ДАЙДЖЕСТ

“Напрягли с этим коронапсихозом”: как провалы в экономике довели Лукашенко до политического кризиса

[17:57 30 июня 2020 года ] [ thebell.io, 29 июня 2020 ]

Выборы в Белоруссии 9 августа грозят оказаться самыми скандальными в карьере Александра Лукашенко.

Согласно опросам СМИ, на свободных выборах Лукашенко набрал бы всего несколько процентов и не вошел бы в тройку. Два из трех его основных конкурентов арестованы, но победить все равно будет непросто. За рекордным падением популярности белорусского лидера — не только усталость от 26 лет его руководства, но и развал в экономике, который не позволил Лукашенко задобрить электорат деньгами и оставил ему единственный выбор — отрицать эпидемию и кризис.

Стагнация не по-российски

Как и в России, в Белоруссии пандемия только обострила и без того серьезные проблемы. Последние 10 лет белорусская экономика, как и российская, стагнировала. Статистическое сходство между странами налицо: с 2011 года средние темпы роста ВВП в России составили 1,5%, в Белоруссии — 1,1%, следует из октябрьского доклада МВФ. Пятилетним рекордом для Белоруссии стал рост ВВП на 3% в 2018 году, для России — на 2,3% тогда же.

Белоруссию принято считать страной, у которой нет почти никаких ресурсов — при этом на экспорт приходится больше половины белорусского ВВП. Один “удивительный ресурс” у Белоруссии все-таки есть, говорил финансист Андрей Мовчан — это Россия. До недавнего времени этот ресурс позволял стране, которая добывает столько же нефти, сколько импортирует в чистом виде, входить в мировой топ-30 экспортеров нефтепродуктов. Белоруссия десятилетиями покупала российскую нефть с большими скидками, перерабатывала ее — и продавала дальше. На химическую промышленность и минеральные продукты (в эти категории входит все, что Белоруссия делает из нефти) приходится больше 40% белорусского экспорта. Еще 17% — продовольствие.

Как и в России, в Белоруссии огромная доля занятых в экономике приходится на госсектор (около 40—45%) и бюджетные учреждения (еще 20%), оценивает политический обозреватель Артем Шрайбман. В России, по разным оценкам, доля госсектора в экономике равна от 30% до 50%. Но в Белоруссии не было масштабной приватизации, поэтому частный сектор в стране — “реально что-то новое, созданное за 30 лет независимости”, — поясняет старший научный сотрудник белорусского Центра экономических исследований BEROC Лев Львовский. Часть этого сектора — известный благодаря масштабным государственным льготам IT-бизнес, но на него приходится гораздо меньше половины экономики и почти половина роста ВВП, отмечает Львовский.

У двух стран есть еще одно существенное различие. В отличие от России, чей госдолг давно не превышает 15% ВВП, белорусский внешний долг стремительно растет — с 2007 года он вырос в три с половиной раза: с менее 10% до 34% ВВП. Кредитный рейтинг страны по версии Moody’s за это же время снизился с B1 до В3 (и то и то — спекулятивная категория с высоким риском, но во втором случае он выше). В 2015 году он и вовсе проваливался до Caa1 (следующая категория — уже преддефолтная). Рейтинги Белоруссии от Fitch и S&P — тоже на уровне В.

Последние пять лет деньги занимали на программу модернизации госпредприятий, производительность которых неуклонно падает. Программа предсказуемо провалилась, объясняет Львовский из BEROC. “Часть элит и правительства Белоруссии искренне верят в плановую экономику. Когда она перестала расти, они решили заняться модернизацией, думая, что это увеличит производительность труда”, — объясняет Львовский. Покупки нового оборудования, к которой свелась программа, было недостаточно, но в управлении и мотивации сотрудников ничего менять не стали, говорит он. В итоге производительность и экономика не росли, а госдолг рос.

За последние 10 лет число сторонников госрегулирования экономики в Белоруссии сократилось вдвое, рыночных принципов регулирования — пропорционально выросло. “Белорусы — закоренелые патерналисты? Это очередной миф из прошлой жизни”, — подытоживает директор минского исследовательского центра ИПМ Александр Чубрик.

Этим проблемы не ограничиваются. За последние десять лет Белоруссия пережила два серьезных валютных кризиса — в 2011 (тогда на фоне кризиса белорусский рубль за один день подешевел к доллару на 60%, годовая инфляция составила 108,1%) и 2014—2015 годах (вслед за российским рублем белорусский обесценился почти вдвое), напоминает профессор РЭШ Валерий Черноокий. Неблагополучный 2020 год тоже начался с падения белорусской валюты на 30% на фоне снижения цен на нефть.

Из-за постоянных девальваций Лукашенко все время нарушал данное им же еще перед выборами 2010 года обещание повысить среднюю по стране зарплату до $500 в месяц, говорит Шрайбман. Эта цифра стала для белорусов стала символом несостоятельности сложившейся экономической модели. “Зарплаты повышали, потом курс падал, Лукашенко снова обещал повысить зарплату до $500, и все повторялось”, — рассказывает обозреватель.

Перед нынешними выборами повторить этот номер тем более не получится. Раньше Лукашенко мог в случае снижения рейтинга задобрить электорат деньгами, повысить зарплаты бюджетникам: для этого страны обычно и имеют кубышку на черный день, рассуждает Львовский из BEROC. Но сейчас в Белоруссии большой черный день, а кубышки — то есть резервного фонда — у нее фактически нет.

Заимствования на внешних рынках, по словам Львовского, тоже не помогут: при белорусском кредитном рейтинге они слишком дороги (около 6—7% в валюте — Россия занимает под 2,6%) и слишком ярко окрашены политически. Кроме того, у России Лукашенко не хочет занимать из-за политического напряжения, а в Европе осуждают преследования и посадки его политических конкурентов.

Из кризиса в пандемию

2020 год белорусская экономика встретила без запаса прочности — и новые проблемы начались еще до пандемии коронавируса. Во-первых, вышел на финальный виток российский нефтяной налоговый маневр, в результате которого Белоруссии фактически пришлось начать покупать российскую нефть по мировым ценам. Суммарно свои потери из-за маневра в 2019—2020 годах Белоруссия оценивала в $800 млн — это чуть меньше 1% годового ВВП.

Отношения Белоруссии с Россией накалились после того, как Москва начала давить на Минск с требованиями углубить “интеграцию союзного государства” — объединение рассматривалось как один из вариантов сохранения власти за Владимиром Путиным после 2024 года. Переговоры длились с конца 2019 года и сопровождались эмоциональными всплесками в виде прекращения поставок российской нефти в Белоруссию. Договориться о цене удалось только в конце марта. К тому моменту уже бушевала пандемия, а мировые цены на нефть обвалились до $20 после разрыва сделки ОПЕК+.

В итоге уже в первом квартале 2020 белорусский ВВП упал на 0,3% (российский — вырос на 1,6%), а экспортные доходы снизились на 16% год к году. Вслед за российским рублем белорусский обесценился к доллару почти на 19%. Для Белоруссии это серьезная проблема: почти половина корпоративных кредитов в Белоруссии — в валюте, отмечалось в майском докладе Всемирного банка.

Как вирус добил белорусскую экономику

Даже несмотря на все проблемы, до коронакризиса Всемирный банк прогнозировал белорусской экономике еще несколько лет привычной стагнации и не видел причин для резкого падения — но уханьский вирус, который довел до рецессии и более мощные экономики, не пощадил и Белоруссию. Власти во главе с Лукашенко упорно делали вид, что пандемии не существует, но это не помогло: по новой оценке Всемирного банка, в 2020 году Белоруссию ждет самое сильное падение за 25 лет: как минимум на 4% после роста на 1,2% в 2019-м. Другие прогнозы еще хуже: у агентства Fitch — минус 5%, у МВФ — минус 6%.

Белорусская экономика сильнее зависит от внешнего спроса, чем Европа, США или Россия, объясняет Львовский из BEROC. Основные рынки сбыта белорусского экспорта — в первую очередь Россия и Восточная Европа — столкнулись с карантинными мерами, и спрос на белорусскую продукцию упал. В последние три года на Россию приходится в среднем около 42% годового экспорта Белоруссии (в российском импорте доля Белоруссии составляет 5%, в экспорте — примерно столько же). В результате промышленное производство в Белоруссии в апреле 2020 года упало на 7,1% год к году, следует из данных Белстата. Самое большое падение — на 32,3% — в производстве кокса и продуктов нефтепереработки.

Спрос упал и внутри страны. Официально в Белоруссии никаких ограничений не было, но многие люди уходили на карантин добровольно. Из-за этого под ударом оказались рестораны, бары, сфера услуг — хотя и не в такой степени, как в странах со строгим карантином, отмечает Черноокий из РЭШ. С сокращением спроса на внутреннем рынке на фоне пандемии, по данным опроса BEROC, столкнулись 59% компаний малого и среднего бизнеса в Белоруссии. Выручка упала у 64% компаний.

Доходы населения тоже тают, хотя формально возможности ходить на работу белорусы не лишились. В июне 55% людей столкнулись с падением доходов по сравнению с докоронавирусным временем, следует из данных опроса BEROC (они репрезентативны для преобладающего в стране городского населения, уточняет Львовский из BEROC).

Пока это скорее следствие падения спроса, чем того, что белорусы массово теряют работу, солидарны опрошенные The Bell эксперты. Безработица в Белоруссии низкая — около 4,2%, по данным Белстата, что более-менее соответствует реальной картине, говорит Львовский из BEROC. По мнению Черноокого из РЭШ, ситуация с безработицей различается в городах и деревнях, где все гораздо хуже.

Львовский предполагает, что безработица будет расти: по данным июньского опроса BEROC, в апреле — начале июня работы лишились в среднем 5,5% населения. “Это в России, кажется, думают, что Белоруссия — очень социальная страна. Но в Белоруссии почти нет пособия по безработице: оно составляет от $11 до $22 в месяц”, — объясняет Львовский. При этом пособие сложно выбить, получать можно только несколько месяцев, а встав на биржу труда, придется согласиться на первую же работу.

Масла в огонь подлило принятие в 2015 году “декрета о тунеядстве”. По нему граждане, которые не работают официально, а значит, не платят налоги, должны отдавать государству сбор в размере около $200 в год. В 2017 году, когда сбор впервые должны были заплатить за 2015 год, под него попадало чуть меньше 500 тысяч человек — больше 5% населения Белоруссии. С экономической точки зрения он был неоправданным (если бы заплатили все, кто должен, это бы дало всего около 1% доходов бюджета за год, подсчитывал РБК), с социальной — тем более: в 2017 году “декрет” привел к массовым протестам, и в начале 2018 года был фактически отменен.

“Единственная мера поддержки — отсутствие карантина”

Эпидемия и кризис накрыли страну менее чем за полгода до президентских выборов, назначенных на 9 августа, но денег на меры поддержки у правительства не было. Львовский из BEROC называет единственной серьезной мерой господдержки в Белоруссии отсутствие карантина. Правительство приняло один антикризисный пакет с мерами поддержки для бизнеса, но более скромными, даже чем в России: дали рассрочку аренды для тех, кто арендует у государства, смягчили требования к банкам, снизили ключевую ставку, перечисляет Львовский. “Для бизнеса был минимум, для людей — ничего”, — резюмирует он.

Даже этот пакет приняли только после того, как компании заплатили налоги за первый квартал, что многие восприняли как издевательство, говорит Шрайбман. Никаких других мер государство просто не могло себе позволить, считает Львовский. Всемирный банк называет экономический ответ Белоруссии на пандемию “скромным”, Fitch — “сдержанным”. Почти все меры, касающиеся льгот по налогам и аренде остались на откуп региональным властям, пишут аналитики Всемирного банка.

“Лукашенко с самого начала пандемии говорил вещи, которые многих злили. Люди теряли работу, он говорил — найдите работу, рестораны разорялись — он советовал им заниматься доставкой, — рассказывает Артем Шрайбман. — Он со старта занял позицию, что денег лишних нет. Может, это и правда, но людей это сильно раздражало”. Но другого выбора у Лукашенко не было. “Что у нас, первые выборы? Главное, чтобы мы страну не потеряли. Чтобы мы не отдали страну разгильдяям и тем, которые обещают с вертолета деньги разбрасывать”, — заявил он в середине июня, уже после ареста оппозиционных кандидатов Сергея Тихановского и Виктора Бабарико. “Берегите себя, будьте спокойны, не переживайте. Не напрягайтесь. Нас и так напрягли с этим коронапсихозом. Но самое страшное для нас, чтобы под этот шумок нас не прибрали”, — продолжал Лукашенко на прошлой неделе.

Анастасия СТОГНЕЙ