“Надія” отказывается умирать

Последний мировой кризис воскресил давнюю дискуссию, какая экономика, капиталистическая или социалистическая (госкапиталистическая), лучше. Свой ответ на этот вопрос — практически-убедительный — “откопали” на шахте “Надія”, находящейся в городишке Сосновка на Львовщине.

Глубина проблем Закрывать шахту “Надія” (до 2001 г. — № 9 “Великомостівська”) вознамерились еще на заре украинской независимости. В 1992 г. по объединению “Львіввугілля” был издан приказ о ликвидации шахты и ее присоединении к шахте № 5, которая считалась перспективной. Был разработан соответствующий проект. За него “бесперспективная шахта” заплатила, по нынешним деньгам, 200 тыс. грн.

Разумеется, все эти пертурбации осуществлялись под лозунгами “реформирования, перехода на рыночные отношения”. Чем закончился для промышленных предприятий “переход на рыночные отношения”, в западном регионе известно очень хорошо. В большинстве случаев оборудование, иногда весьма дорогостоящее, распилили на металлолом, а помещения и территории за бесценок распродали “кому надо”.

Еще один способ обогащения на ликвидируемых предприятиях — получение из госбюджета средств на создание альтернативных рабочих мест. Деньги поступали очень серьезные (скажем, на одну шахту — десятки миллионов гривен), а вот новые рабочие места отыскать предельно трудно.

Помимо этого, уничтожению предприятий способствовало начавшееся формироваться “сословие импортеров”. (В угольной промышленности в те времена отдельные лица мгновенно сколачивали состояния на польском угле. Сегодня схема обогащения за счет импорта все еще исправно работает в сегменте продовольствия и ширпотреба.) Причем нередко разрушали предприятия эффективные и вполне конкурентоспособные. Немногим повезло больше — их за бесценок приватизировали в интересах “кого надо”, после чего предприятия начинали давать новым владельцам баснословные прибыли.

Профсоюзный актив шахты, возглавляемый Николаем Григорьевичем Крыштопой, уловил тенденции “реформирования”. 9-й “светил” самый худший сценарий. За сорок лет существования (шахта пущена в 1962 г.) здесь были полностью отработаны промышленные запасы угля. Остались так называемые целики (маломощные, высотой от 0,8 до 1,2 м, пласты), которые прежде и на баланс-то не брались, поскольку считались непригодными к добыче. Такого характера пласты требуют большего объема монтажно-демонтажных работ, а посему обходятся значительно дороже и снижают уровень рентабельности.

Оценив ситуацию, трудовой коллектив объявил протестную акцию. Впрочем, одними протестами профсоюзный актив не ограничился — разработал альтернативную программу развития шахты. Суть программы предполагала разработку именно целиков — и предоставление шахте экономической независимости.

Эту самую экономическую независимость разработчики видели в том, чтобы самостоятельно решать кадровые вопросы, вести ценовую политику, заниматься сбытом добытого угля, внедрять новые производства, создавать новые рабочие места, обеспечивать достойный уровень зарплаты и социальной поддержки. Программа была доведена к сведению вышестоящих инстанций.

Усилия пролетариата возымели действие: 9-ю не закрыли. Дали возможность работать с непромышленными запасами. Решили, пусть шахта еще помучается. А вот свободы не дали. Ведь если бы “неперспективная” шахта продемонстрировала способность самостоятельно выживать, встал бы вопрос о смысле существования шахтного объединения: зачем эта бюрократическая надстройка, если трудовой коллектив самостоятельно справляется с проблемами? В 1995 г. профсоюзного лидера, главного инженера шахты Николая Крыштопу “ушли”, оставшихся принудили молчать.

Шахта молчала до мая 1997 г. К этому времени тогдашним “управителям” “удалось организовать” полное прекращение добычи угля и выплаты зарплат. Везде царила разруха. Материально-технический склад был пуст. Задолженность по зарплате составляла 6—8 месяцев. Коллектив забастовал и потребовал вернуть Крыштопу. Николая Григорьевича вернули... на должность директора шахты.

С новым руководством годовой план по добыче угля выполнили уже в 1999 г., а до 2002-го удалось полностью ликвидировать задолженность по зарплате. В 2003 г. министр топлива и энергетики Сергей Ермилов, изучив вопрос о желании шахты избавиться от опеки объединения “Львіввугілля”, поставил ее директору условие: “Вы получите самостоятельность, но государственной финансовой поддержки получать не будете”.

Трудовой коллектив согласился. Шахтеры 9-й (“Надії”) вовремя осознали, что дотации разлагают трудовой коллектив, делают его зависимым, безынициативным и в конечном итоге облегчают уничтожение предприятия. (Кроме того, дотации открывают возможности к злоупотреблениям.)

В Сосновке было три градообразующих предприятия: 5-я, 8-я и 9-я шахты. 5-я, к которой присоединяли 9-ю и которая еще могла работать, закрыта в 2000 г. 8-я готовится к закрытию, уголь там уже не добывают. Несколько шахт, 1-ю и 2-ю, которые еще могли работать, закрыли в соседнем Червонограде.

Когда 9-я продемонстрировала устойчивую динамику развития, возник вопрос о ее приватизации. Правда, возник не в недрах шахты, а в Фонде госимущества. В 2004 г. на предприятие пришел соответствующий приказ из фонда. Шахтеры воодушевились: мол, станем хозяевами. Но не тут-то было! Выздоровевшую шахту собирались приватизировать весьма хитро: 100% акций или хотя бы контрольный пакет трудовому коллективу никто продавать не собирался — ему предлагали выкупить около 12% по льготе.

Коллективу пришлось еще раз продемонстрировать характер. Люди письменно уведомили Минуглепром и Фонд госимущества о своем категорическом несогласии с такой приватизацией шахты-кормилицы. От шахты отстали.

Сейчас “Надія” — экономически процветающее предприятие. Оно не то что не имеет долгов — должны ему. На 1 января 2010 г. ГП “Уголь Украины” задолжало шахте 40 млн. грн. Правда, благодаря помощи нынешнего министра угольной промышленности Юрия Ященко удалось подписать с должником график погашения, по которому задолженность уменьшили уже до 23 млн. грн.

Высота достижений

Несмотря на отсутствие дотаций, “Надія” по зарплатам давно занимает первое место в западном регионе. К примеру, проходчик зарабатывает 9,2 тыс. грн. в месяц — а по объединению “Львіввугілля” шахтер этой же специальности получает 4,1 тыс. грн. Приблизительно такой же, как в объединении, уровень зарплат — на шахтах соседней Волыни. Т. е. на “Надії” работяга получает в два (!) раза больше, чем его коллеги на других шахтах региона. В целом в отрасли, учитывая шахты Донбасса с миллионной добычей, “Надія” по уровню зарплаты — вторая-третья.

К слову, инженерно-технический состав на “Надії” зарабатывает больше, чем самые высокооплачиваемые рабочие, — 9,4 тыс. грн. Тут директор шахты, убежденный сторонник социализма, категорически против некогда бытовавшей советской практики, когда работник умственного труда получал значительно меньше рабочего: “Не будет работать голова — не будет работать тело! У нас инженеры — это работяги. Они сидят под землей. У них спусков больше, чем у рабочих”.

Необходимость платить шахтеру “хорошие деньги” Крыштопа объясняет очень просто: “Работника нужно мотивировать к тому, чтобы он хотел трудиться больше и лучше, чтобы у него не возникало мысли о работе за границей, ведь жизнь у нас сегодня ой какая дорогая!”

Сегодня “Надія” дает работу 1175 жителям Сосновки. Рядом с каждым — 3—4 члена семьи. Следовательно, шахта содержит порядка 5 тыс. человек. Высокие и своевременные зарплаты на “Надії” — очень весомая поддержка и живущих в окрестных населенных пунктах.

Помимо зарплаты, предприятие обеспечило своим работникам достойный уровень производственного быта. В раздевалке, как принято говорить, евроремонт. Для шахтеров работают обшитая липовой доской сауна, бассейн, парикмахерская. Везде — чистота аптечная. У курящих — своя “резервация”, отдельное помещение, чтобы некурящие не страдали.

(Автор статьи провел небольшое расследование и выяснил, что большинство бытовок на шахтах страны выглядят совсем иначе: стены пропитаны угольной пылью, влагой, плесенью, неистребимым запахом рванья и табачного дыма.)

На территории, примыкающей к шахте, обустроен уголок отдыха: искусственное озеро с островком, лебедями и нильским лотосом. На островке выстроен двухэтажный павильон, отведены места для пикников, для тира... Были на озере еще и катамараны с лодками, но природоохранная инспекция, к сожалению, запретила их как “незарегистрированные плавсредства”. На Черноморском побережье, в Затоке на Одесчине, шахта содержит базу отдыха.

За 8—10 грн. шахтер получает сытный обед. Значительная часть продуктов — мясные, молочные, хлеб, овощи и даже грибы — собственного производства. В структуре шахты действуют хлебопекарня, мельница, подсобное животноводческое хозяйство (где только свиней — 300 голов), две теплицы. Буханка хлеба для своих отпускается по 1,60—1,80, тогда как в обычных магазинах цена килограммовой буханки — около 3 грн.

На территории предприятия разбиты многочисленные клумбы, стены украшены висящими цветочными вазонами. Этим неприбыльным, но нужным делом занимается отдельная маленькая бригада.

На шахте сохранена старая система морального поощрения и — морального порицания. Коридорные стены двухэтажного административно-бытового комплекса, словно в театре, увешаны портретами лучших работников из каждого структурного подразделения — для изображений всех хороших работников коридоров не хватает. А на Доске охраны труда — портреты нарушителей порядка и трудовой дисциплины (попадаются и такие). Из нового в работе с шахтерами — еженедельное богослужение “в світлиці” (присутствие директора обязательно.) По праздникам — свой духовой оркестр, лучший в Западной Украине.

Казалось бы, на этом директор шахты мог бы и успокоиться — социальные проблемы коллектива решены! Но Николай Крыштопа считает, что нужно поддерживать социальную сферу в широком смысле, т. е. когда предприятие заботится не только о своих нынешних работниках.

На базу отдыха в Затоке каждые первые два заезда бесплатно (!) отправляют 200 детей. На обеспечении трудового коллектива находится шахтный детсад на 160 детей. Зарплата персоналу, ремонт помещений, закупка детской мебели (в том числе игровой), новое оборудование для пищеблока и прачечной, постельное белье, питание (ему уделяется особенное внимание)... В этом году детсадовцы обойдутся шахте в 2 млн. грн. (при том что кабинет Николая Григорьевича ремонтировали в далеких 70-х). Коллектив взял на себя ремонт городской больницы, не находящейся на балансе шахты. В этот объект уже вложен миллион гривен.

Подобная социальная политика, согласитесь, не совсем типична для нашего времени. Подавляющее большинство украинских предприятий, частных и государственных, давно отказалось от “социалки”. Что же заставляет Николая Крыштопу в условиях той неразберихи, которую у нас называют рынком, идти на “непродуктивные затраты”? У директора собственная аргументация: “Мы должны, если говорить прямо, растить здоровую рабочую силу. Если не поднимать с садика подрастающее поколение, нормально его не кормить, вырастают больные дети. Они не смогут ни учиться, ни служить, ни работать. Первые последствия иного подхода мы уже видим: ученики простой физкультуры не выдерживают! К нам на работу уже приходят те, кто рожден в перестройку и после. Так вот, далеко не все они способны работать умственно и физически. Это — нормальный рынок?!”

Глубина перспективы

Уже упоминалось, что шахта разрабатывает нетипичные, целиковые залежи. Работать 6—8 часов в скрюченном состоянии не сахар! Мне устроили “тур” в лаву... Я прополз с директором-“гидом” и парочкой других “экскурсантов” каких-то метров 600 — и проклял все на свете. А шахтеры эту дистанцию, порой и больше, преодолевают ежедневно, только добираясь до рабочего места! Впрочем, не это пугает шахтеров. Для трудового коллектива приемлемы даже такие неважнецкие условия, поскольку альтернатива заработать на жизнь в регионе не просматривается.

Но и этих скудных запасов, как утверждают геологи, хватит лет на пять. С учетом такой перспективы на шахте создают альтернативные рабочие места. Причем без помощи государства! Швейный цех (40 рабочих мест), столярный (15 рабочих мест), шахтный магазин (14 рабочих мест). Уже упомянутые мельница, пекарня, подсобное животноводческое хозяйство и теплицы. Всего на непрофильных участках занято 185 человек. Руководство вынашивает планы создания дополнительных производств. Вопрос, хватит ли шахте “свободного ресурса”, чтобы за пятилетку перевести большую часть работников на новые рабочие места?

“Если бы нам оставляли НДС, который для страны и предприятий по сути пропадает, знаете, какое производство можно было бы развернуть за эти 18 лет! — говорит Николай Григорьевич. — Только в этом году за 7 месяцев мы заплатили порядка 12 миллионов в госбюджет и 7 миллионов в местный”.

Теоретически у шахтеров “Надії” был шанс поработать по специальности, на еще не освоенном месторождении угля в соседнем районе. “Там — мощные пласты, калорийный уголь, низкая зола... Но это национальное богатство, самые лучшие запасы продали так называемому американскому инвестору! Они что, со своими инвестициями приехали нам хорошо делать?! Нет, они приехали отсюда капитал забрать! Да что новое месторождение — нам противятся выдать лицензию на тот кусок, который мы прирезаем! Бюрократия все усложнила до предела! Они думают, что мы — частное предприятие, что с нас можно сдирать через аукцион!” — не сдержался к концу нашей встречи директор.

P. S. Не вдаваясь в теорию, отметим следующее. Экономическая модель функционирования шахты (напоминающая модель “югославского социализма”), избранная профсоюзным активом почти 20 лет назад, в наше непростое время подтвердила свою эффективность. Правда, работать она может при одном условии: когда предприятие возглавляет человек с государственным мышлением. Отсюда следовало бы предположить, что дело не столько в форме собственности, сколько в профессиональной кадровой политике, благодаря которой находились и назначались бы такие Крыштопы.

Евгений ГУЦУЛ