Мир в 2030 году

Нынешнее поколение является свидетелем гигантского технологического скачка, который изменяет не только бизнес-модели, но и экономические отношения. Параллельно происходят серьезные кризисы в геополитике и внутренней политике ключевых стран мира, исследователи отмечают также ценностный кризис современного общества, кризисы культуры, образования, управления и так далее. Всё это не просто очередные турбулентности, а новый фазовый переход человечества.

Фазовый переход — явление достаточно редкое, до сих пор подобное происходило лишь трижды (некоторые исследователи, сконцентрированные на технологическом развитии и не учитывающие духовное, говорят — дважды). Фазовый переход охватывает все сферы жизни человечества — технологии, экономические отношения, политические и управленческие системы, культуру, духовность, религию и так далее.

Первым фазовым переходом была так называемая неолитическая революция, которая включала появление сельского хозяйства, создание городов, первое расслоение общества, появление первых государств и первых религий. Второй фазовый переход многие связывают с понятием “осевого времени”, когда вследствие появления этических религиозных и философских систем (конфуцианство, буддизм, античная философия, иудаизм эпохи Вавилонского плена и Второго храма и т.д.) и новых технологий полностью изменяется характер цивилизаций. Третий фазовый переход хорошо изучен под названием модернизации и включает промышленную революцию, религиозные реформации, Возрождение, социальные революции и прочие драматические изменения.

Итак, человечество вошло в процесс четвертой масштабной социально-экономической и культурно-технологической трансформации, причем скорость этой трансформации выше, чем при предыдущих фазовых переходах. Осмелимся предположить, что к 2030 году данная трансформация будет в основном завершена. Каким же будет мир в 2030 году?

Прежде всего, отметим, что, как учит нас история предыдущих фазовых переходов, будущее наступает не для всех. Вспомните промышленную революцию: одни страны первыми успешно преодолели фазовый переход и вполне насладились сливками мирового лидерства, другие позже смогли так или иначе догнать, третьи не смогли, несмотря на усилия, четвертые даже не пытались, а пятые потеряли даже достижения предыдущей эпохи. До первого фазового перехода население планеты было примерно одинаковым с точки зрения уровня развития и образа жизни, и дальше каждый фазовый переход ведет к большему и большему расслоению. Если мы напишем примерно такой список сообществ: Швеция, Польша, Китай, Кения, Зимбабве, Афганистан, не имеющие государства бушмены, то между каждым из них и следующим будет огромный разрыв не только в уровне достатка, но во всех сферах жизни. Каждый фазовый переход углубляет разрывы и увеличивает число уровней.

Поэтому, описывая мир 2030, прежде всего, скажем, что он будет фрагментирован. Он будет разделен на две большие страты (конечно, это некоторое упрощение, но оно позволяет понять основные черты будущего мира). Продолжая традицию Ефремова и братьев Стругацких, мы назовем их Ойкуменой и Окраиной.

Не будем останавливаться на технологических аспектах жизни цивилизации, они неплохо описаны в соответствующей литературе: роботы и искусственный интеллект, полеты на другие планеты и освоение океана, практически бесплатные энергия и продукты, биотехнологии и так далее. Существенно интереснее остановиться на экономических, политических, психологических аспектах будущего мира.

Ойкумена в 2030 выглядит примерно следующим образом. Это мир без границ, в котором каждый чувствует себя гражданином планеты и обеспечен дешевыми и качественными благами, в значительной степени независимо от своего трудового вклада (ведь благ много, и они дешевые). Население этого мира состоит из двух основных классов. Активный класс, меньшинство составляют образованные пассионарии, которые работают ради удовольствия и самореализации, и именно они двигают мир вперед. Остальное большинство населения составляет консьюмтариат, способный только потреблять и обеспеченный базовым уровнем потребления даром, в обмен на лояльность к системе (важная функция этого класса — рекомбинация генов, то есть рождение массы людей, из которой выделяются пассионарии). Капиталом в этом мире являются знания и репутация — кто-то способен превращать их в добавленную стоимость, остальные могут только потреблять. Имущественное расслоение невелико (гражданам обеспечивается минимальный гарантированный доход, покрывающий основные потребности), зато велико расслоение по образованию и достижениям.

Пассионарии Ойкумены работают в условиях, когда можно не работать, и это выглядит странно с точки зрения консьюмтариев, которым невдомек, зачем что-то делать, когда можно лежать на диване и наслаждаться дармовыми благами. Производство и сервис в основном роботизированы и автоматизированы, людям остается не так много функций. Основные профессиональные группы пассионариев — креативный класс, охранители и заботливые. Высвобождение людей из производства приводит к росту креативного класса, хотя у этого роста есть естественные пределы. Пассионарные являются философами, предпринимателями, изобретателями, кинорежиссерами, спортсменами, полицейскими, врачами, военными, журналистами, профессорами университетов, библиотекарями, социальными работниками, авиадиспетчерами, музыкантами, первооткрывателями космоса и так далее. Их всех вместе взятых мало, большинство привыкло не работать и жевать вкусную, бесплатную и бесполезную жвачку из дешевой еды и развлекательного инфопространства (телепередач).

Окраина в 2030 выглядит примерно таким же образом, как и сегодня: бедность, неграмотность, институциональная неспособность, в то же время при широком доступе к развлекательному контенту, производимому в Ойкумене. Наличие дешевых благ не означает их доступность: объемы гуманитарной помощи отсталым странам позволяют победить там голод и нищету, но на пути стоит отсутствие действенных институтов. В каких объемах ни завози продукты и лекарства, из-за отсутствия институтов они не попадут тем, кто в них нуждается. В каких объемах ни давай деньги странам с несостоятельными институтами, они не способны сделать реформы. Поэтому гуманитарная помощь в виде огромных объемов пищи, медикаментов, опреснительных установок, кибер-госпиталей и саморазворачивающихся домов не приводит к уменьшению числа голодных, больных и бездомных из-за ненадлежащего развития мышления и институтов тамошнего общества. Традиционная битва за скудные ресурсы мира Окраины сопровождается борьбой за место у портала, откуда Ойкумена выбрасывает в Окраину гуманитарную помощь, и попытками проникнуть в Ойкумену, где всё доступно. Религиозный фанатизм соседствует в Окраине с карго-культами, имитирующими архетипические действия жителей Ойкумены в надежде заполучить такие же блага.

Институты — одна из двух главных причин разрыва между Ойкуменой и Окраиной, а другая лежит в сфере человеческого капитала. Ведь, по сути, новые технологии в мире Ойкумены полностью открыты и общедоступны, но, невзирая на это, представители Окраины не в состоянии их использовать. Новые технологии существуют только в слиянии с людьми определённых ценностей и способа мышления.

Ойкумена и Окраина распределены в пространстве довольно сложно. Есть территории (страны, города), однозначно живущие в Ойкумене, но и там имеются анклавы и острова Окраины. Есть территории (страны, города), однозначно живущие в Окраине, но и там имеются анклавы и острова Ойкумены. Доминирующая культура, безусловно, носит определяющий характер.

В целом между постиндустриальной Ойкуменой и Окраиной, живущей в доиндустриальной / раннеиндустриальной эпохе (сырье и низкий передел), есть четко очерченная граница и визовый режим. Но эта граница на самом деле представляет собой мембрану: она безусловно проницаема в одну сторону для жителей Ойкумены, которые попадают в Окраину как туристы (неважно, за впечатлениями, за дешевым импортом или ради распределения гуманитарной помощи; турист в данном контексте — не роль, а совокупность ролей). Жители Окраины могут проникнуть за мембрану с большим трудом и являются там бродягами, то есть чужаками, не обеспеченными никакой поддержкой. Турист и бродяга, по словам Зигмунта Баумана, живут в одном глобальном мире, но имеют разные возможности пользоваться его благами. (При этом оба могут выглядеть совершенно одинаково: шорты, майка, небритость, но эти внешние признаки не скрывают сущностной пропасти. В некоторых случаях ключевая разница определяется браслетом на руке или чипом-имплантом, а порой и этого нет.)

В некоторых местах физическая граница между Ойкуменой и Окраиной превращается в настоящую Стену, причем часть пассионариев Ойкумены стоит на Стене, чтобы защитить Ойкумену от Окраины, откуда за Стену пытаться прорваться местные пассионарные одичалые, чьи предки уныло жевали, пока цивилизация Ойкумены в страданиях и войнах выковала нынешнюю сумму технологий, а теперь спрашивают: “почему у них есть, а у нас нет”.

В других местах физически ощущаемой границы нет, но мембрана существует и действительно разделяет культуры Ойкумены и Окраины.

Но еще посередине между этими мирами есть индустриальная “серая зона”, в которой образованная и богатая часть населения относится к Ойкумене и связана с ней тесными коммуникациями, а бедная и необразованная — к Окраине (бедность в серой зоне равна необразованности). Поэтому граница между двумя мирами в серой зоне — это граница между социальными стратами, и порой она будет проходить между кварталами одного и того же города, подобные примеры легко найти в современной Латинской Америке. Конечно, будет существовать мощный людской поток из серой зоны в Ойкумену.

(На самом деле вопрос топологии пространства Ойкумены и Окраины и систем расселения намного сложнее и описан здесь не исчерпывающе. Например, внутренние анклавы могут быть различных видов и размеров, от мегаполисов до отдельных граждан, и так далее.)

Экономика Ойкумены — в значительной степени посткапиталистическая, основанная на совместном владении и использовании (sharing economy), на принципах викиномики, краудсорсинга и краудфандинга, “открытого кода”, со-конкуренции и дарения (экономическая модель, возникающая в условиях изобилия, где ценным ресурсом является умение находить новые способы реализации своих ценностей, находить и удовлетворять новые потребности — условно, “придумывать подарок, человеку у которого все есть”). Ключевым капиталом здесь является социальный капитал — отношения и репутация (хорошей репутации достаточно для получения минимально необходимых благ). Технологии обеспечивают прямые связи и отсутствие посредников. Однако и классический капиталистический уклад также остается в определенных сферах, хотя дает существенно меньшую эффективность. В силу дешевизны основных благ бурно растут “воображаемые” постиндустриальные рынки впечатлений, персональных трансформаций и товаров с виртуальной потребительской ценностью (такими являются, например, механические наручные часы в эпоху смартфонов).

Немаловажным фактором освоения нового качества “владения технологиями” в Ойкумене является использование и развитие гуманитарных технологий — способов коммуникации и принятия решений, совместного мышления и чувствования, творческого взаимодействия и само- / взаимо-выражения. Это дает возможность сохранять, развивать и поддерживать адекватную самоидентичность человека в многообразном мире информационного перепроизводства и технологической экспансии. Сюда относятся разнообразные форматы “пробуждения человеческого в человеке”: способы рефлексии и саморефлексии, модели взаимодействия между людьми и создание синергетических команд в соответствии с целями партнерства, выращивание отношенческих экосистем и разработка дизайна “образов жизни”. Все это станет обычным, естественным и необходимым в мире будущего. Таким образом, “владение” исключительно технической стороной технологий (аппаратурой, инструментами и даже технической документацией), как уже было сказано, не даст представителям Окраины реального доступа к современному технологическому комплексу. Тем, кто не развит “гуманитарно”, не соответствует уровню мышления и глубине чувствования Ойкумены, будет сложно воспользоваться многими ее технологическими преимуществами. При этом уровень непонимания и раздражения жителей Окраины такой “невидимой” недоступностью благ может приводить как к бурным социальным сдвигам (протесты, архаические революции и попытки вернуть “золотой/каменный век” ), так и медленному “обращению” людей к принципам и образу жизни Ойкумены (мотивация, заинтересованность, развитие).

Пример. Люди из Окраины, в основном не способные к эмпатии, будут чувствовать себя в Ойкумене, в среде, требующей эмпатию как базовый навык, чрезвычайно дискомфортно. Это непосредственно может относиться к упомянутой границе-мембране, когда нежелание пересекать границу возникает на уровне подсознания. Также возможно образование сознательного фильтра через тесную интеграцию гуманитарных и физических технологий: мысленно можно вызвать лифт, сделать заказ в кафе и т.п. Отсутствие таких навыков будет физически усложнять пребывание на территории Ойкумены и выделять прибывших лиц среди “местных”, а в результате — побуждать к сознательному избеганию находиться на территории Ойкумены.

Компании Ойкумены — это небольшие стартапы и творческие команды, сети таких команд либо сложно устроенные гибкие и текучие организации (на языке интегральной динамики — “зеленые” и “изумрудные” [teal]). Во всяком случае, здесь нет традиционных иерархий и единоличного лидерства.

Жители Ойкумены исповедуют идеалы гармонии и совместного развития, взаимопонимания, заботы и духовности. Они придают совершенно новое звучание старому термину respublica (rex publica — общее дело). Они потребляют разумно и умеренно. Они вносят субъективность в науку (ведь для них факты на самом деле представляют собой интерпретации), наконец сводя вместе разошедшиеся в эпоху Модерна разными путями Истину, Мораль и Благо (науку, религию и культуру). Они терпимы к любым различиям и стремятся обеспечить всем подлинное равенство возможностей. Для них “самые важные вещи в мире — не вещи”. Они не доверяют общепринятым истинам, традициям и рационалистическим построениям. Для них единственная существующая реальность — это здесь и сейчас, субъективный опыт проживания. Они часто уходят во внутренний мир, находя там то, чего невозможно достичь во внешнем. Они неспособны к агрессии, хотя готовы защищаться. Они в основной массе космополитичны до предела и не понимают ни национальных государств, ни национальной ограниченности. Они не просто толерантны, а привержены толерантности — это можно назвать толерантофилией (хотя одновременно существует и толерантофобия, неприятие неразборчивой толерантности). Они привержены изменениям до такой степени, что находятся в психологической зависимости от высокого темпа изменений.

Люди Ойкумены живут более осознанной жизнью, рефлексируя и осознавая возможности и ограничения своей психики. Многие создают виртуальные личности со своими особенностями, инвестируя свои силы и время в накачку этих виртуальных Я (заметим, такие виртуальные Я существуют и для многих жителей Окраины). Размытость границ между реальным и виртуальным Я, по сути, создает дополнительную жизнь и служит замещающей терапией против стрессов постоянных изменений и повышения разнообразия, что приводит к снижению уровня невротичности по сравнению с началом XXI века (хотя кто-то сможет переместить невроз в виртуальность, а кто-то, наоборот, будет невротично проживать судьбу своего “виртуального профиля”). Живя в мире, где нет приватности, и будучи постоянно на связи с тысячами других, они, тем не менее, остро ощущают одиночество и ценят немногие “сильные связи”. Технологии детекции лжи и проверки фактов в реальном времени делают ложь невозможной. Однако не все прорывы носят технологический характер: развитие мышления приводит к появлению новых навыков, с точки зрения предыдущих поколений представляющих собой экстраординарные способности (много столетий назад так воспринимало умение читать и считать неграмотное большинство). В частности, углубление эмпатии приводит к развитию навыков прямого ощущения другого. Конечно, люди Ойкумены далеко не святые, поэтому традиционные человеческие грехи приобретают там новые формы.

Нужно отметить, что люди в Ойкумене живут намного дольше, чем на поколение раньше, за счет ранней диагностики, своевременного индивидуализированного неразрушающего вмешательства и приверженности более здоровому образу жизни. Это означает активное долголетие, отсутствие физической боли и более высокое качество жизни.

Кибернетические импланты имеются у каждого, превращая отдельных индивидуумов в настоящих киборгов. Но это не только инструмент медицины, но и дань моде, улучшение ради украшения, ради прикола и расширения границ возможного (в том числе в плане профессиональной реализации: усовершенствованные органы чувств, руки и т.п.).

Социальные структуры Ойкумены претерпевают существенные изменения. Прежде всего, семья практически лишается своего статуса механизма управления собственностью (ведь собственности в экономике распределенного пользования становится всё меньше, а блага всё доступнее) и окончательно фокусируется на любви и заботе. В то же самое время правовой механизм семьи отделяется от секса и размножения: вы можете включить в систему совместного владения, кого захотите, на основании личного выбора, а гендер и секс не имеют к этому вопросу никакого отношения. С правовой точки зрения, семья превращается в “корпорацию”, причем, строго говоря, коммандитную (некоторые члены вкладывают всё свое имущество, некоторые лишь часть). Это не означает, что традиционные семьи исчезнут: просто разнообразие форм станет больше, вплоть до различных вариантов виртуальных семей или описанных Робертом Хайнлайном “цепочечных браков” наряду с традиционной ответственной моногамией. Разнообразие гендерных ролей также еще более увеличивается.

Ключевой социальной структурой является община (более адекватно украинское слово “громада”). Община берет на себя максимум ответственности за условия жизни на ее территории (включая заботу о тех, кто не может сам о себе позаботиться), а члены общины принимают активное участие во всех ее делах. Параллельно с общинами как местом жизни существуют всевозможные сети и товарищества (“новые племена”), основанные на общих интересах: проектах, отдыхе, хобби и т.п.

Следующим уровнем социальной структуры является город. Города состоят из общин, делегирующих полномочия относительно общих проблем. Города связаны в кольца городов, в первую очередь, смысловыми и хозяйственными связями.

Государства в такой миросистеме играют существенно меньшую роль, поскольку основная часть задач решается или на более низких, или на более высоких уровнях (можно сказать, сети и общины съедают государства). С другой стороны, человек Ойкумены связан с несколькими государствами одновременно: живет, учится, работает в разных, используя различные варианты полного, частичного и виртуального гражданства (виртуальные государства, существующие лишь в Сети, оказывают своим виртуальным гражданам всевозможные публичные услуги). Налогов как таковых нет: есть плата за публичные услуги, а также взносы на развитие собственных общин и сетей. Политика, на первый взгляд, представляет собой прямую демократию; на самом деле это меритократия, где голоса безответственного консьюмтариата практически ничего не значат, а всем управляют гибкие сети тех, кто принимает на себя ответственность. Идентичность человека во многом есть результат свободного выбора: страна превращается в исповедание, то есть человек живет, например, в Украине потому, что верит в нее, а не потому, что у него нет выбора. Наряду с таким отношением к идентичности, сохранится и страновой фундаментализм (вера в неизменность идентичности по рождению), а также появится астейтизм (отказ от исповедания какой бы то ни было страны).

Отдельно нужно сказать об образовании в Ойкумене. В целом, слово “образование” уже не адекватно, ведь учеников здесь не “образовывают” — им больше не передают некие “правильные знания”, а вместо этого формируют ключевые навыки: проактивное познание, критическое мышление, креативность, прикладное воображение, навыки коммуникации, эмпатии и коллективной работы, социальная эффективность.

Конечно, мы здесь описали миры будущего только в общих чертах. Транспорт, жилье, питание, старость и пенсионное обеспечение… Авторы планируют рассмотреть эти вопросы в следующей статье.

Каждый фазовый переход сопровождается обесцениванием многих активов предыдущей фазы (мы назвали этот процесс “шоковая нелепизация”), и значительные накопленные ресурсы оказываются не нужны в условиях стремительных технологических, социальных и экономических инноваций.

Вопрос не в том, как предотвратить разделение мира на Ойкумену и Окраину. Вопрос в том, по какую сторону этого разделения будет находиться каждая конкретная страна.

На этот вопрос есть только два ответа: образование и социальные институты. Принадлежность к Ойкумене определяется образованием (причем “образованием” нового типа, описанным выше; без этого образование превращается в очередной карго-культ), а институты определяют возможность превращать образование в инновации. Принадлежность к Окраине определяется отсутствием или неспособностью институтов, в том числе образовательных. Серая зона имеет более-менее работающие социальные институты, но не имеет инновационного образования и способности создавать инновации (хотя здесь могут научиться пользоваться чужими инновациями).

Как же отвечают на эти вызовы постсоветские страны?

Украина сегодня пытается наверстать упущенное в течение последних двух веков время, стремясь в ту точку, в которой мир находился в конце ХХ века. Однако в этой точке уже нет тех, кто был там 25 лет назад, они ушли далеко вперед. Собака, преследующая зайца, бежит с упреждением — не туда, где он находится сейчас, а туда, где он окажется через некоторое время. Это значит, что догоняющее развитие тоже должно учитывать фактор упреждения.

(С точки зрения авторов, таким “упреждением” может стать воспитание в себе “идентичности землянина” с заботой об интересах планеты и человечества в целом, то есть навык принятия решений с точки зрения человечества. Именно такой тип мышления будет востребован в ближайшее двадцатилетие, так как только он способен увидеть ответы на вызовы локальных войн, экологических проблем, борьбы за ресурсы, проблемы границ, гендерных дисбалансов и так далее.)

Россия, напротив, стремится назад, к воссозданию того, что давно ушло, теряя институты и человеческий капитал. Если не случится разворота лицом к будущему, то деградация ускорится в разы, а несогласные массово отправятся в иные страны, где есть шансы, тем самым еще стремительнее уменьшая шансы оставшихся.

Беларусь, похоже, старается законсервировать время, а Казахстан — копировать китайский путь ускоренного экономического развития при торможении изменений в других сферах. Что можно получить таким образом? Стабильность? Сомнительная стратегия в условиях стремительных изменений на планете. Без ставки на новых людей и новые институты в будущее не прорваться.

Сейчас закладываются основания для того, чем будет жизнь ваших детей и внуков, уважаемый читатель. Будут ли они жить в Ойкумене или в Окраине? Окажутся ли “подключенным” образованным и богатым классом в серой зоне или индустриальными рабами постиндустриальных господ? Цена промедлений высока, как никогда. Один год ошибок и раздумий равен десяти годам отставания по состоянию на 2030.

Авторы благодарны Татьяне Ждановой за неоценимый вклад в подготовку этого материала.

Статья подготовлена по материалам коллективной работы на турнире “Украина 2030”.

Анна ВАЛЕНСА, Андрей ЗАБЛОЦКИЙ, Максим ЛЕВКОВСКИЙ, Роман ОЛЬШЕВСКИЙ, Валерий ПЕКАР, Евгений ПЕСТЕРНИКОВ