В своей банке паук. Харьков Геннадия Кернеса

Маленький деревянный гном висит на высоте 30 метров, перехваченный веревками.

Его тянут наверх, чтобы установить над огромным циферблатом, вложить в игрушечные руки молоток, которым он раз в час будет бить в колокол.

Это — персональный гном Геннадия Кернеса — он же Gepard59 или Гепа Харьковский — градоначальника Харькова. Часовня тоже его. И парк имени Горького.

Точнее, его проекты.

Мы наблюдаем за судьбой гнома с 55-метровой высоты, из кабинки харьковского чертового колеса — самого высокого в Украине. Нас трое — мы и мэр. Царит набожная тишина, которая заставляет говорить шепотом.

Кернес напоминает прибалдевшего на солнце чеширского кота. Он подставляет лицо свету, украдкой, из-под очков поглядывая за нашей реакцией — не страшно ли нам на высоте? Понравился ли нам его парк, его город?

Еще минут 10 назад многочисленные помощники и охрана Кернеса не верили, что это путешествие на высоту возможно. Не до конца понимали, как мэр, два года назад утративший возможность ходить, сможет забраться на колесо обозрения в своей инвалидной коляске, непонятно с кем на высоту птичьего полета.

Для нас же это был чуть ли не единственный шанс поговорить с мэром наедине — без десятка пристальных глаз, чутких ушей, которые сопровождают Кернеса в повседневной жизни.

Распахнувшаяся перед нами панорама Харькова — хороший приз мэру за энтузиазм. В последний раз он был здесь больше двух лет назад.

Кернес, в отличие от нас, не фотографирует, но телефон из рук не выпускает. Он хвастается фотографиями проекта часовни в своем парке. В галерее телефона есть и его личные фото, еще до покушения, которое случилось в апреле 2014.

— Видите, пуля раздробила мне часть позвоночника и задела нервные окончания. Вот дыра, которую мне зашили, вырван кусок мяса. Вот так пуля прошла под сердцем, — указывает Кернес на отдельные пятна на рентгене. — Футболка, в которой я бежал, и отверстия в ней — входящее и выходящее. Вот еще один снимок, на котором видно, как пуля “гуляла”. Смотрите, легкие пробиты.

Кернес водит пальцами по экрану телефона, пролистывает фото с изувеченным телом, рассказывая историю о себе, как человек, смирившийся и принявший. С чувством горечи и порой безысходности, но спокойно — со сквозящими нотками иронии и цинизма.

— А это я в Израиле, лечусь. Теперь я вам покажу видео за 27 апреля 2014-го года, за день до выстрела, в той же спортивной форме.

Кернес включает видео и его лицо озаряет другая эмоция. С таким выражением взрослые мужчины просматривают видео утренников или выпускных собственных детей, с чувством ностальгии и гордости. На видео Кернес, но совсем другой. Спортивный, в коротких шортах, с фактурными ногами и бесами в глазах. В то время свою PR-кампанию харьковский мэр активно строил на здоровом образе жизни, и со своей страстью к спорту очень органично вписывался в картину.

— …Я бегу по той же дороге, где в меня стреляли. Смотрите, каким я был! Какие мышцы! Я каждый день бегал по 15-20 км, рано утром прямо к роднику с ледяной водой, там нырял. Даже не знаю, зачем я это попросил снять. А вот я на велосипеде.

— Мы видели эти фото с пробежки, в тот период вы часто выкладывали свои фотографии в Инстаграм.

Кабинка слегка пошатывается от ветра. Мы поднялись еще выше, из-за чего охрана Кернеса внизу превратилась в мелкие черные точки.

— Вы часто остаетесь один? Вот как сейчас, например?

Кернес думает.

— Нет, это невозможно. Привык. Ко всему, оказывается, можно привыкнуть.

— Вы же, как человек опытный, наверняка пеклись о своей безопасности. Почему она подвела?

— Ну, поймите, я бегал так же свободно, как мы с вами гуляли час назад по парку. Они стреляли из-за кустов.

Мы не прогуливались. Нас выгуливали, стараясь показать все прелести этого парка, который миниатюрной композицией лежал сейчас под нашими ногами.

— Существуют разные версии того, кто мог выстрелить. Вы их называли. Спустя два года, к какой склоняетесь больше?

— Стрелял тот, кто хотел принести Авакову свидетельство о моей смерти.

Кернес показывает фотографию, на которой он стоит в обнимку с Ярославским.

— Смотрите. Где его рука? Я могу вам даже видео дать, но не дам.

Мы пытаемся узнать у Кернеса причины конфликта, по которым Ярославский, ранее называвший себя чуть ли не королем Харькова, построивший в городе стадион и терминал аэропорта, несколько лет назад переехал в Лондон и с тех пор не принимает никакого участия в жизни Харькова. Но Кернес избегает ответа, и после тщетных попыток разговорить его на эту тему, вдруг выдает:

— А что я вам должен еще рассказать про Ярославского? Мы не общаемся. Если он хочет что-то рассказывать, пусть говорит. Я ничего говорить не буду.

— Вас сильно изменили эти два года?

— Да, очень.

— Чем?

— Я поправился.

Молчание.

…Я переоценил многие вещи. Во мне поселилось чувство человека, который остался в живых, и который теперь многое должен сделать по-другому. Я тогда не задумывался о многом, о чем сегодня задумываюсь.

— Поделитесь с нами вашими мыслями.

— Вы меня не разговорите на эту тему. Не хочу.

— Почему?

— Не потому, что мне тяжело об этом вспоминать, а потому, что я не хочу возвращаться туда, откуда я вернулся. Значит, так должно было быть.

Колесо обозрения, тем временем, сделало круг. Время наедине с Кернесом подошло к концу. Охрана встречала нашу кабинку с перепуганными глазами. Главный охранник, крупный луноликий парень по имени Олег, переживал, кажется, больше остальных.

— Он из Израиля, — представил нам его Кернес. — У него сын недавно родился. Геннадием назвали. Уже второй раз в честь меня называют детей.

Кернес это подчеркивает и улыбается. Ему лестно.

Луноликий взял кресло за ручки и бережно начал вытягивать босса из кабинки, стараясь не тормошить, как будто сильные толчки вызывали у Кернеса боль. Шеф ворчал и бранился.

Наша прогулка по парку напоминала картину из фильма, когда латифундист осматривает владения. Или церемониальный выход императора. Отдыхающие подходили к Кернесу, жали ему руку, благодарили за отдых и счастливое детство их внуков и отпрысков.

В какой-то момент харьковчан-поклонников, желающих сфотографироваться с Кернесом, поздороваться, обнять и поддержать, стало так много, что мы почувствовали себя массовкой в съемках предвыборного ролика кандидата в депутаты.

Если раз в две минуты никто не останавливался возле нашей делегации, мэр создавал ситуацию сам.

— Вам нравится наш парк? — вот Кернес сам интересуется у скучающего на лавке мужичка в растянутой майке. Тот вынужденно просыпается.

— Да, все хорошо, — рапортует харьковчанин.

— Вы ведь помните, каким был парк до реконструкции? — настойчиво продолжает мэр.

— Да, конечно. Все было очень не очень.

— Ну, хорошо, — Кернес оставляет мужика в покое и делает луноликому жест рукой, означающий, что можно двигаться дальше.

Внезапно на нашем пути возникает пожилая женщина.

— Дай Бог вам здоровья, Геннадий Адольфович. Чтобы вы остались с нами еще на один срок.

Кернес довольно кивает, но с оговоркой

— Лучше говорить каденция, а не срок. Срок — это о другом.

Мы останавливаемся возле маленькой скульптуры с собачкой, которой посетители парка уже успели натереть левое ухо, загадывая желание.

— Видите, здесь тоже собачка, — улыбается Кернес.

Разговор о собаках не случаен. Наше утро начиналось в гостинице “Национальный”, в которой Кернес отыграл свою первую свадьбу, и которую купил много лет назад. Мэр отремонтировал отель, но сохранил советскую стилистику, и с тех пор поселился в одном из стандартных номеров. В гостинице он живет не один — с 30-ю собаками, которых охранники по очереди утром приводили к нам из вольера — знакомиться.

— А почему у вас на телефоне моя фотография? — интересуется мэр, поглядывая на экран телефона Севгиль.

— Готовилась к интервью, читала много о вас. А вы наблюдательны.

Интерес к деталям — особенность Кернеса. Мимо его глаз не проходит ни одна мелочь, не пролетает ни одна муха. Он, как тот редкий вид пауков, которые могут узреть добычу за спиной. В этом весь Кернес. И тут у нас с ним много общего.

Мы тоже внимательны к мелочам. Мэр Харькова опрятно и ладно одет. На нем белая, накрахмаленная рубашка, тонкий свитер на молнии Loro Piana, начищенные черные туфли, словно он надел их в первый раз. И легкий слой тонального крема на лице.

Мэр приглашает нас в ресторан, чтобы продолжить разговор в тишине. Мы усаживаемся в бронированный бусик Mercedes. Кернеса в четыре руки погружают в салон, прямо в коляске. Двери бусика шумно захлопываются перед нашими лицами.

У мэра звонит телефон, незнакомый номер. Кернес снимает, нажимает демонстративно на громкоговоритель.

— Гена, а это ты только что мимо моего дома проехал?

— Ну я…

— Слушай, я тут хотела пожаловаться на дворников. Они стригут газон и не достригают. А пусть бы еще и дальше подстригли, возле нашего дома.

Кернес коротко и быстро объясняет нахальной собеседнице, почему траву у себя во дворе она должна стричь сама, и заканчивает разговор.

— Меня тут все знают, — коротко отрезает он.

Мы едем в тишине. В какой-то момент мэр просит помощницу набрать номер мистера Х. Она быстро дозванивается, и включает собеседника на громкую связь. Кернес дает первое поручение: “Там, на повороте, от ветра и дождя повалило дерево, как спичку — срочно убрать!” Принято.

Через пять минут еще звонок — “За углом на такой-то улице стоит МАФ Мысыка ( речь о владельце компании “Кулиничи”, харьковчанине Владимире Мысыке — УП) — без документов. Убрать его!

На входе в ресторан Кернеса встречает чуть ли не весь его персонал. Свиты становится в пять раз больше. Мы усаживаемся на просторной веранде. Мэр заказывает чай с имбирем и лимоном.

— Сладенькое не хотите? — интересуется у него молодая официантка. — У нас есть свои шоколадные конфеты.

— Свои — это как? — спрашивает Кернес.

Девушка объясняет. Кернес кривится и просит помощницу принести его конфеты из машины.

— Сладкое, аттракционы, гномы и Лунапарк — что это? Тяга от плохого — к хорошему?

— Может я ребенок? Просто мне почти 57 лет. А что тут плохого? Я же не хочу быть похож на одного вашего киевского персонажа.

— Вы Кличко имеете ввиду?

— С Кличко нас ни ростом, ни силой не сравнить. У нас с ним разные весовые категории.

На самом деле, Кернес имел ввиду киевского бизнесмена Гарика Корогодского. В своем интервью “Украинской правде” последний нелестно отозвался о харьковском градоначальнике. Кернес затаил обиду, в течение дня он еще несколько раз возвращался к своему визави.

— Почему вы всегда так обижаетесь на критику, а в ответ обижаете в два-три раза сильнее обидчика?

— Как аукнется, так и откликнется. Или еще одно: лучше грешным быть, чем грешным слыть. Не нужно давать мне оценок в моем подходе к тому или иному человеку. Человеку, у которого есть принципы, не интересно слушать разный бред от таких людей как Геращенко или Ярославский. Меня не нужно ничем удивлять. Меня нет в списках “Форбс”. Мне это не интересно, я ни за чем не гоняюсь.

— Может вы о чем-то сожалеете тогда?

— Я об очень многом сожалею. Я жалею о том, что не обеспечил свою безопасность, что я дал возможность так обойтись со мной. И я знаю, кто меня заказал. Но мои слова могут оставаться словами.

— А не жалеете о том, что ваши слова, возможно, тоже кому-то делали больно? Или же привели к каким-то негативным последствиям? Давайте вспомним, например, что вы говорили во время Майдана или весной 2014 года, когда в Харькове происходили непонятные процессы.

— Я говорил все, что считал нужным, и от своих слов не отказываюсь. Все эти слова тогда еще, в 2014-ом году пересмотрела СБУ, изучая каждое мое слово, чтобы найти что-то связанное с сепаратизмом.

Вы поймите, что меня привлекли к уголовной ответственности за то, что — якобы, по словам других, я совершил те или иные действия. Антон Геращенко — идейный вдохновитель всего этого процесса. Сводя со мной счеты в пользу Арсена Авакова, он получил должность советника министра внутренних дел. Если кто-то их не знает, то я знаю их очень хорошо и обстоятельно. То, что сейчас со мной происходит, плод их фантазии.

В феврале 2014 года против Кернеса было возбуждено уголовное дело. Он подозревается в организации похищений людей во времена Евромайдана в Харькове. В интервью Кернес называет это дело фальсификацией и говорит, что свидетелем по делу выступает нардеп от “Народного фронта” Антон Геращенко. В марте 2015 года дело было передано в суд. Решение до сих пор не вынесено, продолжается допрос свидетелей и самого Кернеса.

Могу сказать только, что миссия ООН по правам человека в Украине сделала заключение, что на суд давят высокопоставленные чиновники, а именно — министр внутренних дел Аваков. Когда представители организации людей с особыми потребностями побывали в Полтаве, в зале заседаний, посмотрели на место, где меня судят, они сказали, что там категорически нельзя находиться. Нет туалета, нет никаких условий. А я там высиживаю по семь часов, плюс четыре на дорогу, итого — 11.

Я не хочу через СМИ доказывать свою невиновность. К сожалению, у нас закон работает по такому принципу: чем больше ты говоришь, тем больше можешь делать безнаказанно.

— Вас обвиняют. А вы свою вину не ощущаете. Стандартная ситуация.

— Захват административных зданий происходил не по команде Геннадия Кернеса. И не по моей команде освобождали областную госадминистрацию, и спасали ее от разгрома и тех событий, которые постигли Одессу. Вы даете оценки тем действиям, и привязываете меня к ним. Зачем? Еще раз вам объясняю: я делал все, чтобы остановить погромы, и я их остановил.

Благодаря всем этим усилиям Харьков получил новое рождение. Не нужно говорить о том, чтобы могло быть, ведь если бы это было, то Харьков был бы Донецком, Луганском. А я хотел, чтобы Харьков оставался Харьковом. Я приходил на так называемые митинги, когда была “русская весна”. Говорил о том, что Харьков это Украина. И сторонники, т.н. “русского мира” меня закидывали бутылками и чем хотите. Поэтому не нужно склонять меня туда, к чему я не имею отношение. Прекратите.

— Вы же не будете отрицать, что хорошо были знакомы с руководителем группы “Оплот” Евгением Жилиным, которого обвиняют в избиении и похищениях активистов Евромайдана?

— Жилина даже привлекали за попытку покушения на меня. Детей я с ним не крестил.

— Свое отношение к Майдану, как мы понимаем, вы не поменяли. Или поменяли?

— Я никому, в том числе и определённым событиям, оценок давать не хочу. Поживем — увидим.

— Когда мы ехали в машине, вы так произнесли словосочетание “Революция достоинства”, будто для вас лично это событие не было ни революцией, ни достоинством. Или мы ошибаемся?

— К власти пришли персонажи, которых находили и привлекали правоохранительные органы. А сегодня они делают себе карьеру на рассказах о политических преследованиях. Сколько веревочке не виться, все равно конец будет.

— Это вы сейчас привет Авакову передаете, или кому?

— Что вы такое говорите? Упаси Господи! Могу только одно сказать: когда он уйдет на пенсию, жить в Украине не будет. Сегодня он на пределе своей политической карьеры. Его переназначение на должность главы МВД — политическое решение. Это не решение президента, или премьера Гройсмана.

В этот момент официант подносит кофе, а помощница Кернеса — вручает ему маленькую косметичку, заполненную конфетами.

Кернес с нескрываемым удовольствием начинает копошиться в сладостях, как в шкатулке с драгоценностями, выискивая нужную ему конфету.

— Вот “Ромашка” — мои любимые. А вот “Коровка” — это вам.

— Я ем только Рошен, — заявляет Света.

— Вот для вас Рошен нашел специально.

— У вас здесь конфеты двух кондитерских фабрик — Рошен и Красный Октябрь. Есть в этом какой-то скрытый символизм. А вы какие больше любите?

— А как вообще можно сравнивать разные вещи. Угощайтесь.

— Если бы в вас не стреляли, вы были бы более откровенны в своих оценках?

— До 2014 года знал бы прикуп, жил бы в Сочи. По аналогии, на сегодня: знал бы прикуп, был бы в Раде.

— Хорошо. Вам уже много раз задавали этот вопрос: кто, по вашему, виноват в войне на Донбассе?

— Во всем виноват Янукович, который сбежал, думая только о своем благополучии. Вот во всем — Крым, Донбасс, Луганск…

Что касается Крыма, так хочу напомнить, как туда приезжал тот же Аваков. И что он сделал? Ничего. Тот, кто хотел — добивался, боролся, потерял друзей. Я сейчас не про себя говорю, а о тех, кто воюет. Вот и весь фокус. Я улыбаюсь, когда вижу Авакова в военной форме и с пустыми погонами. Пародия.

— Не понимаем. Что значит — пародия?

— Он на турнике не подтянется ни одного раза. Это примерно то же самое, как если бы Луценко сегодня надел форму прокурора.

— Может быть это принцип “око за око”? Ведь всем же известно, что во многом благодаря вам, Аваков вынужден был временно эмигрировать в Италию. Как считаете?

— Потому что я знаю о нем правду. А он сегодня — политик первого эшелона, входит в “стратегическую семерку” президента.

— Правду о чем? О его молодости, становлении, о чем?

— А зачем я должен давать этому оценку? Вот вы съездите в Чугуев, там, где он проживал, и спросите, а что сделал Арсен? Я его знал, как Арсена.

— Арсен? Вы дружили?

— Я ему денег занимал, если хотите. И он их очень долго отдавал.

— Есть еще один бизнесмен, который говорил, что одалживал Авакову деньги

— В конце 90-х у него были большие долги. Тогда ему не везло.

— В чем, в картах? Или в напёрстках? Вы в этом были сильнее?

— Вот вы мне говорите о наперстках. Так вот — это сейчас играют в наперстки.

— Вы отказываетесь от себя, прошлого?

— Я? Нет. Было и сплыло.

— Расскажите о правилах заключенного. Чему они вас научили? И как вам это помогло в политике?

— Вам не нужно об этом знать. Эти правила вам не пригодятся. Меня посадили при Советском Союзе, а вышел я в другой стране, в других реалиях. Я попал в тюрьму, когда такси стоило 5 рублей. Домой, когда вышел, два года спустя, я ехал на такси за 25 карбованцев.

— Вы взяли такси, когда вышли из тюрьмы?

— Я спешил домой, где был мой сын. Я должен был ползти по-пластунски?

Когда меня отпустили, многие не поверили и подумали, что я сбежал из мест лишения свободы.

— Вы раздражаетесь, когда вспоминаете о том времени. Почему, если это так много вам дало по жизни, как вы утверждаете?

— Я был оправдан. О чем разговаривать?

— Есть мнение, что любой успешный политик в Украине проходит через жерло СИЗО или тюрьмы. Примеров много — Луценко, Тимошенко…

— А почему вы не вспомнили о Януковиче? Луценко — да. А что прошла Тимошенко?

— Мы другого от вас и не ожидали. Вы и в 2013 как-то холодно относились к ситуации, когда Тимошенко сидела здесь, в Качановской колонии. Почему?

— Я не злорадствую по таким поводам. От тюрьмы и от сумы никто не застрахован. Вы напрасно так, я зла никому не желаю.

— Помнится, однажды вы вывесили на здании местного совета в Харькове портрет Берлускони. После того, как в Италии, в каком-то городе на здании мэрии вывесили портрет Тимошенко.

— Это был привет Авакова нам, на самом деле, неужели вы не понимаете?

— Он там, в Европе, моцареллу делал и передавал вам приветы?

— А он и сейчас ее делает и не скрывает. Никто не оценивает тех, кто прошел через это, и сумел восстать из пепла. Вот эти оба восстали из пепла. Как Тимошенко, так и Луценко. Представляя Луценко на Генпрокурора, президент сказал, что Луценко пошел на эшафот. Он помнит то время. Поэтому, когда вы спрашиваете у людей о “том времени”, задавайте их не в порядке общих тем, а осознавая, что ответ вы можете не получить. Я не хочу рассказывать.

— Вы немного зациклены на Авакове, не находите?

— Он же говорил: “Я министр. Я — над схваткой”. Я вижу, как он над схваткой. Эти люди проецируют возможности и силу власти на личные цели. Они устраивают эту “сучью свадьбу”, и, не взирая ни на какие жизненные устои, начинают мстить, используя служебное положение. Нет у них человеческих отношений, есть только стремление к власти — мести и власти. Чем они живут?

Кернес сильно раздражается на этом месте. Замолкает, берет себя в руки, думает и продолжает.

Аваков меня хочет посадить. И ему эту комбинацию преподнес так называемый дружок  —подчеркиваю! дружок с недавнего времени — Антошка-Картошка, он же Геращенко.

— Вы мстить будете?

— Я ему не мстил никогда. И не звоню ему.

— Никогда-никогда?

— Несколько раз позвонил, когда были события, связанные с захватом облгосадминистрации. Потом он уже перестал брать трубку. Вы слышали, как Луценко выступал с трибуны Верховной Рады? Сказал спокойно, уверенно, что никому мстить не собирается. Или вы думаете, что у меня с ним сладкие отношения? У меня с Юрием Луценко вообще нет никаких отношений.

— Вы говорите, что мстить это плохо. Зачем же вы тогда так изощренно мстите харьковскому бизнесмену Сапронову?

— Как?

— Говорят, что на месте его гольф-клуба вы хотите построить….

— Что построить?

— Свалку? Есть и такая версия.

— Кто-то говорит кладбище, кто-то “свалка”. Я обратился к руководству гольф-клуба (а не на имя Сапронова), просил их заключить договора аренды земли с городом, и платить в горбюджет, а не уклоняться, скрываясь за другими документами и судом. Об этом же защитники Сапронова умалчивают, правда?

А речь идет о защите законных прав и интересов территориальной громады. Если Харьковский городской совет принял решение изъять земельный участок в тех границах, в которых он сформирован, то никаких свалок там не будет. Просто был в Харькове такой депутат-чиновник-лузер Сапронов, дружил со всеми, залезал ко всем в одни места — куда только хотел. Вот так он себя вел. И землю под гольфклуб он купил у своего родича, а там были огороды людские.

— По поводу вашего уголовного дела. Наши источники в АП рассказывали, что Аваков действительно хотел вас посадить, чтобы вы не смогли стать мэром. Но потом вам удалось договориться, благодаря харьковчанину Борису Ложкину. В итоге выборы вы и выиграли.

— Вы знаете, что и Борис Ложкин — харьковчанин, мы вместе были депутатами Харьковского городского совета. Я его знаю не со вчера, не с сегодня, а еще с тех времен. И поверьте, у меня нет к нему каких-то просьб, выходящих за рамки развития Харькова. На Банковой я был от силы раза два. Да, приезжал в вечернее время. И что? Я ни от кого не прячусь.

— Вы же не будете отрицать, что с Игорем Райниным, губернатором Харьковской области, которого считают человеком Ложкина, у вас — хорошие отношения? И что по многим вопросам вы находите взаимодействие?

— С Райниным у меня отношения рабочие. А какие они — хорошие или нет — покажет время. Сейчас у нас есть несколько проектов. Работаем над созданием регионального административного центра услуг. Сюда приезжали представители территорий Донецкой и Луганской областей, которые остались подконтрольны Украине. И они смотрели, как здесь работает уже существующий центр административных услуг.

Народный депутат Мустафа Найем, курирующий создание центров админуслуг на востоке страны, проанализировал все регионы, но выбрал Харьков, потому что понимал, что оценка нашей деятельности высокая. Он из Блока Порошенко, который на последних выборах набрал в Харьковском горсовете 7 голосов, “Наш край” — тоже 7, Самопомощь — 13, а “Возрождение”, которое я представляю, получила 57 мест. Но сегодня эти силы голосуют за многие решения, которые нужны для развития Украины.

В августе 2014 года в Раде зарегистрировали проект постановления о досрочном прекращении полномочий мэра Харькова и горсовета, но попытка принудительно снять Кернеса с должности, провалилась. “За” проголосовали только 166 человек из необходимого минимума 226. В октябре 2015 года в Харькове прошли выборы. Кернес переизбрался мэром с результатом в 65,8% голосов. А партия “Видродження”, которую он представлял, получила 53, 5%.

— К слову, о результатах выборов. В сети можно найти видео, обнародованное харьковским бизнесменом Всеволодом Кожемякой, рассказывающее о фальсификациях на выборах со стороны партии “Видродження”, которую вы представляете. Как вы можете это прокомментировать?

— Пускай Кожемяка опубликует свои схемы, как он выводит деньги из Украины, где живет его семья, где его дома, и где хранится весь его капитал. И тогда будем рассказывать, кому-то о чем он слышал, а о чем нет.

Данную аудиозапись Кожемяке предоставил никто иной, как Антон Геращенко — “Всемогущий”. Если мы все снимем маски, тогда можно о чем-то разговаривать. Я с вами сижу здесь среди людей. Кто знает, кто такой Всеволод Кожемяка? Он рассказывает, что дает деньги на АТО? Так может, и я даю, но зачем мне про это рассказывать и бахвалится этим?

— Давали ли вы какие-то показания по этому делу, расследуется ли оно?

— Да какие показания? Там вообще нет моего голоса. Им полностью была приукрашена вся ситуация. И на сегодняшний день, насколько мне известно, ведется следствие. Полиция ходит и спрашивает людей, за кого они голосовали. Где есть видео, что я кому-то сломал нос? Где есть аудио-запись?

Не нужно мне рассказывать о плохом. Я не из тех людей, я уже давно все понял: чем они живут и почему. У меня есть несколько постулатов, один из которых: мы все родились для того, чтобы умереть. Если я живу сегодня, я счастлив. Точка. Я стороной держусь тех, кто рассказывает мне о плохом. Какие еще вопросы?

— Есть парочка.

— Слушаю.

— Вы — не типичный мэр. В отличие от многих других градоначальников, вас знают в масштабах страны. Сейчас вы сосредоточились исключительно на городе и уже не влезаете в вопросы масштаба страны.

— Если бы у меня были амбиции политика, наверное, я бы находился сегодня под куполом и принимал бы там какие-то судьбоносные решения. Но я там, где я есть, и это моя граница.

— Так было не всегда. Мы помним времена, когда вы, будучи мэром Харькова, принимали участие в вопросах общегосударственного значения. Да и Янукович к вам собирался прилететь до своего побега.

— Если бы увидел Януковича сейчас, я бы ему “отпустил лычку” (сильный щелбан — УП). Как человек, который прошел через Крым, Рим и медные трубы.

— Выходит, вы поставили для себя точку в главе “Большая политика”?

— Я не ставил никаких точек. Многоточие. Я вот себя считаю хорошим другом, потому что друзья не бросили меня, когда мне было плохо, и помогли выжить. Наверное, я умею дружить с людьми и, если бы не умел, наверное, был бы одиноким. И тот же Ярославский смог меня победить, но у меня просто больше друзей. У него нет столько друзей.

— Расскажите о ваших друзьях. Кто они?

— У меня много друзей. Есть они в России, есть в Украине, в Европе, по всему миру.

— В конце февраля на еврейском кладбище застрелили вашего близкого друга, бизнесмена Юрия Димента. Вы знаете, кто и зачем это сделал?

— Это сверхциничное кощунство, когда человека расстреляли в спину у могилы матери. В спину стреляют те, кто не хочет, чтобы их видели. Но на кладбище? На еврейском? Может, это стреляли люди, которые ненавидят евреев? Или люди, которые сводили с ним счеты?

— Вы считаете, это удар по вам, или сведение счетов с самим Диментом?

— Это удар по моим жизненным принципам. Я потерял одного из лучших друзей. Юра очень много времени проводил со мной. В момент, когда я лежал в больнице, когда меня перевозили в самолете в Израиль, когда я был там и вернулся. Он все время был рядом. Мы давно дружим, около 30 лет. Я не меняю друзей. Как и коней на переправе.

— Расскажите о нем что-то особенное.

— Не хочу, зачем. Это мой друг. Меня даже недавно в американском посольстве спросили о Дименте. Что вы о нем можете рассказать, мол. А я ответил только — “Он мой друг. Точка”.

Когда Кернес удачно шутит, или выдает на гора очередной афоризм, люди, сопровождающие его активно машут головой, как бы одобряя сказанное, смеются, комментируют, сердятся, когда собеседники мэра что-то уточняют, или задают неудобный вопрос. Короче проживают свою жизнь его жизнью.

Наше интервью прерывается — спустя два года после покушения Кернеса по-прежнему беспокоят сильные боли в ногах.

Между нами виснет короткая, неловкая пауза. И мы задаем последний вопрос, прежде, чем попросить счет.

— Какая боль сильнее — моральная или физическая?

— Когда теряешь близкого человека это страшная боль. И физическая и моральная. Физическая боль не ведет к моральной. Иногда, когда меня посещают фантомные боли в ногах, я спрашиваю: “За что?”. И не получаю ответа. Хотя, если вы спросите, сами знаете, у кого, они скажут “мало”, и попросят прибить мне руки гвоздями.

Мы разъезжаемся. Кернес высадил нас у ресторана, а сам отправился в свою гостиницу, где есть вольер на 30 собак.

— Теперь вас здесь хорошо обслужат, — бросил он напоследок.

— Почему вы так уверены?

— Вы же со мной приехали. Они это видели.

Светлана КРЮКОВА, Севгиль МУСАЕВА