых демократов (СЛД). Неожиданные 11% голосов за кандидата от СЛД Гжегожа Наперальского в первом туре выборов — это прежде всего проявление разочарования в двух ведущих политических силах Польши: как в “ПиС”, так и в “Гражданской платформе”.

Но, даже несмотря на понимание ценой какой крови Бронислав Коморовский стал президентом, приятная новость для него заключается в том, что поляки этот выбор сделали сознательно. Это выбор расчета и здравого смысла. Если бы поляки голосовали, опираясь на эмоции, победил бы Ярослав Качиньский. Здравый смысл подсказывал польскому избирателю, что в случае победы Ярослава Качиньского они снова станут свидетелями бесконечных грома и молний между президентским дворцом и правительством. Картинка, как будущий президент Качиньский проникается в президентском дворце преимущественно устройством красивого провала “Гражданской платформы” во время следующих местных и парламентских выборов, была слишком явной для многих избирателей. И вполне достаточной для того, чтобы поставить галочку напротив фамилии Коморовский.

Как итог, “Гражданская платформа” получила желательную полноту власти в стране. Что в Польше, в отличие от Украины, чаще оказывается политическим проклятием, нежели политическим достижением. Как уже традиционно сложилось, после однопартийной монополии на управление и президентским дворцом, и правительством, партия, имевшая эту монополию, обычно испытает поражение на первых же выборах. Тем более спросить с “Платформы” действительно будет за что: нынешняя польская власть, как уместно отмечают тамошние эксперты, сегодня находится в возможно наиболее комфортной ситуации среди всех мощных стран — членов ЕС: ни тебе рецессии, как у Испании, ни бюджетных проблем, как в Британии, ни трещин в коалиции, как в Германии. Ни, наконец, президента, который будет ветировать жизненно необходимые инициативы правительства, по поводу чего плакался Дональд Туск при президентстве Леха Качиньского.

Зато две другие политические силы — “ПиС” и СЛД — вышли из нынешней кампании хоть и не победителями, но замечательно окрепшими и явно настроенными на большую победу уже на местных выборах еще в нынешнем году и на парламентских — в следующем. Это, собственно, ключевая причина того, почему ни сам Ярослав, ни его команда не кажутся побежденными. Кто-кто, а они понимают: проигрывая президентские выборы с таким незначительным отрывом, они имеют все шансы вернуть пост премьер-министра для Ярослава Качиньского после следующих парламентских выборов.

А, как уверял Польшу в начале нынешнего года Дональд Туск, президентство — это только красивые люстры в президентском дворце, главное — премьерство. Кстати, такой подход польского премьера спокойно мог стоить кресла президенту Коморовскому. Туск столь занизил планку президентских выборов, что ни один приверженец польского премьера, выбирая между кабинкой для голосования и лежаком на пляже, мог резонно поинтересоваться: “Зачем отказываться от отпуска в пользу выборов, которые решают лишь то, кто именно каждый день будет любоваться люстрами в президентском дворце?”

Не известно, что будет к следующему празднику волеизъявления с самим Туском. Если еще год или даже полгода назад он воспринимался как настоящий лидер, то теперь все больше поляков начинают воспринимать его как этакого тихого администратора. Но не окажется ли в определенный момент так, что вполне достаточно будет и одного тихого администратора в президентском дворце?

Ярослав Качиньский и его окружение не могут казаться проигравшими политиками еще и потому, что кандидат от “ПиС” пришел к финишной прямой во втором туре с результатом, который вдвое превышал тот, который прогнозировали его брату — значительно менее одиозному политику. Кроме того, Ярослав Качиньский-кандидат, по-видимому, как никто другой понимает, что на самом деле на этих выборах он проиграл не Брониславу Коморовскому, а Ярославу Качиньскому-премьеру. Времена его правления настолько впечатались в память поляков, что ни новое позиционирование Ярослава Качиньского-кандидата (в роли этакого одинокого рыцаря, которого смоленская трагедия кардинально изменила как личностно, так и политически), ни новая риторика (даже Россию “с приятностью посетил бы” с официальным визитом), ни новый образ (неизменно черный костюм с галстуком и очки) не затмили отношение доброй половины поляков к более чем сомнительному проекту Качиньского-премьера под названием Четвертая Речь Посполитая. Республика, пропитанная подозрениями, поисками компромата на политических оппонентов и объявлением имен все новых и новых коррупционеров и опасных элементов со времен коммунистической Польши.

Тем более что под конец кампании Ярослав Качиньский и сам несколько раз предавал новый образ. То испортил себе рейтинг, когда несправедливо обвинил своего главного оппонента в намерениях приватизировать чувствительную для поляков сферу здравоохранения, за что последний подал в суд и выиграл его. То вполне неоднозначно намекал на то, кто на самом деле стоит за смоленской катастрофой. То явно переборщил с заигрыванием с левыми силами, стремясь заполучить часть голосов Наперальского.

Так или иначе, понятно одно: от того, что Ярослав Качиньский проиграл эти выборы, он получил больше, чем если бы их выиграл. Качиньский-президент, который не контролирует партию, которого ненавидит едва ли не вся польская интеллектуальная элита и откровенно недолюбливают во многих уважаемых столицах мира, — явно не то, на что рассчитывал Ярослав, идя на этот внеочередной праздник волеизъявления.

Другой вопрос — спровоцировало ли участие брата покойного президента в президентской кампании раскол в Польше, о котором так модно писать и говорить в последнюю неделю. Здесь трудно не согласиться с мнением польских экспертов, которые считают: даже если такой раскол есть, то он проходит по линии между оптимистами, которые смогли воспользоваться трансформацией в Польше, почувствовали на себе плюсы европейской интеграции, чувствуют себя уверенно в Евросоюзе, не хотят бесконечно копаться в прошлом, стремятся иметь хорошие отношения со всеми странами на Востоке, а не только с Украиной или Грузией, и скептиками, которые не смогли в достаточной степени воспользоваться реформами и вхождением Польши в ЕС. Которые искренне считают, что Польша слишком уникальна исторически и культурно, чтобы банально раствориться в Евросоюзе, а любые сделки с Россией делают их страну зависимой от “российского монстра”, и что гонор важнее, чем любые компромиссы либо внутри страны, либо на международной арене. А в сухом остатке это была действительно борьба более зажиточной западной и менее зажиточной восточной Польши. Победа Бронислава Коморовского — это своего рода референдум по поводу того, насколько комфортно и уверенно поляки чувствуют себя в Европейском Союзе. Большинству из них, похоже, вполне комфортно. Что, в принципе, не упрощает задачу Брониславу Коморовскому стать, как он уже высказался, президентом всей Польши. Хотя вполне понятно, что новоизбранный президент, который на самом деле является генералом без армии (то есть без собственной политической команды), будет лишь почетным исполнителем программы правительства Дональда Туска. Причем с минимальной ролью на внешнеполитической сцене.

Непопутный ветер с Украины

Как изменятся отношения Украины и Польши после победы Бронислава Коморовского? Вопрос, на который в разных его вариациях приходилось отвечать в последнюю неделю чуть ли не каждый день. Во-первых, следует наконец осознать, что отношения между Украиной и Польшей изменились еще до победы пана Коморовского. И это признал в интервью Newsweek Polska и сам новоизбранный президент Польши: “Ослабление этих отношений (Польши и Украины. — Авт.) началось еще раньше из-за конфликта в лагере помаранчевой революции”. А заодно и рассказал, видит ли он альтернативу традиционной польско-украинской схеме под условным названием “адвокат и его непутевый клиент”: “Украина — это большая страна, у нее есть свои амбиции, свои интересы и свой потенциал. Польша не может брать ответственность за решение украинцев и за политическую ситуацию в Киеве. Однако при моем президентстве наша политика относительно Украины останется неизменной. Мы хотим помогать ей даже в политических условиях, которые ухудшились. Мы хотим убеждать украинцев углублять связи с Западом, но это выбор Украины — как личный, так и политический”.

Во-вторых, то, как будут развиваться двусторонние отношения, зависит больше от Украины, чем от Польши. Пока что со стороны нового украинского руководства не поступило реальных сигналов об очень большом интересе к углублению стратегического диалога с Варшавой.

Возможно, украинское руководство и здесь старается брать пример с России, которая в своей новой внешнеполитической стратегии среди стран Евросоюза делает ставку прежде всего на развитие отношений с тяжелоатлетами Старой Европы. А возможно, равнодушие Януковича к Польше связано с тем, что во время президентской кампании в Украине представители правящей нынче “Гражданской платформы” особенно не скрывали, кого бы они хотели видеть президентом в Украине. Как нетрудно догадаться, речь шла совсем не о Викторе Федоровиче, а о его главной конкурентке.

Так вот, независимо от того, кто победил бы на польских выборах, доверительного диалога между Польшей и Украиной вряд ли удалось бы достичь именно по той причине, что новому польскому президенту пришлось бы взаимодействовать в Киеве уже не с Ющенко и даже не с Кучмой, а с Виктором Януковичем. Хотя, конечно, на руку главному оппоненту Коморовского играло то, что период интенсивной дружбы между Ющенко и Лехом Качиньским сформировал в обойме “ПиС” таких известных специалистов по вопросам Украины как нынешние европарламентарии Михал Каминский и Павел Коваль. Поговаривают, что покойный польский президент вынашивал планы, чтобы последний стал следующим послом Евросоюза в Киеве. Мои собеседники в кругах “ПиС” предполагают, что, в отличие от должности посла Польши в Украине, позиция евросоюзовского посла все еще могла бы заинтересовать пана Коваля, который, кстати, на должности заместителя министра иностранных дел Польши в свое время был одним из разработчиков инициативы “Восточного партнерства”.

В Украине явно недооценивают того, что польская политика относительно Украины сегодня активно вырабатывается не только в Варшаве, но и в Брюсселе. Особенно на уровне возглавляемого поляком Ежи Бузеком Европарламента. Насколько способен польский фактор проявляться в украинских вопросах на уровне ЕС, можно было убедиться после принятия печально известной резолюции по поводу Украины с пунктиком о Степане Бандере. Как Польша способна вставлять палки в колеса старожилам ЕС (причем таким мощным, как Германия), стало очевидно несколько месяцев назад, когда с легкой руки министра Сикорского был заблокирован вопрос предоставления России дорожной карты по вопросам безвизового режима. Из его уст звучала тогда вполне логичная аргументация — нельзя давать такие вещи России скорее, чем участникам программы “Восточного партнерства”, в частности Украине. Иначе теряет смысл сама инициатива.

Как по мне, этот пример показателен хотя бы с той точки зрения, что Радослав Сикорский, который относится именно к правящей “Гражданской платформе”, дал четко понять: когда речь идет о национальных интересах Польши (в частности, и о реализации инициированного ею совместно со Швецией “Восточного партнерства”), то его политическая сила не слишком склонна оглядываться на перезагрузку с Россией. Это к мнению, которое сегодня активно циркулирует среди некоторых экспертов, что при нынешней власти Польша будет смотреть на Украину сквозь российские очки.

Единственный не очень благоприятный момент в контексте “Восточного партнерства” и Украины касается того, что ради развития этого проекта — а он, ни много ни мало, равняется имиджу Польши как провайдеру успешной восточной политики ЕС — Польша все активнее будет делать ставку на всех стран — участниц ВП, а не на двусторонние отношения с Украиной. Всех вместе ей легче будет “продать” в Брюсселе, чем только Украину или Грузию. Фактически в украинско-польских отношениях вместо бывшей эксклюзивности могут появиться сплошные пакетные подходы: Украину в Варшаве будут рассматривать в пакете “Восточного партнерства”, Польшу в Киеве — в общем пакете Евросоюза. По-видимому, “Восточное партнерство” сегодня не заслуживает того, чтобы посвящать ему много внимания, однако не следует забывать, что именно развитие восточной политики ЕС вместе с энергетическим блоком вопросов должны стать ключевыми пунктами председательства Польши в Евросоюзе в 2011 году. Один из видных представителей “Гражданской платформы” недавно поделился с автором этих строк мнением: “Если Украина все еще хочет, чтобы мы ей каким-то образом помогли в ЕС, она должна сделать максимум домашней работы до начала нашего председательства в Евросоюзе”.

Другой тренд, который может так или иначе сказаться на отношениях Украины и Польши в будущем, касается политического воскресения польских левых. Вполне вероятно, что уже после следующих парламентских выборов они смогут стать частью правящей коалиции. Соответственно, даже “ПиС” во главе с Ярославом Качиньским, которые традиционно использовали связи с Украиной как определенный компенсатор не очень удачных отношений с Россией, вынуждены будут подкорректировать свои акценты на восточном направлении. Плюс в этой истории: польские левые значительно более лояльно относятся к нынешнему украинскому президенту, и шанс найти общий язык с руководством Украины у них выше, чем у известных представителей правого фланга. Однако это все в будущем. Пока что у Польши и Украины появилась реальная возможность воспользоваться ситуацией, когда и в Киеве, и в Варшаве будет реализовываться единая внешнеполитическая линия на уровне как президента, так и премьера.

Алена ГЕТЬМАНЧУК, Институт мировой политики