Разговор Forbes с соучредителем инвесткомпании ICU Константином Стеценко, 43, произошел в разгар массированных воздушных атак РФ на Украину и, в частности, Киев в мае. “Не думаю, что кто-то сворачивает активность и корректирует планы из-за обстрелов, — говорил тогда Стеценко. — На бизнес-процессы больше влияют новости о контрнаступлении”.
На вопрос об экономических последствиях трагедии после подрыва россиянами Каховской ГЭС инвестбанкир отвечал отдельно. По оценкам ICU, прямые и косвенные потери могут превысить $10 млрд.
Накануне катастрофы в Херсонской области основной экономической интригой этого года были надежды на более быстрое восстановление экономики в сравнении с ожиданиями начала года. Как оказалось, влияние блэкаутов и российских атак энергетической инфраструктуры на бизнес было не слишком велико. Улучшались и инвестиционные перспективы, в частности, активы в гривне сейчас способны не только перекрыть инфляцию, но и принести доход.
В каком состоянии на втором году войны находилась украинская экономика по мнению одной из крупнейших инвесткомпаний страны?
Forbes публикует сокращенную и отредактированную для ясности версию разговора с Константином Стеценко.
“Последствия разрушения Каховской ГЭС могут растянуться на десятилетие”
Каковы экономические последствия разрушения россиянами дамбы на Каховской ГЭС и затопления территорий на Херсонщине?
Вряд ли сейчас можно точно оценить ущерб от разрушений. Экологические катастрофы подобного масштаба имеют длительные последствия, которые могут растянуться на десятилетия. Будет много негативных эффектов для природы и экономики, которые мы даже не представляем.
Есть огромные прямые убытки — разрушена ГЭС, повреждены тысячи жилищ и коммерческих помещений, значительная часть агроземель останется без должного орошения, вред для экологии, вымирания десятков населенных пунктов. Но есть и масштабные косвенные последствия — замедление развития огромного по площади региона на многие годы.
Совокупные потери для экономики в долгосрочной перспективе с учетом потери производственного и природного потенциала могут превысить $10 млрд.
Каковы ваши выводы относительно экономики по результатам первого квартала? Можем ли говорить о восстановлении?
Наши ожидания в начале года были гораздо хуже, чем вышло по факту.
Основной риск того времени был связан с энергетикой. Не было понимания, как организовывать работу предприятий и бизнеса. Но благодаря фантастической работе наших энергетиков система смогла выстоять.
Закладываете ли в макропрогноз на этот год “черных лебедей”, подобных осенним обстрелам?
Риски, связанные с энергоснабжением, остаются. Возможности ПВО растут и будут расти, но запас прочности в энергетической отрасли частично использован или уничтожен. Заменить быстро эти мощности будет затруднительно.
Остаются и логистические риски: все, что связано с зерновым коридором, работой портов Черного моря.
В мае обстрелы всей территории Украины активизировались. Это влияет на бизнес-процессы?
Мое личное впечатление — люди адаптировались. Я вижу это на примере нашей компании.
Не думаю, что кто-то сворачивает активность и корректирует планы из-за обстрелов последнего месяца. На бизнес-процессы больше влияют новости и заявления руководства государства о контрнаступлении.
У нас есть макрорамка от МВФ, где есть положительный и отрицательный сценарии, бизнес это учитывает.
Насколько вы соглашаетесь с прогнозами, заложенными в меморандуме МВФ? Каким будет 2023 год и какие ожидания относительно 2024-го?
Лично я настроен оптимистично. Мы прогнозировали инфляцию на 2023-й в 15%, курс — 40 грн/$, резервы — $31 млрд. Но видим, что экономическая ситуация более положительная, чем ожидалось. С учетом нынешней динамики международной помощи, у нас более высокие шансы иметь больше резервов на конец года и лучший курс валют.
Если горячая фаза войны затянется на весь 2024-й, как это повлияет на экономические процессы в государстве?
Это дополнительный риск. Текущая макростабильность достигнута, в том числе за счет высокой резистентности и запаса прочности бизнеса, накопленных до войны. Трудно сказать, хватит ли их еще на год войны, когда есть огромные расходы, зафиксирован курс гривни и высокое влияние государства на экономические процессы.
Какие еще факторы играют решающую роль, кроме международной помощи?
Основное — ситуация на фронте. То, что ВСУ и весь сектор обороны обеспечивают государству и гражданам возможность работать и жить. Без этого ничего бы не было.
Но ситуация на фронте подкрепляется макроэкономической стабильностью, зависящей от международной помощи. То, что бизнес в условиях войны может прогнозировать, каким будет курс или расходы — большая роскошь. И фантастическая работа, которую проделывают наши чиновники.
Хватит ли помощи, которая заложена на этот год, и какие ожидания по поводу следующего?
2023-й уже профинансирован. Помощь поступает своевременно, что трудно было представить в начале войны.
Мое видение — в 2024 году западные государства продолжат оказывать поддержку Украине. Мы хотели бы, чтобы Украина скорее вернулась к мирной жизни. Но если этого не произойдет, я уверен, что Украина сможет получать помощь в необходимом объеме и далее.
В последующие годы у Украины будут огромные расходы в военной сфере. Это не закончится вместе с войной через год или два. Мы вынуждены поддерживать большую обороноспособную и эффективную армию, чтобы сдерживать врага. Самостоятельно Украине будет трудно финансировать военные расходы на уровне, необходимом для защиты страны в ближайшие годы.
Один из основателей инвесткомпании ICU Константин Стеценко Фото предоставлено пресс-службой
“Нужно уменьшать риск вмешательства чиновника в решения”
Как вы относитесь к популярной дискуссии о том, что у Украины есть окно возможностей переосмыслить существующую экономическую политику, и, например, кардинально снизить налоги? Можно ли это делать во время войны?
Опыт предыдущих кризисов в Украине и мире (а у нас есть экстраординарный кризис) свидетельствует, что это хорошее время для реформ, в том числе непопулярных. Сейчас есть беспрецедентная поддержка западных государств. Лучшего времени для перестройки страны и перезагрузки всех процессов может и не быть.
Я не очень оптимистичен по поводу снижения налогов. В ближайшие годы Украина вынуждена нести большое бремя расходов, связанных с сектором обороны. Поэтому не очень правильно говорить, что налоги должны быть низкими.
Вообще, не могу сказать, что в Украине слишком высокие налоги, они нормальные. Больше вопросов к их администрированию, возмещению НДС, постоянным правилам и их выполнению. Здесь точно простор для улучшения.
Какие шаги должны сделать власти, чтобы государственный механизм в этом направлении заработал более эффективно? У вас есть рецепты?
Нужно иметь транспарентные правила игры. Максимальное количество процессов должно быть автоматизировано или диджитализовано. Нужно сокращать риск вмешательства какого-то конкретного чиновника в решения.
В случае таможни — сделать максимально прозрачную, открытую и диджитализованную таможенную евроинтеграцию. На примере “Дії” мы видим, что диджитализация сводит к минимуму роль чиновника. Это должен быть необратимый процесс.
Как на репутацию Украины за границей влияют последние публичные коррупционные скандалы (Минобороны, Верховный суд)?
Все заинтересованные лица (доноры, стейкхолдеры, посольства и т.п.) это увидели и обратили внимание. Является ли это катастрофическим? В моем понимании нет. Главное — реакция и какие выводы сделает государство.
Демографическая ситуация оказывает существенное влияние на макроэкономические показатели. Каковы ваши ожидания возвращения выехавшего из-за войны населения относительно рынка труда и зарплат?
С одной стороны, релокация миллионов людей за границу уменьшает нагрузку на государственные финансы. С другой — это отток рабочей силы. Наше видение, что большинство людей хотят вернуться. Думаю, что пожившие в Европе люди стали еще больше ценить довоенную жизнь в Украине.
Сейчас в Украине рынок труда — это рынок работодателя. Желающих получить работу больше, чем предложения.
Но послевоенная жизнь потребует много рабочей силы, квалифицированных кадров для всех видов работ и услуг. Будет огромный толчок для послевоенного развития Украины и развития рынка труда. Возможность работать и получать достойную оплату будут иметь все, кто готов вернуться.
К сожалению, определенное количество высококвалифицированного персонала мы точно потеряли. Эти люди уже нашли работу и имеют более или менее нормальные условия для проживания в европейских странах. Мы ничего с этим не сможем поделать.
“Большое поле для работы вокруг военных ОВГЗ”
На чем сейчас зарабатывает ICU?
Наша работа сфокусирована на брокерском бизнесе, развитии инвестиционного ритейла, wholesale-бизнеса и рынка управления активами. Активно реализовали направление венчурных инвестиций через собственный фонд ICU Ventures.
Мы были вынуждены корректировать планы развития инвестиционного ритейла. Они строились вокруг валютной либерализации, свободного доступа инвесторов к внешним рынкам, купли-продажи иностранных ценных бумаг и развития всех видов биржевой торговли. Все это поставили на паузу из-за войны. Возможности выводить легально денежные средства за границу нет.
Думаю, это продлится несколько лет, поэтому фокусируемся на локальном рынке. Здесь есть большое поле для работы, в первую очередь вокруг военных ОВГЗ.
Насколько активизировались инвестиции физлиц в ОВГЗ?
Первый квартал 2022 года мы начинали с около 20 000 зарегистрированных инвесторов. Сейчас их более 140 тысяч.
Это феноменальный результат совместной работы банков, инвесткомпаний и команды цифрового приложения “Дія”. Именно “Дія” стала наиболее мощным каналом привлечения частных инвестиций в государственные ценные бумаги. Эта тенденция продолжает развиваться и в этом году.
Вы фиксируете снижение спроса на ОВГЗ из-за тренда на повышение ставок по депозитам, стимулированного НБУ?
ОВГЗ с поправкой на налогообложение все еще более инвестиционно привлекательный инструмент с точки зрения доходности. Но гривневые депозиты и текущие счета остаются основным инструментом сбережений. Это более обычный и массовый инструмент для людей.
В то же время военные ОВГЗ — наиболее безопасный и спокойный инвестиционный продукт, с которого можно начать знакомство с этим рынком. Далее могут быть корпоративные облигации, муниципальные, а в перспективе локальные акции, которые инвесторы будут покупать через украинские IPO.
Как вы видите в сегодняшних сложных условиях концепт частного инвестирования в Украине?
Инвестиции за границу сейчас ограничены или закрыты, поэтому можно более или менее определенно говорить только о локальных инвестициях.
Здесь не появилось новых прорывных инструментов. Людям, желающим сохранить и приумножить свой капитал, подойдут гривневые депозиты и ОВГЗ. Это базис для условно консервативного инвестора. С тем уровнем резервов, которые имеет сегодня НБУ, и объемами поступлений международной помощи курс гривни должен быть стабильным. Поэтому можно быть относительно спокойным по отношению к гривневым инвестициям.
Остальные возможности создаются в секторе реальной экономики. То есть инвестиции в новые проекты.
Позволяют ли гривневые инструменты перекрыть инфляцию?
Наш прогноз инфляции на этот год — 15%. В этом случае гривневые инвестиции, в ОВГЗ и депозиты, позволяют перекрывать такой показатель и даже немного заработать.
Но в это время для людей важнее не много заработать, а сохранить, не потерять свои средства. И такая возможность у украинцев сейчас есть.
Являются ли перспективными сегментами недвижимость или земля?
Земля та будет интересна, но не могу сказать, что вход в эту инвестицию столь же прост, как в депозит или ОВГЗ. Потому это не массовая история, а инструмент для тех, кто понимает, как он работает.
Что вы думаете об инвестициях в криптоактивы ?
У меня очень аккуратное отношение к этому классу активов. Я рассматриваю этот инструмент не как инвестиционный, а скорее транзакционный. Ведь криптовалюта очень часто используется для финансовых транзакций в обход обычной банковской или финансовой системы.
Популярен ли этот инструмент в Украине? Очень популярен. Но есть ли у него много общего с инвестированием? Нет, это скорее возможность для перемещения капитала или даже каких-либо транзакций вопреки закону.
Все, что связано с нелегальной экономикой, часто обслуживается из-за криптоактивов. Поэтому этот сектор должен быть легализован и находиться в правовом поле, с него должны платиться налоги.
Перед полномасштабным вторжением был повышен спрос на украинские евробонды, торговавшиеся с существенным дисконтом. Интересует ли сейчас инвесторов и ICU этот актив?
Инвестиции в евробонды для частных инвесторов затруднены из-за ограничений на выведение капитала за границу.
До войны у ICU был большой портфель украинских ценных бумаг. Сейчас суверенные евробонды торгуются по ценам около 20% от номинала. В прошлом году Министерство финансов договорилось о переносе выплат по этим бумагам пока на два года. По ним нет никаких выплат.
Поэтому судьба украинского суверенного долга, выпущенного до войны, будущие условия его обслуживания — это большой вопрос. Честно говоря, я не знаю, удастся ли многое заработать в будущем, покупая такие бумаги по цене 20% от номинала. Это ставка на скорое окончание войны и репрофайлинг или реструктуризацию, которая будет в будущем.
Минфин обслуживает локальный долг в срок и по графику. Внешний долг не обслуживается и нынешний уровень цен демонстрирует, что инвесторы не уверены в том, как эти обязательства будут обслуживаться государством в будущем.
Какой вариант реструктуризации, по вашему мнению, устроил бы инвесторов в данных обстоятельствах?
Чтобы идти к инвесторам, нужно понимать, какой будет экономика, будет ли доступ к внешним рынкам, какой будет инфраструктура, сколько сможет зарабатывать государство в будущем и сколько — тратить на обслуживание госдолга.
Один из основателей инвесткомпании ICU Константин Стеценко считает, что война — это хорошее время для реформ, в том числе непопулярных. Фото предоставлено пресс-службой
“Владельцы привлекательных активов не хотят продавать их со значительным дисконтом”
Какие возможности для профессиональных инвесторов сейчас есть в Украине? Может быть, вы видите выгодные дисконты на отдельные активы?
Мы не видим сейчас существенных дисконтов. Исторически ICU не инвестирует в недвижимость, потому здесь наша экспертиза ограничена, но не думаю, что было много сделок по низким ценам.
То есть, какие-то транзакции с дисконтом на военном рынке, конечно, были. Но объем очень незначителен. Владельцы привлекательных активов не хотят продавать их со значительным дисконтом.
Следует говорить о возможностях, которые создает военная ситуация. Мы видим перенаправление транзитных или экспортных движений с моря на железнодорожный и речной транспорт.
Поскольку движение капитала ограничено, бизнес, генерирующий доходы в Украине, ищет пути, куда можно вложить эти средства. Часть этого капитала реинвестируется в какие-то финансовые активы — депозиты, ОВГЗ, то есть относительно спокойные направления инвестиций. Остальные начнут искать новые сферы для ресурса.
Вы упомянули свой венчурный фонд ICU Ventures . Продолжает ли он инвестировать в новые компании? Были экзиты с начала войны?
Это направление мы начали формировать в 2018-2019 годах. В фокусе были компании, основанные украинцами, которые имели амбицию создать глобальный продукт с последующей экспансией. Или те, что имели связь с Украиной, например, местные R&D-офисы. Затем мы добавили к стратегии второе направление — инвестиции в fintech-компании с развивающихся рынков.
Что касается экзитов, из двух инвестиций мы успешно вышли к полномасштабной войне, третья состоялась уже во время нее.
В прошлом мы почти не делали новых инвестиций, потому что ресурс был ограничен. Но профинансировали несколько компаний из нашего портфеля для их грядущего роста.
Ни одна из наших портфельных компаний с украинскими корнями не потерпела краха из-за войны. Также прошлый год был очень турбулентен для всей мировой венчурной индустрии. Отрадно, что наш портфель продолжает успешно функционировать. Всего с начала деятельности ICU Ventures профинансировала около 30 стартапов на сумму свыше $60 млн.
Сколько готовы инвестировать в перспективный стартап?
Финансирование может стартовать от эквивалента $250 000 и выше в зависимости от проекта, его интересности и перспективы.
Каков был финансовый результат ICU в прошлом году и какие у вас ожидания по поводу 2023-го?
Мы частная компания, и свои финансовые результаты не публикуем. Сложно говорить о прошлогоднем финансовом результате, потому что стоимость многих инвестиций трудно определить.
Предыдущий год был годом выживания. По результату года мы сработали без ущерба — это неплохой результат по сравнению с тем, что было в начале войны.
Мы вернулись к своей пусть ограниченной, но операционной бизнес-деятельности. То есть сейчас говорим о работе с ограничениями, но более или менее прогнозируемой, с каким-то положительным финансовым результатом.
