Вероятно, одним из лучших индикаторов фундаментальных перемен на европейском континенте, в контексте которых в Киеве проходил саммит Украина-ЕС, является отмена встречи министров иностранных дел Германии и России по инициативе Зигмара Габриэля. Еще недавно глава внешнеполитического ведомства ФРГ просто рвался в РФ, унижаясь вплоть до выступления в Краснодаре, по дороге на дачу российского диктатора. Но развивающийся скандал с турбинами Siemens заставил его внезапно “приболеть”. В то же время, в нынешнем июле мировые и европейские лидеры просто не находят в себе сил покинуть украинскую столицу — одним из важных эпизодов этого “нашествия” является и саммит, по своему формату многие годы служивший чем-то вроде отчетного мероприятия.
В особенности он был таковым до 2014 года, поскольку под давлением своих российских партнеров незадачливый режим Януковича все время заставлял украинцев выглядеть второгодниками, не способными от банального соглашения о сотрудничестве перейти к реальному разговору об ассоциированном членстве, о котором впервые начала идти речь между 2008 и 2010 годами включительно. Несомненно, в определенной степени такие встречи и являются “контрольными мероприятиями”, в частности потому, что после марта 2014 года, когда с запозданием на четыре месяца, на протяжении которых украинцы изменили европейскую и мировую историю, они наполнились, наконец, содержанием.
Разворот общезападной политической системы к украинской политической системе лицом произошел. И весьма символично, что саммит, по-видимому, хронологически завершает серию визитов на высшем уровне в нынешнем украинском политическом и дипломатическом сезоне. По словам главы государства, который смог, таким образом, удачно дистанцироваться от изматывающей парламентской эпопеи, связанной с лишением иммунитета большой группы парламентариев, этот саммит Украина-ЕС стал “саммитом ассоциации и безвиза”. Можно согласиться с тем, что в прошлом или позапрошлом году охарактеризовать мероприятие подобным образом было бы нельзя. Злосчастный референдум в Нидерландах, а также противоречия реформ в условиях внешней агрессии существенно удлинили путь Украины к новому статусу в отношениях с Европейским Союзом.
Нельзя не сказать, что проблемы внутреннего характера, которые испытывает сам Союз после “брексита” и попыток изоляционистских мятежей, имевших место в Австрии, Нидерландах и Франции, продолжают оказывать свое влияние на перспективу дальнейшей европейской интеграции Украины. Отсюда — а стоит отметить, что на четвертый месяц после выборов в Нидерландах все еще отсутствует новое правительство — и отсутствие итогового документа, что отражает уважение к интересам политической Гааги, с которой нас теперь связывает еще и общая трагедия. Однако общее заявление главы Европейского Совета Дональда Туска и президента Украины Петра Порошенко указывает (и это повторяется неоднократно — годами) на то, что в самом Соглашении об Ассоциации содержится признание права Украины на то, чтобы в будущем присоединиться к Европейскому Союзу как его полноценный участник.
Что же касается “нидерландского возражения”, то принималось оно в условиях внутренней голландской политической игры предвыборного характера и частью взаимно обязывающего документа не является. Но хрупкое состояние самого Союза (ведь за полгода единственным позитивным эпизодом с точки зрения еврооптимизма можно считать победу на французских президентских и парламентских выборах Эмманюэля Макрона и его партии) не позволяет сегодня “пороть горячку”, подчеркивая стратегические украинские цели как бы “в пику” голландцам. Которые, заметим, лишь недавно созрели к переходу дела МН17 в практическую фазу организации трибунала, чья деятельность, по сути, будет посвящена расследованию российских военных преступлений...
Вместе с тем, хорошая стратегия торгов состоит в изначальном задирании ставок. Естественно, украинская дипломатия всегда и в любом документе будет требовать фиксации перспективы членства Украины в Европейском Союзе (и НАТО). Другое дело, что необходимо внимательно прислушиваться и к другой, союзной стороне, которая состоит не из лидеров национальных государств-членов, а из представителей европейских институтов.
Прежде всего, нетрудно заметить, что ЕС давно превратился в основной (пусть и наряду с международными финансовыми институтами, НАТО и группой межгосударственных связок) инструмент подгоняемой извне модернизации нашей страны.
И здесь важны два момента.
Во-первых, только с началом Евромайдана в Брюсселе начали осознавать свою ответственность за этот масштабный проект, который можно сравнить лишь со всем “большим расширением” 2004 года вместе взятым (напомним, что присоединение Румынии и Болгарии все еще не завершено, так как они — не часть Шенгенского соглашения). Фактически, именно украинский проект отстраивает внешнеполитическую идентичность и саму внешнюю функцию ЕС, поскольку Программа Соседства так и не вышла за рамки трансграничного проектирования, а Средиземноморский союз (южное измерение европейской экспансии), как минимум временно, похоронен сирийской войной, ливийской нестабильностью и деградацией политической системы Турции.
Таким образом, Восточное Партнерство осталось единственным плацдармом для приложения усилий европейской инфраструктуры “мягкой силы”, хотя и без явно выраженной конечной цели. И если Грузия и Молдова (вторую, отметим, продолжает шатать) в таком ракурсе определяющими никогда не выглядели, то в Армении ЕС потерпел поражение, а Беларусь и Азербайджан находятся на том уровне политического развития, который не предполагает всерьез какой-либо интеграции (корректно говоря, они еще не вошли в эпоху “смягчения нравов”). Безо всякого желания, и даже понимания того, что так может случиться — ЕС ввязался в противостояние с Россией за Украину, а оно стало представлять собой процесс исторического масштаба.
Во-вторых, за пределами революционизированного слоя, сама Украина, как объект потенциальной трансформации, три года назад была явно не готова к тем вызовам, на которые в рамках европейской интеграции страны ей предстояло ответить (чем и воспользовался российский агрессор). Кроме общей символики (весьма показательно — в начале своего пути в Союз болгары тоже везде вывешивали европейские флаги, но о качестве реформ это говорило мало), такая неготовность наблюдалась в любой отрасли — от внешней торговли до местного самоуправления.
За три тяжелых года изменилось довольно многое. Атмосфера минувшего саммита показала, что речь идет о новом этапе отношений между Киевом и Брюсселем, на котором о борьбе с коррупцией и связанной с ней реформой судебной системы, пенсионной, медицинской и земельной реформах говорят в прикладном смысле, а не как о добрых пожеланиях, которые никогда не станут реальностью. Украину толкают в необходимом направлении, умело пользуясь не только кнутом (и “злых полицейских” за это время в Киеве перебывало за эти годы немало), но и пряником. Можно было обратить внимание на некоторые нюансы — в частности, Жан-Клод Юнкер, говоря о компромиссе, который состоит в состоянии антикоррупционной палаты в рамках нынешней судебной системы, назвал Украину “большой” страной, которой уже не надо читать лекции. Именно так все это и видится из Брюсселя — как чертовски амбициозный проект, поиск места которого в архитектуре Континента (если воспринимать всерьез отплытие Великобритании в неизвестном направлении) все еще ведется.
Все лучше говорящий по-украински Дональд Туск тоже не поскупился на комплименты, причем вполне заслуженные — о том, что победить Украину уже невозможно (насколько велика в этом содержательная роль собственно ЕС — сказать непросто, ведь Москву остановили явно не санкции). Тогда где же ложка дегтя в бочке меда? В том, что само украинское руководство вовсе не вольно продвигать собственные интерпретации своих успехов и поражений на пути к достижению главной цели внешней политики — началу переговоров о членстве в Европейском Союзе, каковое членство должно сыграть для нас роль своеобразного “конца истории”.
Во-первых, не стоит воспринимать постоянные напоминания о проблеме коррупции, как “мантры”. С точки зрения Запада — что бы мы сами не думали о проблемах Запада, порожденные проникновением российского капитала в развитые страны — Украина стоит лишь в самом начале пути преодоления этой проблемы, связанной вообще с ее социально-политическим и экономическим устройством. Поэтому прогресс имплементации Соглашения будет оцениваться по рейтингам развития и мнению европейских инвесторов в страну, а не по “отпискам” украинских ведомств.
Во-вторых, ранее 2020 года вряд ли стоит начинать очередной разговор о расширении количества стран-членов. На это Киев вряд ли может как-то повлиять, поскольку неизвестно как изменится дизайн системы управления самим Союзом, и не “расширится” ли он за счет останков Великобритании, которые в любом случае выглядят в качестве таких членов предпочтительнее, чем любые страны Восточного Партнерства.
В-третьих, даже на примере маленькой Черногории было достаточно ярко продемонстрировано, что разработанный в 90-е алгоритм “сначала НАТО — потом ЕС” никуда не делся, и если сравнить содержание июльских выступлений руководства НАТО и ЕС в Киеве, то можно увидеть, что они практически совпадают (также как и тезисы государственного секретаря США Рекса Тиллерсона). А значит, достижение членства в НАТО (как известно, российские инвективы о сепаратистских конфликтах, которые якобы мешают этому — просто пропагандистские выдумки) необходимо рассматривать как более реальную и близкую цель. Тем более, что получение членство в НАТО есть автоматическое признание выполнения страной всей политической и правовой части европейской интеграции.
В-четвертых, и об этом начала писать западная пресса по поводу Украины — окно для фундаментальных реформ закроется в этом году, ведь в следующем политики всех лагерей начнут предсказуемо соревноваться в популизме и выстраивании неформальных коалиций. А значит, на обеспечение таких прорывов, которые впечатлят даже скептиков в Западной Европе у нынешней украинской власти остается самое большее год.
В-пятых, нельзя игнорировать и фактор американо-российского “замешательства”, хотя отрадно, что Россия исчезла как фактор отношений между Украиной и Союзом в рамках имплементации Соглашения. Ведь 13 июля в Киеве публично говорили о чем угодно — о третьем транше макрофинансовой помощи ЕС, о судебной реформе, об успешных и неуспешных примерах преобразований, о темпах изменений. Но только не о России, ее безумном руководстве, еще недавно пытавшемся всюду в Европе просунуть в дверь свою обутую в валенок ногу. Хочется верить, что так будет и в дальнейшем.
Между тем, от социальных трансформаций в Украине — чьи парламентарии, можно сказать, были приободрены присутствием в столице высокого европейского начальства и преподнесли обществу подарок в виде выдачи прокуратуре Михаила Добкина — зависит не только ее собственная перспектива, но и привлекательность европейского проекта в целом. Пока что этот тщательно выверенный процесс — скандализация интеграции, произошедшая в Болгарии и Молдове Брюсселю не нужна, отсюда и его жесткость по отношению к украинцам, даже в моменты, когда ЕС мог бы, казалось, проявлять больше сочувствия — выглядит как сравнительный успех.
Украинцам, в свою очередь, тоже не следует забывать, что, как и с решением об отмене виз, если европейские институты запишут в документе с каким-либо весом строчку о рассмотрении Украины как страны-кандидата, то согласно своей правовой традиции будут вынуждены стремиться к этой цели. Готова ли Украина к такому ритму, в котором политическая безответственность должна быть не то что преодолена, но совершенно исключена — сегодня сказать крайне сложно. Думается, наличие или отсутствие такой готовности — к переходу от ассоциированного членства к полноценному — покажет только следующий избирательный цикл.
