Архиерейский собор (Синаксис), на который “нам было назначено”, прошел в Стамбуле и породил одновременно и надежды, и опасения.
Надежд, впрочем, больше: патриарх Варфоломей объявил о своем законном праве распоряжаться судьбой украинской церкви, а патриарху Московскому он в этом праве решительно отказал. В своем выступлении глава Константинопольской церкви совершил обширный экскурс в историю, чтобы подтвердить законность своих притязаний. И его интерпретация украинского церковного кризиса оказалась, мягко говоря, не в пользу Москвы. Также “не на пользу” пошел патриарху Кириллу визит на Фанар, который он совершил накануне Синаксиса — во всяком случае, речи и патриарха Варфоломея, и других представителей Вселенской патриархии сводились к тому, что Томос Украине — вопрос, если еще и не решенный, то решать его будут без московских коллег. Предложение патриарха Кирилла “провести научную конференцию” по изучению вопроса, кто и кому может давать автокефалию, на Фанаре не нашло поддержки. И сколько бы “министр иностранных дел” МП митрополит Илларион Алфеев ни рассказывал, что готов “выложить на стол около 900 страниц” архивных документов, подтверждающих право Московского патриарха и отрицающих право Константинопольского, силы выглядят неравными — Москва только “готова выложить на стол”, а Фанар уже “принял решение”.
Разбираясь в подтекстах и перипетиях при Константинопольском и Московском дворах, легко впасть в соблазн истолковывать абсолютно все в нашу пользу. Патриарх Московский уехал, не выпив чаю? Значит, наша взяла. Вселенский патриарх заявил, что это его право давать нам автокефалию? Значит, непременно даст. Он сказал, что не признает права Московского патриарха на украинскую митрополию? Ну, значит, Томос у нас в кармане.
Ситуация, к сожалению, не настолько однозначная. На Синаксисе, действительно, пришли к выводу, что Вселенский патриарх вправе провозглашать автокефалию по собственному решению, ни с кем не советуясь. Но решение, сделает ли он это, когда и на каких основаниях, еще не принято. Предположительно к этому этапу на Фанаре перейдут в октябре, во время заседания Синода, но как показывает история с Томосом, нет ничего более неблагодарного, чем называть какие-то даты и прогнозировать действия Вселенской патриархии. По всей видимости, интрига с Томосом еще какое-то время продержится.
Есть два магистральных варианта дальнейшего развития событий. Первый — оптимистичный — предполагает скорое предоставление Томоса об автокефалии. “Скорое”, впрочем, не означает, что это будет “уже в октябре” или даже “до конца года”. Это означает непрерывный, без проволочек процесс реализации определенного сценария (любого из возможных: предоставление автокефалии “готовой” церкви — УПЦ КП, формирование новой структуры под руководством Константинопольского патриархата, двойная юрисдикция и т.д.), который будет принят обеими сторонами — украинской и константинопольской.
Такого сценария у нас все еще нет — во всяком случае, в доступности не только широкой публики, но и всех потенциальных участников событий. Возможно, его пока нет в природе. То, что излагают на своих страничках и youtube-каналах популярные блогеры, подогревает интерес у публики, но не имеет никакого отношения к реальному положению дел. Как и многозначительные намеки в высоких (и не очень высоких) кабинетах зачастую — попытка выдать желаемое за действительное. Да и на Фанаре, скорее всего, есть пока только принципиальное решение — объявить автокефалию украинской церкви и выдать Томос — в принципе возможно.
Второй возможный сценарий выглядит менее привлекательно — по нему Москва и Фанар будут осуществлять совместное церковное управление в Украине. Временно, разумеется — до того момента, как состоится единство. Или, наоборот, пока не станет окончательно ясно (обеим сторонам), что единство не состоится, и тогда может произойти раздел на каноническую Киевскую и каноническую Московскую церковь в Украине. Патриарх Варфоломей уже перестраховался — дал понять московскому собрату, что готов при необходимости усомниться в каноничности УПЦ МП. Это важное заявление на будущее: если Москва попытается “не признать” Киевскую церковь после признания ее Константинополем, Константинополь ответит тем же, отказав в каноническом признании украинской церкви Московского патриархата. Две церкви в Украине будут либо одинаково каноничны, либо одинаково неканоничны. И пускай победит сильнейший.
Самый неприятный сценарий — вариант второго — если ситуация на каком-то этапе законсервируется, Томос будет отложен “на перспективу”. Это может произойти если одна (или несколько) ключевых фигур “выпадет” — будет, например, переизбрана или просто отойдет в лучший мир. Для двух Римов это и дальше будет увлекательная Большая Игра. Но для нас в этом случае уготована всего лишь роль ставки.
Признав за собой право на Украину и ее автокефалию, Фанар перешел в наступление, но это еще не означает, что он поспешит ставить точку в партии или даже в одном — украинском — раунде. Украина — такой рычаг давления на Московского патриарха, что грех, лишь взяв его в руки тут же и выпустить. Дать нам автокефалию — значит привлечь на свою сторону большую церковь и обескровить противника. Но это также значит, что мы больше не будем оружием. Вот какой выбор стоит перед Вселенским патриархом — он может нанести уничтожающий удар по конкуренту. Удар, который оглушит конкурента если не навсегда, то надолго. Или может держать конкурента на коротком поводке, размахивая перед его носом Томосом для Украины.
Теперь все зависит от того, какую стратегию он изберет.
Что же произойдет с Московским патриархатом, если от него “оторвут” Украину? Действительно ли это окажется таким ударом, который сведет на нет его влияние на мировой православной арене? Скорее всего, да, это будет сокрушительный удар. Но только в том случае, если будет нанесен точно и изо всех сил. Украина для РПЦ — это, в первую очередь, количественный показатель. Это то, что делает РПЦ самой крупной православной церковью мира и формально оправдывает претензии Московского патриарха на первенство в православном мире — не по традиции, но “по факту”. Кроме того, влияние в Украине — это то, что делает Моспатриархию особенно ценной в глазах хозяина Кремля. Правда, в последнее время кремлевские ставки патриарха Кирилла резко пошли вниз — надо думать, именно для того, чтобы опровергнуть эти “слухи”, патриарх Московский прибыл на Фанар в сопровождении пятнадцати дюжих охранников ФСО. Чем, несомненно, поразил собравшихся — но, боюсь, не так, как рассчитывал. Потеря Украины для патриарха Московского может оказаться катастрофой. Это дает возможность “томосооптимистам” с уверенностью смотреть в будущее — патриарху Константинопольскому, наверное, хотелось бы убрать вековечного конкурента с поля одним точным ударом.
Однако, повторюсь, этот удар должен быть точным. Если бы Вселенский патриарх получил четкие доказательства того, что в Украине действительно большинство — подавляющее большинство — православных только и ждет Томоса, чтобы переметнуться под Киевский патриархат, то беспокоиться ему было бы не о чем. Крестные ходы, которые прошли на 1030-летие крещения Руси, должны были стать таким доказательством. Но какую бы официальную статистику ни публиковали украинские власти, “длина хвоста” у обоих ходов была примерно одинаковой. Нет, это ничего не доказывает — многие из тех, кто шел в колоннах УПЦ МП, перешел бы в каноническую поместную церковь, буде она появится. Но “многие” — это сколько? И кто, опять-таки, даст гарантию, что они не только “хотят”, но и “перейдут”?
Ответ кажется очевидным — гарантии могла бы дать Банковая. Здесь тоже, сказав “а”, нужно следовать алфавиту. Но есть ли у украинской власти какой-то четкий план действий, который мог бы реализоваться “после Томоса”? Согласован он с Фанаром или в высоких кабинетах рассчитывают, что смогут навязать Фанару свою игру? Сформировав, в частности, у украинской аудитории — большей частью довольно далекой от церковных вопросов — картину того, “как это должно быть”. Но действуя путем псевдосливов (они же — фейки) и пропаганды, всех проблем не решить. Придется и руку приложить. Президент утверждает, что не будет никаких нарушений прав верующих, свободы вероисповедания и прочих притеснений? Но если не будет ни преференций, ни давления, не будет и результата. Во всяком случае, достаточно скорого, а время имеет значение для президента Порошенко больше, чем для всех остальных участников.
А вот Вселенский патриарх может позволить себе не спешить. Однако держать многозначительную паузу слишком долго у Вселенского патриарха не получится. Ему помешаем, например, мы. Украинское общество невротизировано Томосом, вернее постоянными информационными атаками, которые побуждают всех — даже тех, кто не имеет никакого отношения к церкви — сгорать от нетерпения. Мы со своей славянской непосредственностью проходим библейский путь от “осанна!” до “распни!” так же легко и быстро, как древние иудеи. Если “перемога” будет оставаться под вопросом слишком долго (по нашим меркам), маятник качнется в сторону “зрады” и “нас слили” — и мы разочаруемся и в Фанаре, и в “единой поместной”. Конечно, деваться нам некуда — если Томос не выдаст Вселенский патриарх, от Московского тем более не дождешься, но народ устанет от темы, а значит и власть потеряет к ней интерес.
Кроме того, бросается в глаза “комплексность” мер, принимаемых против церковного влияния России. Мы и наша потенциальная автокефалия вписываемся в череду событий на международной арене — разрядку ситуации на Балканах и сокращение российского влияния в Греции. Есть основания полагать, что наша автокефалия входит в круг интересов не только Вселенского патриарха, но и тех, кто обеспечивает ему поддержку и гарантирует неприкосновенность в не слишком дружественной Турции — ЕС и США. Патриарх может пренебречь нашими интересами, но не может — их. Впрочем, в данном случае цели союзников совпадают с его собственными.
Однако и “победа” над Московским патриархом для патриарха Варфоломея вряд ли является самоцелью. Возможно, это было бы приятно — оказаться тем патриархом Константинопольским, который крепко дал по рукам патриарху Московскому — но не более того. Настоящей целью Вселенского патриарха, судя по его выступлениям и поступкам, является мировое православие. Всеправославный собор, который был “делом жизни патриарха”, был важен для него не сам по себе, а как напоминание о единстве церкви и его наглядная демонстрация. И он не достиг этой цели на Соборе во многом потому, что политические и национальные интересы возобладали над общецерковной необходимостью.
Легче всего увидеть в обострении “украинского вопроса” месть одного патриарха другому за попранное “дело жизни”. Но это было бы непростительным упрощением. Мы обладаем избирательным слухом — слышим преимущественно то, что касается нас. А следовало бы услышать кое-что еще из того, что было сказано патриархом на Синаксисе. Хотя бы для полноты картины. Патриарх произнес довольно страстную речь, в которой сравнил (или даже приравнял) принцип разделения поместных церквей на юрисдикции с ересями и отпадением сект в первом тысячелетии. В этом контексте следует рассматривать и “украинский вопрос” как ответ на принцип “канонических территорий”, пустивший глубокие корни в теле церкви. Церкви замкнулись в своих границах и потеряли единство.
Разрешая украинскую и македонскую проблемы, патриарх Варфоломей создает прецедент: как “первый среди равных” он может в кризисной ситуации вмешиваться во внутренние дела поместных церквей. Он утверждает особые права и привилегии “первого среди равных”. И возвращает Константинопольскому патриарху роль гаранта единства всей Православной церкви. “Дело жизни” патриарха Варфоломея — преодолеть ту изоляцию, в которую попал сам патриарх Константинопольский, этот “король без королевства”, без собственной “канонической территории”, переставший что-либо значить для всей полноты своей Церкви. Но также и ту изоляцию, в которую попала каждая поместная церковь, остающаяся один на один и с вызовами мира, и с внутренними проблемами. То, что патриарх не смог сделать посредством Всеправославного собора, — преодолеть эту изоляцию, он может попытаться сделать с помощью Томоса об автокефалии.
