Путину невыгодно большое вторжение в Украину, возможны другие варианты — Сергей Рахманин

Президент Владимир Зеленский в своих обращениях к народу попытался успокоить граждан относительно возможного вторжения на территорию Украины войск РФ. Готов ли Владимир Путин к наступлению на Украину, какие сценарии нам ожидать, и способны ли мы к сопротивлению, в эксклюзивном интервью “Апострофу” рассказал член комитета Верховной Рады Украины по вопросам национальной безопасности, обороны и разведки СЕРГЕЙ РАХМАНИН.

- Президент обратился к украинцам, чтобы предотвратить распространение паники и пустые полки в магазинах на фоне слухов о российском нападении, которое якобы должно произойти очень скоро. Между тем, мы видим, что российские войска массово перебрасываются в Беларусь якобы на учения. Ухудшилась ли ситуация по сравнению с концом ноября?

- Первая информация о том, что готовится вторжение, по меньшей мере существенная эскалация, появилась в конце осени. Первоисточники были на Западе: заявления в печати, затем заявления официальных лиц. На тот момент вдоль наших границ происходило перемещение личного состава, военной техники, вооружений, но по сравнению с ситуацией весны 2021 года оно было существенно меньше, говорить о неизбежном вторжении не приходилось.

В течение последнего месяца ситуация действительно ухудшилась, во-первых, за счет того, что группировки, находящиеся вдоль украинских границ существенно усилились. И это усиление не столько личным составом, сколько средствами, которые могут быть использованы во время широкомасштабной войны. 

Во-вторых, ситуация ухудшилась с политической точки зрения. Почему? Потому что риск эскалации во многом зависит от эффективности или неэффективности переговоров, которые ведут, будем называть вещи своими именами, Россия и США, а пока стороны не договорились. Кстати, недостатком всех переговоров между Западом и Москвой является то, что с самого начала они и подавались как переговоры между Кремлем и Белым домом, а не как переговоры между Россией и Западным миром. Часть стран-членов НАТО и ведущие европейские политики выразили свое недовольство тем, что они фактически остались в стороне от этого процесса.

— К чему стремится Россия на этих переговорах?

— Здесь речь идет не об исполнении “Минска”, захвате Украины или даже об установлении политического контроля над бывшими советскими республиками, это вопрос об официальном признании России как крупного, мощного, самодостаточного геополитического игрока. Путин давно грезил Ялтой, переделом мира между великими державами. Он хочет официального признания за Россией статуса государства-победителя во Второй мировой войне, который имел СССР.

Кроме того, президент России хочет, чтобы любые геополитические решение согласовывались с Россией и учитывали ее позицию. При этом амбиции Москвы остались на советском уровне, а их влияние на мировую экономику существенно ослабло, даже с учетом нынешних цен на газ и нефть.

В мире продолжается политическая борьба между двумя сверхдержавами: Китаем и Соединенными Штатами, и США пошли на переговоры именно потому, что Россию они воспринимают как игрока, который может обострить их противостояние с Китаем.

Если Россия не достигнет хотя бы части целей, которые они перед собой ставят, то один из выходов для них — это спровоцировать существенное обострение в Европе и после этого вернуться к переговорам уже с позиции субъекта, который может пойти дальше. Мы в этом объект, которым торгуют, шантажируют, то есть война в Украине — это та цена, которую Путин готов заплатить, чтобы добиться хотя бы части своих целей, главная из которых, как говорилось выше — публичное признание России крупным геополитическим игроком, с которым обо всем договариваются. Фактически они хотят занять место влиятельного политического игрока, с чем по определенным объективным и субъективным причинам не справился Европейский союз.

- А не слишком ли мал объект для таких вот амбиций?

— Нет, это не маленький объект из-за целого ряда обстоятельств. Во-первых, с 2014 года Западный мир применил санкции и частично взял на себя обязательства по обеспечению безопасности в мире. У НАТО и ЕС уже нет выбора, кроме их соблюдения. Разумеется, они достаточно условны, но совсем простить пощечину Запад не хочет.

Во-вторых, война в центре Европы, даже небольшая, бьет по экономике всей Европы и мира потому что он глобализирован. Какие бы сложные отношения ни существовали между определенными странами — они все равно торгуют, экспортируют, импортируют, заключают торговые соглашения и т.д. То есть, война в Украине усложняет ситуацию в мире в целом.

Украинские пограничники

Фото: УНИАН

Например, Германию интересует сейчас, будет ли работать украинская газовая труба во время возможной войны. Если война в Украине будет отражаться на вопросе поставок газа — это для Германии будет проблема, и подобный прагматический интерес можно найти у большого количества разных стран: Турции, Польши, стран Балтии, Венгрии, можно называть десятки государств, которым по тем или иным причинам война здесь совсем не нужна. И дело тут не в симпатиях к нам. Интересы этих стран нужно использовать для защиты украинских национальных интересов.

Нельзя полагаться исключительно на дипломатическое искусство Байдена. Нам нужно свои интересы отстаивать в разных странах, ища варианты альянсов, возможности для поддержки дипломатической, военной, военно-технической, политической — любой. Сейчас дипломаты должны готовиться к обострению даже больше, чем военные. 

Поэтому Украина это не малая цена. Это большая страна, которая остается буфером между Россией и Западным миром, если Западный мир не считает Россию врагом, то точно считает противником. Как сказал один из польских вождей, его государство больше не хочет общей границы с Россией, и это можно понять.

— Сколько сейчас вообще вокруг границ собралось российских войск? Называют 127 тысяч, 122 тысяч, кто-то и о 170 говорит…

— Я бы сейчас не упирался в абсолютные цифры, но это не 120, не 150, не 170 и тем более не 200. Эта цифра сопоставима более или менее с той численностью, которая уже некоторое время была сосредоточена вдоль наших границ.

Что важно, речь идет во-первых, о качественном усилении, во-вторых о создании возможности для более быстрой переброски больших масс военнослужащих и средств к украинским границам.

То есть, одна история, когда у вас есть группировка, скажем, в 100 тыс. военных, но инфраструктура, средства поддержки, средства связи не развернуты и не подготовлены должным образом. И совсем другая история, когда интенсивно идет подготовка инфраструктуры. Ведь само по себе количество танков у границы не является угрозой, но когда есть соответствующее количество топлива, заправщиков, развернута ремонтная инфраструктура, есть определенные средства, в том числе средства поражения, которых не было в непосредственной близости к нашим границам еще месяц назад, то это создает угрозу. Упрощаются возможности для нанесения ударов.

- Обсуждают разные сценарии российской агрессии — от широкомасштабного вторжения до локального обострения на Донбассе. Какой из сценариев вы считаете наиболее вероятным и почему?

— Риск широкомасштабного вторжения все еще некритичен, но он выше, чем был месяц назад. Однако не думаю, что Путину выгоден вариант с таким вторжением, потому что это очень дорого, рискованно, даже имея преимущество. А его преимущество очевидно, ведь по определенным критериям мы уступаем России, начиная от мобресурса и заканчивая техническим оснащением. Речь идет о комплексах РЭБ, системе ПВО, авиации, ракетах. Но даже при условии такого преимущества широкомасштабная война неизбежно означает большие потери. Даже в России никто не хочет получать похоронку или гроб.

Кроме этого, Украина — большая территория, которую оккупанту нужно содержать, а широкомасштабное вторжение — это огромные деньги, которые нужно вкладывать в обеспечение, оснащение, поставки. Российская экономика не настолько мощная, чтобы позволить себе большую войну. Даже если россияне надеются на блицкриг, то они точно закладывают для себя риск, что он может не получиться.

Еще один момент: ставки в противостоянии с Западом, прежде всего с США, подняты настолько высоко, что если Россия пойдет на какие-то жесткие шаги, то ответ будет неизбежен. Есть вопросы по “адским” санкциям, потому что в самих США нет единства и четкого понимания, на что они способны пойти. Есть определенные противоречия по этому поводу между США и ЕС, есть дискуссии внутри самого Европейского Союза, но в любом случае Запад вынужден будет отвечать, ведь новой пощечины после Афганистана они не выдержат. Это страшный удар по репутации, а от репутации зависит все.

Фото: Апостроф / Роман Петушков

Следует обратить внимание и на то, что Путин всегда находил какие-нибудь формальные поводы и для войны в Грузии, и для захвата Крыма, и для ввода военнослужащих в оккупированные районы Донецкой и Луганской областей. Но просто так, без формальных поводов устроить широкомасштабное вторжение, мне кажется, не может никто, даже Путин. Оправдать такой шаг было бы невозможно. Гораздо проще с его точки зрения, осуществить локальный, но достаточно мощный удар. На Донбассе это возможно, но значит ли, что такой сценарий неизбежен? Нет, не значит.

Более того, как показывает жизнь, лучший способ избежать нападения — это демонстрировать способность к отпору. У нас это выглядит пока достаточно хило. Должно быть более акцентированно, более агрессивно, более четко, демонстративно.

Я неоднократно говорил, что президент должен выступить перед народом, он находил кучу поводов записать какое-либо видео или что-то сообщить, но записать ответ на вопрос, который всех беспокоил, у него времени не находилось. В этом заявлении он точно не должен был говорить: “не бегите покупать гречку, соль и спички”. Нужно говорить о том, что да, вторжение возможно. Это риск, но мы готовимся, мы делаем то, мы делаем это…

Именно такой ответ вселяет уверенность, а не ложь, обманчивые рассуждения и надежды, что кто-то договорится за нас или будет воевать вместо нас. Я думаю, что все уже поняли, никто за нас не будет воевать. Даже количество стран, которые будут предоставлять нам летальное оружие, ограничено. Окей, мы должны использовать любую помощь и стремиться к увеличению ее объемов, но воевать придется нам, и не только тем, кто будет сидеть в окопах, но и тем, кто будет работать здесь. Перевод экономики на военные рельсы, пересмотр основных показателей государственного оборонного заказа, поиск средств, создание военной администрации, введение военного положения, мобилизационные мероприятия — ко всему надо готовиться, нельзя сидеть и ждать, что сейчас начнется, а потом удивляться.

- То есть, если не широкомасштабное наступление, то ударят на Донбассе?

— Скорее всего.

— Но почему не юг, Крым, Азовское море, Черное море? Об этом ведь тоже идут разговоры.

— Думаю, что совершенно объективной информации нет ни у кого. На уровне предположений я бы сказал так: наиболее вероятный вариант это Донбасс, менее вероятный, но наверняка тоже возможный вариант — это юг, маловероятный, как мне кажется, вариант — это Север. Хотя на территории Беларуси Путин фактически чувствует себя как хозяин, это не слишком защищенный участок границы. Но с точки зрения военной вероятности, я бы считал это очень рискованным для него вариантом.

Совсем маловероятным сегодня является широкомасштабное вторжение, когда наносятся удары с разных сторон. Условно говоря на Юге, на Севере, на Востоке. Важен и момент переговоров с американцами — насколько долго они будут продолжаться и как далеко зайдут. Кроме этого, будет влиять на ситуацию и готовность к ответному удару со стороны Украины.

- А как насчет возможных сроков?

— Для того чтобы делать такие предположения, нужно иметь существенно больше информации, чем у меня есть. Понятно, что мои предположения будут субъективными, но чем дольше будут продолжаться переговоры, тем меньше будет риск вторжения. Условно говоря, если будут какие-либо взаимные уступки, появятся какие-то новые треки, которые будут обсуждаться, значит будет найдено больше точек соприкосновения. Скажем так, каждый новый день переговоров будет отдалять, а не приближать дату вторжения. Условно говоря, если переговоры будут продолжаться и после Олимпиады, то, скорее всего, летом можно будет перевести дыхание.

Поэтому наиболее угрожающими будут ближайшие полтора месяца, как мне кажется. Но по большому счету, вероятность военной эскалации будет зависеть от эффективности переговоров Путина и Байдена. Так вот, я действительно не знаю что для нас будет хуже, если они договорятся, или если они не договорятся. Для нас оптимальный вариант, если переговоры будут продолжаться достаточно долго и выйдут на какой-нибудь “вегетарианский” вариант в обозримом будущем. Худший вариант — это когда под вывеской защиты мира от новой войны нас заставят делать какие-то неприятные вещи и это будет преподноситься как та цена, которую все должны заплатить: Соединенные Штаты, Киев, Европейский союз, НАТО за то, чтобы не произошла война. Это будет преподноситься как победа, но вполне возможно, что для нас это будет начало поражения без войны, которое может подточить основы государства.

Владимир Зеленский вместе с Энтони Блинкеном

Фото: president.gov.ua

— Вы имеете в виду Минские соглашения?

— Возможно не только они, возможно появятся какие-то новые опции. Я не являюсь участником переговоров. Людей, которые знакомы с кругом вопросов, а главное степенью гибкости той или иной стороны на самом деле очень мало.

Но даже если нас заставят выполнять Минские соглашения — это может развалить государство, гораздо быстрее даже чем война. Это жесткая точка зрения, непопулярная. Когда я ее выражаю, меня даже за нее критикуют, но это моя точка зрения, я имею на нее право

- Буквально на днях Блинкен сделал заявление как раз вот в таком ключе — мол, никакого “апгрейда” Минска, о котором раньше говорила Банковая, не надо, и договоренности нужно выполнять в нынешнем виде…

— Украина сама себя загнала в ловушку, постоянно повторяя, что альтернативы Минску нет. Это говорил Петр Порошенко, это продолжает говорить Владимир Зеленский, хотя лично меня это удивило, потому что, учитывая критику нынешним президентом всех действий предыдущего, было бы логичным начать историю с “Минском” с чистого листа. В то же время, он чуть ли не самого начала говорил, что альтернативы Минску нет, хотя он и плохой. Ну, если альтернативы нет — то выполняйте. Однако выполнение “Минска” может устроить всех, кроме нас.

— Почему?

— ЕС сможет лицензировать “Северный поток-2” и это будет представляться, как цена, которую платят за то, чтобы не развернулась война. Украина не публично получит решение о том, что в ближайшее время ее в НАТО не ждут, а для в НАТО это будет представляться как цена, которую заплатили за то, чтобы война не дошла до границ Альянса. Байден вообще будет миротворцем, это будет успех. В преддверие возможных осложнений между Китаем и Тайванем Вашингтон может получить заверения россиян в том, что они поставят на паузу свое военно-техническое сотрудничество с Китаем. Возможны какие-то дополнительные соглашения по кибербезопасности, в которых очень нуждается Байден, возможны какие-то шаги россиян в части выполнения климатических соглашений, определенное ограничение ракет средней и малой дальности, потому что это тоже в принципе для россиян не критическая история, у них и без того боеголовок гораздо больше, чем имеют три крупнейших ядерных государства вместе взятые. Вот почему исполнение “Минска” — это история, которая устроит всех, кроме нас.

Кажется, Левко Лукьяненко говорил: “Очень хорошо, что мы получили независимость бескровно. Это промысел Божий, но это означает только то, что кровь еще прольется, и место, с которого мы могли бы стартовать, будет в необозримом будущем, а не в 1991 году”. И он как в воду смотрел, потому что этот разговор был задолго до 2014 года, когда мы получили кровь и стартовали к своей полноценной независимости. То есть, выполнение “Минска” не означает, что мы не получим через 5-10 лет войну намного худшую чем та, которая возможно произойдет сейчас.

- В чем вы видите главные угрозы Минских соглашений для Украины?

— Сама по себе минская конструкция полностью разрушает территориальную целостность. Это хуже, чем Приднестровье, потому что, по крайней мере, Кишинев не платит Приднестровью, не содержит его из собственного бюджета. Украина после Минских соглашений будет содержать из бюджета территории, которые не будет контролировать. “Минск” разрушает административно-территориальное устройство, Конституцию. Да, контроль над границей там прописан но только после полного урегулирования, которое может занять лет сто. Мы не получим контроль над своей границей, а там будут собственная полиция, суды, прокуратура, и все это Украина будет оплачивать из своего бюджета. Что скажут на это в других регионах, которые посылали бойцов на войну, а теперь будут понимать, что кормят людей, которые отказывают Украине в ее праве на существование?

- Но отказаться-то от “Минска” мы не можем…

— На самом деле, ставить крест на Минских соглашениях можно было с момента, когда началась “паспортизация” в ОРДЛО — уже тогда они были нарушены. То есть, прямо у себя под боком мы получим неконтролируемые территории с собственной армией, которая будет находиться под российским контролем. Напомню, мы потеряли огромную часть экономики, территории, мы потеряли время, деньги, которые могли были потратить на реформы. Зато будем содержать регион, который не будет украинским, и контроля над границей у нас не будет. Я точно не кровожаден, но псевдомир Минских соглашений, который устроит всех кроме нас, будет означать путь к огромным проблемам. Уверен, что государство выстоит даже в таких условиях, но невероятно большой ценой, которая не означает, что не будет новой войны. Минские соглашения — это не залог восстановления государства.

Фото: Апостроф / Роман Петушков

— А референдум, о котором еще в прошлом году говорил президент?

— Если анализировать логику Зеленского, то она выглядит так: если я не знаю, что делать, то посоветуюсь с народом, и пусть народ мне подскажет. Это вариант, имеющий право на существование, но точно не для президента государства. Логика высшего должностного лица должна быть такой: я имею какое-то решение, или план и хочу получить вотум доверия для того, чтобы его выполнять или не выполнять.

Если у него есть готовое решение, то референдум в этой ситуации является попыткой снять с себя ответственность. Ну, ладно, наверное слабый человек имеет право на это, но ты же несешь за людей ответственность с того момента, как принес присягу. Если ты не чувствуешь в себе достаточно сил, то не нужно было приносить присягу. Если ты почувствовал это уже после того, как стал президентом, всегда есть возможность написать заявление и уйти. Но если ты считаешь, что ты ответственный — не нужно прятаться за референдумом, ты сам должен решать. В 19-й, 106-й, 102-й статьях Конституции все четко, понятно написано — ты являешься гарантом прав и свобод, территориальной целостности, государственного суверенитета, национальной безопасности, ты — Верховный главнокомандующий и глава СНБО. Не хочешь возлагать на себя ответственность- не надо. Но извини, тогда расписывайся в собственной слабости.

— От слабостей перейдем к вопросу усиления нашей обороны. В последние недели наши партнеры прислали нам достаточно много оружия. Могут ли эти поставки существенно повлиять на нашу обороноспособность?

— Конечно, “Байрактар”, как и “Джавелин” — это очень важная и полезная вещь, но современная война не выигрывается гранатометами. У нас есть слабые места: огромные проблемы в авиации, в системе ПВО, ПРО, системе радиоэлектронной борьбы, радиоразведки.

Эти пробелы невозможно заполнить очень быстро, и точно ты не остановишь “Байрактаром” “Искандер”. Есть определенные вещи, которые нам действительно нужны и мы за них благодарны, но это не то, что существенно изменит ситуацию в нашу пользу.

В общем, есть два важных решения: готовность британцев поставлять нам гранатометы и решение США, позволяющее передавать нам оружие, находящееся в странах Балтии оружие. Это, в том числе “Стингеры”. Это важно, но это не решение проблемы, если мы говорим о каких-либо серьезных историях. У нас есть проблемы и с организацией работы, в том числе в системе нашего военно-промышленного комплекса, и в системе Минобороны есть проблемы с деньгами, к сожалению, далеко не все то, что мы намерены закупать у наших западных партнеров, нам продают .

— Германия, например.

— Не только она. Но когда там говорят, что не поставляют нам оружие — посмотрите, какие страны Германия снабжает летальным оружием, техникой. Это арабские, африканские страны. К примеру, они продают арабам танки “Леопард”. Я не осуждаю, это их национальные интересы, их дело. На самом деле, спасибо за все, что нам продают, но есть целый ряд критических вещей, которые нам необходимы, которые мы просим, но нам отказывают.

К слову, у себя мы не делаем и то, что должны делать. Сейчас есть попытки нового руководства Минобороны изменить нашу систему, но они не волшебники, министерство не существует в вакууме, есть Минфин, не желающий давать деньги, Минстратегпром, у которого свой взгляд на вещи, “Укроборонпром”, у которого огромное количество проблем, и так далее. Это не значит, что они не решаются, но если мы говорим о том, что вот завтра угрозы, и нам завтра нужно то-то, оно быстро не появится, ни снаружи, ни изнутри. Есть очень много обстоятельств, которые нам не позволят быстро залатать дыры, возникающие годами, если не десятилетиями.

- Если мы уже затронули “Укроборонпром “, то как вы оцениваете происходящую реформу?

— Я бы пока не называл это реформой пока. Намерение понятное, идея неплохая, ее реализация даже на уровне закона лично у меня вызывает определенные оговорки и поэтому я за нее не голосовал, хотя считаю, что реформа нужна. Если мы говорим о практической реализации профильного закона, там все гораздо сложнее и, по большому счету, он на полную мощность еще не заработал.

Есть объективные причины — это проблемы большого количества предприятий, огромные задолженности, с которыми никто не знает, что делать. И субъективные — это определенные недоразумения, возникающие у руководителей предприятий с руководством УОП, у руководителей предприятий с Минобороны. То есть это система, которая требует реформ, но давайте будем искренними и ответственными, это не произойдет через год, через два, или даже три.

- Есть определенные проекты, о которых у нас много говорят, это, прежде всего, “Нептун”, “Ольха”, поставки катеров, корветов. Что мы получим в ближайшем будущем?

— Что касается корветов — это история долгосрочная, нужно еще пройти определенный путь — законодательный, исполнительный, экономический, финансовый, дипломатический и тому подобное. Но это не то, что нам будет помогать прямо сейчас. Есть определенное видение у действующего руководства Военно-морских сил, как должны развиваться ВМС. Там было 2 принципиальных подхода — это формирование “москитного” флота или формирование более или менее полноценного флота, предусматривающего наличие корветов, фрегатов и малых подводных лодок.

Корвет класса “Ада”

Фото: wikipedia.org

В общем, финансовый ресурс ограничен, в ближайшее время дополнительные деньги не появятся, хотя и есть резерв. Для меня до сих пор загадкой является вопрос военного сбора, который в прошлом году составил 25 млрд грн. Для понимания: это примерно сопоставимо с той суммой, которая в общем расходуется на вооружение — на закупку, модернизацию. Но если кто-то думает, что деньги военного сбора они идут на военных, они ошибаются, все идет в общий фонд. То есть это просто дополнительный ресурс Минфина при распределении бюджетных средств, ни одной целевой, адресной программы, когда хотя бы часть этих денег уходила на нужды сектора нацбезопасности, нет.

Можно предположить, что большая часть военного сбора идет на нужды “Укравтодора”, а не военных. Сейчас Минобороны в части боевой подготовки имеет примерно 20% от реальной потребности, и это в условиях не интенсивных боевых действий. То есть деньги нужно искать.

В чем проблема таких крупных амбициозных проектов, как “Нептун” или корвета Ada? Это очень дорогостоящие проекты, требующие огромных финансовых вложений. Бюджет не резиновый, министры финансов очень неохотно дают деньги. Поэтому есть инструмент, который не вчера придумали — госгарантии. Скажем, есть огромный проект, нуждающийся в миллиардах гривен. Есть оборонный бюджет, из которого можно выдернуть деньги, отдать на 2 проекта, но остальные расходы финансироваться не будут. Но нельзя же не закупать смазку или топливо, нельзя не производить капитальный ремонт бронетехники и далее по тексту.

В таких случаях возможно предоставление денег под государственные гарантии. То есть государство гарантирует предприятию, ты не выдергиваешь огромные суммы из оборонного бюджета, а берешь деньги у частных или государственных банков.

Кстати, к вопросу, как мы готовимся к войне и почему мы не в НАТО. В начале прошлого года СНБО решил, что для нужд сектора безопасности и обороны будет выделена большая сумма. Министерство обороны, которое тогда возглавлял Андрей Таран, должно было определиться до марта, на какие расходы должны взять эти деньги. И до конца весны нужно было пройти определенную процедуру, чтобы летом эти деньги ушли, иначе смысла в них нет. Как у нас это делается: деньги, которые должны были прийти в марте, расписывают только в ноябре или даже в декабре на текущий год. В более или менее устоявшемся виде предложение Минобороны мы получили, если не ошибаюсь, в ноябре. Чтобы вы поняли: была использована одна двадцатая всей суммы, и расписана она была только в декабре-месяце.

— Так где эти деньги сейчас?

— Их использует министерство инфраструктуры. Они оказались ловчее, правда, у процедура получения денег у них проще. Теоретически, даже те деньги, которые есть, можно использовать, но все это низкая эффективность работы, кавардак и хаос. Когда у нас говорят, что на оборонных заказах воруют, то подозреваю, что воруют. Но вы себе не представляете, какое количество денег не крадется, а просто разбазаривается. Неизвестно кто хуже, тот, кто украл или тот, кто по дороге потерял. Деньги не доходят туда, куда должны доходить. На самом деле выполнение государственного оборонного заказа — это когда, предположим, предусмотрена поставка 20 танков, и они поставлены. А в нашей реальности они не поставлены, хотя по бумагам все выполнено, потому что деньги, которые должны были пойти на поставку танков, условно говоря, пошли на закупку чашек.

Здесь нет злого умысла, но есть определенное количество проблем... Поэтому говорить, что и когда мы получим очень сложно.

- Но как же все таки обстоят дела с большими проектами?

— С корветами немного проще, потому что у турок достаточно большие возможности. Здесь вопрос только своевременной оплаты денег. Пока мне нравится подход нового руководства министерства обороны. Я надеюсь, что это не совпадение, а логика.

Есть очень показательная история, которая называется конец года. Государственный оборонный заказ теоретически должен согласовываться в начале года и изменения в него должны происходить минимальные. Обычно, мы государственный оборонный заказ видим весной, для согласования. Затем пересогласовываем его множество раз, поэтому в конце года деньги часто “сгорают” или перебрасываются на разные не очень насущные направления. Так вот, в этом году остатки денег Минобороны, которые по тем или иным причинам не были освоены, были направлены именно на те проекты, которые действительно важны. К чему я веду? Теперь есть надежда, что важные проекты будут финансироваться стабильно.

Денис ПОПОВИЧ, Денис ЗАХАРОВ