Теория перманентной войны

Мир — сравнительно позднее изобретение. Для его поддержания приходилось предпринимать исключительные усилия, строить международные институты, культивировать демократии, чтобы страны между собой не воевали. Модель мирного, взаимно страхующего от войны альянса представляет собой, например, Европейский союз, где молодым людям едва ли осмысленно отдавать свою жизнь за суверенитет страны — человеческая жизнь выше суверенитета. За что, собственно, и боролись основатели этого амбициозного союза Жан Монне и Робер Шуман. Историк войн сэр Майкл Ховард отмечал “общее для западных урбанизированных обществ нежелание нести тяжелые потери” и называл наступившую эпоху “постгероической”.

Война инфантильна и архаична, как игра “Зарница”. Но современному российскому политическому режиму удалось вернуть мифологический “героизм” войне, помочь обрести ей ленинскую семантику войны справедливой, убедить население собственной страны, что парадоксальным образом агрессия — это оборонительная война, ибо осажденную крепость нужно защищать, а заложники в крепости обязаны ощущать по отношению к ее коменданту стокгольмский синдром.

Идет война — одновременно горячая, гибридная и холодная — под лозунгом “Лишь бы не было войны”. Таковы парадоксы постсоветского сознания. И это единственное, что заполняет пустоту — политическую бессодержательность персоналистского режима, который свою легитимность ищет не только в победах прошлого, например в Великую Отечественную, но и в поражениях — например, в финскую кампанию.

Война заменяет и холодильник, и телевизор. Главное, чтобы внимание обороняющейся нации ни в коем случае не переключалось на текущие социальные и экономические проблемы, которые во многом и являются следствием войны — хотя бы тех же самых противоестественных для постиндустриального общества по своему масштабу оборонных расходов в ущерб человеческому капиталу. Гибель одной хорошо известной империи под бременем этих расходов ничему не научила тех, кто считает себя ее наследниками по прямой.

Для поддержания общества в состоянии политического анабиоза война должна быть перманентной, как когда-то революция по Льву Троцкому. Опция тлеющего костра войны в Донбассе — лучшая для режима. С одной стороны, нет в чистом виде сильно затратной горячей фазы, исключающей последние возможности дразнить Запад и кокетничать с ним. С другой — война вроде бы продолжается, а значит, можно держать в напряжении и свой народ, и остальной мир.

Но раз проект “Новороссия” закрыт, нужно, не снижая давления в трубах мобилизации массового сознания, переключить его на новую полувоенную ситуацию. Поддразнивать “наших партнеров” в Арктике, имитировать Советский Союз и дипломатию войны в Сирии, предъявляя заведомо неприемлемые для Запада плодотворные дебютные идеи. Войны как бы нет, но одновременно она есть как результат нашей неуемной “миролюбивой политики”. Такая политика и в самом деле похожа на геополитические игры СССР, но та страна была империей, а Россия — империя имитационная. Хотя механизм саморазрушения один и тот же.

Андрей КОЛЕСНИКОВ, директор программы Московского центра Карнеги