Не коксом единым. Как устроены экономика и бизнес в ДНР и ЛНР

Восьмого июня представители самопровозглашенных ДНР и ЛНР предложили поправки в Конституцию Украины, согласно которым территории остаются в составе страны, но получают особый статус. В успех инициативы мало кто верит, тем более что несколькими днями ранее те же сепаратисты пошли на штурм украинской Марьинки (хоть и безуспешно).

Власти самопровозглашенных республик, похоже, убеждены, что они пришли всерьез и надолго: с апреля — мая текущего года в ДНР и ЛНР выплачиваются пенсии, социальные пособия и зарплаты бюджетникам. При этом крупный бизнес, уцелевший в воюющем регионе, перечисляет налоги в бюджет Украины. А та ничего не дает оккупированным территориям. Откуда же ДНР и ЛНР берут деньги?

Источники Slon дружно кивают на Кремль. По их данным, Россия каждый месяц ввозит в одну только ДНР до 4 млрд рублей наличными (банковской системы там нет). И это только “гражданские” расходы, а есть еще гуманитарная помощь и, возможно, военные расходы.

Конец “македонцев”

— Когда в Киеве победил Майдан, в Донбассе сильно насторожились. В нашей клановой системе каждая новая власть устраивает передел бизнеса. Например, Янукович повсюду пихал “македонцев” — так называли выходцев из Макеевки и Донецка, — рассказывает Энрике Менендес, бывший предприниматель, а теперь руководитель волонтерского проекта “Ответственные граждане”.

Мы сидим в кафе в центре Киева. В июле прошлого года Менендес свернул свой донецкий бизнес, агентство по интернет-маркетингу с годовым оборотом 2,5 млн гривен, и целиком посвятил себя общественной деятельности. Например, пытается убедить Киев, что не все жители ДНР и ЛНР — сепаратисты и пособники террористов, и призывает решать конфликт мирным путем. Получается пока не очень.

— Бизнес в Донбассе пострадал в 2005 году, все помнят, как выросли поборы после прихода “оранжевых”, — продолжает Менендес. — Офис Рината Ахметова (богатейшего человека Украины, состояние $6,9 млрд согласно рейтингу Forbes 2015. — Slon) тогда штурмовали на БТР, а близкого ему бизнесмена Бориса Колесникова три месяца продержали в тюрьме по ложному обвинению.

Возможно, крупные донецкие бизнесмены сами раскачали ситуацию весной 2014 года, пытаясь через пророссийские митинги защититься от потенциальных нападок новой власти. Но демонстрации становились все более многочисленными и агрессивными. Потом вооруженные люди начали захватывать административные здания. Появился “народный губернатор” Павел Губарев.

Восьмого июня представители самопровозглашенных ДНР и ЛНР предложили поправки в Конституцию Украины, согласно которым территории остаются в составе страны, но получают особый статус. В успех инициативы мало кто верит, тем более что несколькими днями ранее те же сепаратисты пошли на штурм украинской Марьинки (хоть и безуспешно).

Власти самопровозглашенных республик, похоже, убеждены, что они пришли всерьез и надолго: с апреля — мая текущего года в ДНР и ЛНР выплачиваются пенсии, социальные пособия и зарплаты бюджетникам. При этом крупный бизнес, уцелевший в воюющем регионе, перечисляет налоги в бюджет Украины. А та ничего не дает оккупированным территориям. Откуда же ДНР и ЛНР берут деньги?

Источники Slon дружно кивают на Кремль. По их данным, Россия каждый месяц ввозит в одну только ДНР до 4 млрд рублей наличными (банковской системы там нет). И это только “гражданские” расходы, а есть еще гуманитарная помощь и, возможно, военные расходы.

Конец “македонцев”

— Когда в Киеве победил Майдан, в Донбассе сильно насторожились. В нашей клановой системе каждая новая власть устраивает передел бизнеса. Например, Янукович повсюду пихал “македонцев” — так называли выходцев из Макеевки и Донецка, — рассказывает Энрике Менендес, бывший предприниматель, а теперь руководитель волонтерского проекта “Ответственные граждане”.

Мы сидим в кафе в центре Киева. В июле прошлого года Менендес свернул свой донецкий бизнес, агентство по интернет-маркетингу с годовым оборотом 2,5 млн гривен, и целиком посвятил себя общественной деятельности. Например, пытается убедить Киев, что не все жители ДНР и ЛНР — сепаратисты и пособники террористов, и призывает решать конфликт мирным путем. Получается пока не очень.

— Бизнес в Донбассе пострадал в 2005 году, все помнят, как выросли поборы после прихода “оранжевых”, — продолжает Менендес. — Офис Рината Ахметова (богатейшего человека Украины, состояние $6,9 млрд согласно рейтингу Forbes 2015. — Slon) тогда штурмовали на БТР, а близкого ему бизнесмена Бориса Колесникова три месяца продержали в тюрьме по ложному обвинению.

Возможно, крупные донецкие бизнесмены сами раскачали ситуацию весной 2014 года, пытаясь через пророссийские митинги защититься от потенциальных нападок новой власти. Но демонстрации становились все более многочисленными и агрессивными. Потом вооруженные люди начали захватывать административные здания. Появился “народный губернатор” Павел Губарев.

Потенциальный годовой трансферт ДНР из России — 38—48 миллиардов рублей без военных расходов

— Я увлекаюсь страйкболом, — рассказывает знакомый Губарева по имени Максим. — На моей памяти с 2008 года на играх было три драки. В двух из них участвовал будущий народный избранник. Причем он приходил играть всего два-три раза. Потом ему запретили участвовать за агрессивное и неадекватное поведение (во время подготовки этой статьи Губарев был задержан за стрельбу в центре Донецка. — Slon).

В апреле в Славянске начались боевые действия. А 11 мая на территории будущих самопровозглашенных республик состоялись референдумы. Согласно объявленным результатам, за отделение от Украины проголосовало около 90% избирателей ДНР и 96% избирателей ЛНР.

Вероятно, никто из донецких бизнесменов так далеко заходить не хотел. Что касается среднего класса, то он просто слишком поздно понял, к чему ведут митинги “шахтеров и трактористов”.

— Донецк не про идеологию, а про деньги, — рассуждает Менендес. — Клерки и мелкие предприниматели думали: ну, какие-то маргиналы, пролетарии устраивают митинги, и что? Кто их слушает вообще? Я лучше, у меня высшее образование, и я за единую Украину. Славянск был параллельной реальностью: там стреляли, а в Донецке пили пиво в ресторанах и думали, что это енакиевская братва (собирательный образ бандитов, принятый в Донбассе. — Slon) и какие-то русские, не наша история. Когда спохватились, было уже поздно.

Двадцать седьмого мая 2014 года Украина нанесла авиаудар по донецкому аэропорту. И хотя никто из мирных жителей не пострадал, стало ясно — предстоит настоящая война. Люди стремительно покидали город. Процветали грабежи и бандитизм. Максим вспоминает, как в выходные к ним в офис заявились неизвестные и забрали всю технику. А в том месте, где на поверхность выходит вентиляционный ствол шахты, принадлежащей его компании, срезали кабели и вынесли все, что можно было продать на металлолом. Повсеместно отбирали автомобили. “Я в те дни пересел из „мерседеса“ на „ланос“”, — позже расскажет мне Муса Магомедов, директор Авдеевского коксохима.

Летом, когда началась масштабная война, Донецк, Луганск и другие города опустели. Закрылись рестораны и магазины, не работали банки, встали предприятия. Однако прошлой осенью многие начали возвращаться домой. Для шахтеров работа есть только в Донбассе, среди офисных работников и бизнесменов в Киеве жесточайшая конкуренция, а аренда квартир резко подорожала. В России беженцам предлагают низкооплачиваемую работу в удаленных регионах, комнаты или койки в общежитиях. Но на родине тех, кто возвращается, ждет совершенно новая жизнь, непохожая на прежнюю.

Жертва блокады

Краснодон — городок с 50-тысячным населением на территории ЛНР. Градообразующее предприятие, где до войны работал каждый пятый житель, — публичное акционерное общество “Краснодонуголь”. Семь шахт, две горнообогатительные фабрики, второе место по добыче коксующегося угля на Украине. Отгрузка — 200 вагонов в сутки, добыча — 3,5 млн тонн в год.

“Краснодонуголь” — первое звено в производственной цепочке холдинга “Метинвест”, крупнейшей компании Украины по версии Forbes (выручка 71 млрд гривен в первом полугодии 2014 года), принадлежащей Ринату Ахметову (до войны его называли хозяином Донбасса, поскольку он контролирует здесь почти весь крупный бизнес). Добытый уголь обогащается на месте, потом едет на один из коксохимических заводов “Метинвеста”, например на Авдеевский. Оттуда уже кокс поступает на металлургические комбинаты, а выплавленная сталь — на Украину или на экспорт.

“Краснодонуголь” не работает с весны 2014 года. В апреле началась забастовка, потом боевые действия. Осенью стало спокойнее, но оказались взорваны или заминированы железные дороги. Когда составы все же уходили, приходилось договариваться — сначала с казаками, охраняющими территорию, потом с вооруженными силами Украины на границе. Поэтому добытый уголь чаще отправляли на аварийный склад — площадки под открытым небом. Сейчас там скопилось 300 тысяч тонн, складировать больше нельзя из-за пожарной опасности. Этот объем даст примерно 150 тысяч тонн концентрата (обогащенного угля) стоимостью 255 млн гривен. Потенциальные деньги мертвым грузом лежат возле шахт. С февраля предприятие находится в вынужденном простое, работники получают две трети голого оклада.

— Шахты, даже когда не работают, используют электричество: откачка воды, вентиляция, — объясняет гендиректор “Краснодонугля” Александр Ангеловский. — Одной электроэнергии мы потребляем на миллион гривен в сутки! А общие затраты, включая фонд оплаты труда, 100—120 млн гривен в месяц. Заработали же мы с прошлого июня по сегодняшний день 300 млн гривен. Если бы мы не были частью холдинга, то уже бы закрылись.

Сейчас железная дорога функционирует. “Краснодонуголь” планировал отгрузить в мае 51 тысячу тонн концентрата, но 12 мая губернатор Луганской области Геннадий Москаль подписал запрет на вывоз и ввоз продукции между Украиной и непризнанной республикой. Так он выполняет решение центральной власти о введении экономической блокады ДНР и ЛНР.

С блокадой все очень запутано. Компании, уплачивающие налоги в бюджет Украины, вправе получить пропуск на вывоз продукции и ввоз необходимых материалов. Но это непрозрачная и бюрократическая процедура. Предприятие должно получить юридический адрес в одном из городов на территории Украины. А Москаль прямо требует, чтобы это был Северодонецк, новая столица Луганской области. Так, губернатор не позволил компании “Лугансктепловоз”, зарегистрировавшейся в Киеве, вывезти произведенный тепловоз, о чем сам рассказал мне в интервью. Интерес Москаля — налоги в бюджет Северодонецка. Сейчас “Краснодонуголь” готовит документы, чтобы сменить юридический адрес (пока он прописан в Краснодоне).

С властью ЛНР отношения постепенно налаживаются. Официальная позиция всех компаний Рината Ахметова, оказавшихся в непризнанных республиках, — не платить местные налоги, дабы не быть обвиненными в финансировании сепаратистов. Основной рынок сбыта для “Метинвеста”, который принес 35% выручки в первом квартале 2015 года, — это Европа, и холдинг очень боится попасть под санкции.

— Местная власть поначалу очень болезненно реагировала, случалось, крепкие ребята вывозили в багажнике гендиректора одного из активов, — на условиях анонимности рассказывает представитель “Метинвеста”. — Но он объяснил: я-то что угодно подпишу, но наблюдательный совет холдинга не пропустит. И это правда.

Впрочем, вместо налогов в бюджет ЛНР “Краснодонуголь” фактически содержит целый город. Предприятие дает коммунальным службам бензин и солярку, помогает с вывозом мусора, реконструирует парки. Расходы за 2014 год оцениваются в 15,5 млн гривен, за январь — апрель 2015-го — в 2,5 млн гривен.

Сможет ли “Краснодонуголь” полноценно работать, когда получит разрешение Москаля? Не вполне. Компания не вправе официально завозить с Украины топливо или лесоматериалы, поскольку товары двойного назначения запрещены. Горючее приобретают в Донецке у перекупщиков. Проще брать в России, до границы по прямой чуть больше десяти километров. Но это контрабанда, поскольку официальных таможенных постов Украины нет.

— Я стараюсь поменьше думать обо всем происходящем, я же не могу повлиять, — пожимает плечами Ангеловский. — Мы не сепаратисты, мы люди, которые всю жизнь здесь живут, работают, мы только за мир. А непризнанные республики, естественно, — путь в никуда, промышленность Донбасса просто развалится.

Спуск в шахту на глубину тысяча метров занимает около пятнадцати минут. Оказавшись в толще земли, с фонарем и кислородным баллоном, понимаешь, почему шахтер — опасная профессия. И за что им платят повышенную пенсию — предмет зависти и неприязни к горнякам со стороны остальной Украины. Во время летних обстрелов шахта оказалась обесточена, люди остались под землей. Включили генератор, но лифт не работал, шахтеров партиями по 15 человек поднимали в вагонетках для угля. В противовес пускали вагонетку с водой, когда она достигала дна, воду выливали, пустую вагонетку поднимали наверх, заливали воду и отправляли вновь.

Зарплату шахтеры получают так: один доверенный собирает у коллег банковские карточки с пин-кодами и едет снимать деньги в Россию. В ЛНР банкоматы не действуют.

Под обстрелами

На территории Авдеевского коксохимического завода (АКХЗ), куда мы приезжаем из Краснодона, так тихо, что слышно птиц. Крупнейший в Европе коксохим, оказавшийся на линии фронта, третий день простаивает после очередного обстрела.

— Вот здесь ранило женщину, снаряд попал в цех, — с гендиректором Мусой Магомедовым мы пробираемся среди битого стекла и кусков частично обвалившейся кровли. — Огонь все сорок минут обстрела был такой плотный, что медики просто не могли добраться, она тут лежала и истекала кровью. Еще один рабочий погиб.

АКХЗ — следующее звено производственной цепочки “Метинвеста” после “Краснодонугля” — находится на украинской стороне. На подъезде блокпост одного из добровольческих батальонов. Узнав, что мы российские журналисты, бойцы демонстративно снимают автоматы с предохранителей и отказываются пропускать. Дают проехать только после десятиминутной дискуссии и звонков в штаб АТО. Так здесь устроено все: не важно, какие у тебя договоренности с собственником бизнеса, последнее слово всегда за военными.

Наталия ТЕЛЕГИНА