В отношениях сегодняшней России и ЕС изменения невозможны

Скажу сразу, что интрига совсем не была связана с российскими выборами и послевыборными протестами. Эти вещи брюссельская бюрократия как раз всеми силами хотела бы не заметить — отвлекают от работы с документами. Удобнее “внимательно следить” и накапливать “озабоченность”. А в это время фигуры верхнего уровня, та же леди Эштон, к примеру, будут как заведенные твердить о не использованном до конца потенциале двусторонних отношений.

На прошлой неделе в Брюсселе, в присутствии одного еврокомиссара — Россия, правда, в его компетенцию входит косвенно, но за страны общего соседства он отвечает напрямую — я задал вопрос: почему, когда несколько сот человек за участие в протестах оказываются в тюрьме в Белоруссии, ЕС замораживает отношения с этой страной, а Кремлю аналогичные действия ничего не стоят, и он остается в ранге стратегического партнера Евросоюза. Ответа, естественно, не последовало, да его никто и не ждал. Накануне саммита лицо ЕС в какой-то степени спас Европарламент, но ни для кого не секрет, что влияние резолюций этого органа на окончательные решения не слишком значительна.

Появления динамики в отношениях можно было ожидать по другим причинам. Во-первых, в прошлом месяце было наконец-то согласовано вступление России в ВТО, чего ЕС хотел и добивался довольно долго, и на последней стадии переговоров даже взял на себя задачу додавить Грузию, чтобы та, не да бог, не применила вето. Ведь многочисленные “Партнерства ради модернизации”, о которых Россия договорилась со странами ЕС за прошедшие два года, особым содержанием не отличаются. “Партнерство” вряд ли может быть успешным там, где нет предмета сотрудничества, то есть российской модернизации. А тут появилась возможность забыть о них и вернуться к делу действительно серьезному — переговорам о новом рамочном соглашении, которые формально застряли именно из-за отсутствия прогресса по вопросу о ВТО.

Во-вторых, ЕС мог бы попытаться как-то прореагировать на заметную активизацию политики Москвы в регионе общего соседства. На фоне покупки “Газпромом” “Белтрансгаза” и информации о якобы готовящейся Киевом сдаче украинской газотранспортной системы можно было ожидать попытки обозначить европейские интересы.

В-третьих, саммит пришелся на председательство Польши в Евросоюзе. В целом усилия, предпринимаемые в последние годы Варшавой и лично польским министром иностранных дел Радославом Сикорским с тем, чтобы превратить Польшу чуть ли не в главного в Евросоюзе лоббиста беспроблемных отношений с Москвой, вызывают много вопросов. Но успех данного конкретного мероприятия был стране-председателю необходим несомненно. Трудно позиционировать себя как главного актора ЕС на новом Востоке Европы, если все, что ты можешь пробить, — это двустороннее соглашение с Москвой о малом пограничном движении в Калининграде. В особенности, на фоне проблем с теми же Украиной и Белоруссией.

Тем не менее, прорыва не произошло. Дежурная риторика — ну, может, с небольшой поправкой на внутрироссийскую ситуацию. (Ну, хоть не на овощи, как в прошлый раз.) И никаких инициатив, которые меняли ли бы ситуацию качественно.

На “совместных шагах по переходу к безвизовому режиму” можно, конечно, остановиться отдельно, но можно и не останавливаться. То есть сам по себе документ добротный и содержащий перечень стандартных мер, которые разумно реализовать в России для повышения собственной безопасности, улучшения охраны границ и снижения разного рода рисков. Без всякого одолжения ЕС и тем более мониторинга с его стороны. Но, как говорил профессор Преображенский, это не “окончательная бумажка”. Ее выполнение всего лишь “создало бы условия для постепенного перехода к ситуации, в которой станет возможным начало переговорного процесса, результатом которого в долгосрочной перспективе станет новая фаза визовой либерализации и в конечном итоге отмена виз”. По счастью, это не цитата из документа, а только сконструированный автором образчик брюссельского новояза. Но сути это не меняет. Безвизового режима в обозримой перспективе не будет. Как не будет никаких “общих пространств” в экономике, культуре и сфере безопасности, о которых договорились еще в 2003 г. Общая атмосфера, если угодно — психология и философия отношений не те.

Фундаментальный вопрос заключается в том, почему не те. Почему на российско-еэсовском фронте ничего не происходит. Почему ни позитивные, ни негативные раздражители ничего не меняют в дискуссии, идущей годами вокруг словосимволов “энергетика”, “ценности”, “общее соседство”. Почему ЕС до нуля понизил уровень амбиций в своей российской политике. Почему под словами “бизнес как обычно” сегодня принято понимать примитивный обмен энергоносителей на колбасу и предметы роскоши, а отсутствие открытого конфликта воспринимать как успех.

А ответ столь же простой, сколь и неприятный. От России уже не ждут ничего — ни особенно хорошего, ни особенно плохого. Хорошего ждали слишком долго — всех этих инвестиционных перспектив, внутренней трансформации, стабильности, наконец. Известное “плохое” отступает. В 2001 г., по данным Евростата, 48% совокупного импорта газа нынешними 27 членов ЕС приходилось на Россию, а в 2009 — уже только 34%. Тенденция с тех пор не изменилась, и даже Герхард Шредер не в состоянии напугать европейцев мифической угрозой переориентации российского газового экспорта на Азию. Не верят. А разговоры о неизвестном “плохом” — потенциальных социальных катаклизмах — хотя и начались, но пока еще едва слышны. Так что и по этой линии Россия — не приоритет. Что и хорошо, и плохо одновременно.

Накануне думских выборов влиятельный Европейский Совет по внешней политике опубликовал доклад “Как иметь дело с пост-БРИКовской Россией”, в котором Россию концептуально выводят за скобки того динамично развивающегося мира, который ассоциируется с Китаем и другими возникающими в Азии и Латинской Америке центрами силы. Аналитики, естественно, рекомендуют сотрудничать с Россией, но перечень областей взаимодействия настолько невелик, что легко может быть применен ко многим развивающимся странам. Одновременно, к слову, предложено сделать Россию одной из тем европейско-китайского диалога. Вот там стороны точно обменяются “озабоченностями” насчет бывшей сверхдержавы.

Корень проблемы в том, что в середине прошлого десятилетия российское руководство сделало выбор, причем, со своей точки зрения, вполне логичный. Оно отказалось от политики интеграции с Европой, от курса, который не вел, конечно, к вступлению в ЕС, но все-таки потребовал бы принятия общих ценностей и правил. Отказалось во многом именно из-за того, что демократическая трансформация России стала бы прямой угрозой властным позициям правящей элиты, поскольку европейская политическая система основана в том числе на сменяемости лидеров.

Поэтому Кремль, по-видимому, не слишком расстраивается из-за того, что отношения с Европейским Союзом подменены саммитами и парадными ужинами. ЕС выдает российским лидерам карт-бланш на внутреннюю политику, с радостью принимает уходящее из страны материальное и интеллектуальное богатство, но параллельно теряет интерес к будущему самой России, ее развитию. Тем, кого такое положение дел не устраивает, придется ждать — или добиваться — перемен в государстве.

Аркадий МОШЕС