Цукерберг и Маслоу

$1 трлн. 1 000 000 000 000 долларов. Правильно я нули написал? Столько не стоила ни одна компания. И столько хочет стоить Цукерберг со своим “Фэйсбуком”.

Аналитики и эксперты тут же стали анализировать обоснованность заявки. За многими рассуждениями кроется такой лейтмотив: даже компании, оперирующие признанными и материальными ценностями, вроде железа или нефти, столько не стоили. Значит, дуется очередной доткомовский пузырь.

Сначала покажу, почему Facebook — не пузырь, потом — почему к нему относятся, как к пузырю, и как, в конце концов, он становится пузырем.

Обыденное сознание отказывается признавать в доткомовском секторе устойчивую общественную ценность, ибо отсутствует материальный продукт. Примерно так же в советское время почитался труд по тачанию гаек и выращиванию хлеба, и пустым делом считалось какое-нибудь интеллигентское занятие, помещавшее людей в прослойку. Это, конечно, идеи XIX века, и на сей счет можно запоздало иронизировать. Но ведь металлические изделия и хлеб в иерархии потребностей человека, действительно, лежат где-то ближе к самой основе. Низко, но зато в основании.

Привязка ценности к материальному миру служит верным критерием, говорит наше наивное восприятие. А когда нет вещности продукта, то словно не обо что измерить. Вот картошку на отрез сатина поменять можно. А на что “Фэйсбук” выменяешь? Поэтому цена такого рода продуктов кажется надуманной — она не укладывается в архетипическую шкалу меновых ценностей.

Истинность материальных ценностей и дутость нематериальных сидит в нас прочно, проецируясь, в том числе, на экономические оценки, заставляя относиться к нематериальным продуктам, как к возгонке пустоты или ожиданий.

А что если концепция уже поменялась? Если материальность продукта все меньше определяет его стоимость? То есть это уже очевидно, причем лет 50, если не больше. Самые дорогие экономики связаны как раз с нематериальным, а интеллектуальным производством. И, очевидно, они дают прообраз будущего.

Любопытно вот что. Забираясь постепенно в будущее, мы одновременно готовы быстро откатиться в прошлое и понизить свои притязания до ценностных горизонтов предыдущей, более примитивной стадии. Этот феномен знаком всем, кто попадал в более тяжелые, чем обычно, условия — например, служба в армии. Сразу начинаешь ценить другие вещи. Там ценности ниже. Но они почему-то воспринимаются настоящими.

Удовлетворение базовых потребностей позволяет подниматься на ступень выше. Когда же вдруг наступает витальный испуг, горизонт ценностей сразу спускается обратно вниз по шкале. Например, всякий советский человек, уже даже будучи 10 лет избалован потребительскими излишествами, хорошо понимает, что обогреватель, кипятильник (а лучше — генератор), родник возле дома, бензин, крупа, картошка и теплые вещи очень быстро могут стать насущной ценностью.

И вот ценностный парадокс сознания: примитивные, по сути, животные потребности, обеспечивающие выживание и размножение, признаются (да и являются) базовыми. Они выставляются критерием настоящей, истинной ценности. Получается, что мы всегда судим верх по низу. По своему животному минимуму. Поэтому высшие ценности, позволяющие раскрываться нашей как раз человеческой, а не животной природе, воспринимаются как эфирные и, вообще-то, необязательные.

Согласно этому парадоксу, незыблемые ценности надежнее, потому что их незыблемость проверяется на самом мизерабельном уровне человеческого бытия — на уровне биологического выживания.

Но вернемся к Цукербергу. Что он производит? Куда в этажерке Маслоу положить продукт Цукерберга?

А ведь на самый-самый верх. На вершину пирамиды. Цукерберг производит самовыражение для сотен миллионов людей, удовлетворяя их наивысшую человеческую потребность. Ни нефтяная, не металлургическая компания, ни даже священные хлеборобы и токари не производят продукт для удовлетворения потребностей этого уровня. Марк Цукерберг достиг ценностного предела в удовлетворении человеческих потребностей.

Этот тезис надо умножить на масштаб предприятия — на количество удовлетворенных Цукербергом людей. И вот неэкономический вердикт. Ни одна компания за всю историю человечества не работала на этом уровне удовлетворения человеческих потребностей в таком статистическом масштабе. Стоит это $1 трлн? Да пусть стоит, конечно. Жалко, что ли.

Может ли этот триллион рухнуть?

Конечно, может. Если вдруг по каким-то причинам наступят некомфортные условия и общий витальный испуг, то люди вспомнят о “незыблемых ценностях”, которые по определению более низкие. Поближе к задачам выживания, подальше от задач самовыражения. Инвесторы и потребители покатятся мелким горохом с вершин пирамиды Маслоу, на каждом уровне падения снижая свой ценностный потолок.

Причины этого испуга могут быть даже самонаведенными: люди могут испугаться, что слишком высоко залезли на Маслоу и слишком далеко оторвались от незыблемых ценностей, вроде картошки и металлических изделий. И тогда коррекция страха может вызвать обрушение испуга.

Но все это ведь отнюдь не характеристика того продукта, который производит Марк Цукерберг, верно? Это характеристика общества, которое уже достаточно цифровое, чтобы посиживать на вершине пирамиды Маслоу, но еще достаточно физиологическое, чтобы в случае испуга сизифовым камнем сваливаться оттуда на уровень брутальных потребностей.

Триллион Цукерберга не является пузырем. Триллион Цукерберга является пузырем тогда, когда вас начинает волновать запас крупы.

Андрей МИРОШНИЧЕНКО