Мариупольский порт пережил не одну войну, переживет и эту — директор порта Игорь Барский о месяце жизни под обстрелами

Про первые дни войны

Ровно в 5 утра 24 февраля мне позвонил командир Мариупольского погранотряда и сообщил, что Харьков обстреливают, а по Мариуполю работают “сушки”, то есть бомбят. Я обзвонил всех своих, и мы поехали на работу. Это был четверг. 

В воскресенье 27 февраля я вывел на работу бухгалтерию, чтобы срочно составить платежную ведомость. В понедельник 28 февраля мы смогли заплатить людям зарплату за февраль. После этого нам удалось сделать еще один платеж 21 марта. Следующий планируем провести 11-12 апреля. Сейчас я нахожусь в Киеве, чтобы переоформить банковские карточки, получить право подписи. Раньше этим занимались другие люди, которые остались на неподконтрольной территории. Не буду утверждать, но думаю, что финансовых ресурсов хватит, чтобы выплачивать людям зарплату еще месяца три. За это время должно что-то поменяться. 

Когда началась война, в Мариуполе были слышны ее отголоски уже с первых дней — в 20 км была так называемая зона разграничения и прямо под городом находились укрепления. Мы стали слышать это все сразу. Многие испугались, и с каждым днем людей в городе становилось все меньше. Где-то через неделю со мной рядом осталось 15-20 человек, благодаря которым порт продолжал существовать и оказывать городу социальную помощь. 

“У нас тоже были раненые” 

Каждый день без выходных с 6 утра до 6 вечера у нас была работа. Какие-то мобзадания, не мобзадания. В 7 вечера я собирал коллектив портовиков и АМПУ, которые остались на месте, и мы намечали план на следующий день. Многое удавалось выполнить. Конечно, были дни исключения, когда шли сильные обстрелы и из порта нельзя было выехать. 

У нас был запас топлива. Мы заправляли дизельные машины и могли перемещаться по городу, волонтерить, доставлять лекарства. На начало войны у нас было 19 тонн дизеля на этой заправке. Мы обеспечивали топливом и водой 9-ю больницу, которая находится в Приморском районе. Туда же мы возили своих раненых и потом забирали. 

Еще в первые дни войны помогали городу восстановить Мелькомбинат, который находится рядом с портом. Дали людей прочистить все конвейеры, бункеры для того, чтобы можно было засыпать зерно и делать муку. Компания HarvEast выделила 150 тонн пшеницы и этот комбинат начал делать муку. Следующей задачей было принять муку на хлебокомбинате, который находится на левом берегу. Возить нужно было через весь город. Мы отвезли на хлебокомбинат два автопогрузчика и наши люди там на них работали, обеспечивая прием муки и отгрузку хлеба. Когда пропало электричество, комбинат больше не смог работать. 

После многочисленных обстрелов очень сложно стало с проездом. Падали столбы, троллеи, провода. Мы дали городу ножницы, чтобы обрезать провода. Сами тоже ездили. Появилось также много осколков, и мы начали терять колеса. У нас была еще одна машина с отвалом. Мы проходили ней по улицам и прочищали завалы для того, чтобы можно было ездить. 

“Под обстрелами возили воду”

На городском штабе мне было поручено взять под опеку один из четырех районов Мариуполя — Приморский. Прежде всего, в части обеспечения водой. Порт — это инфраструктура, которая обязана обеспечивать ресурсами суда, которые заходят. Поэтому у нас всегда был запас питьевой и очищенной воды. Были две водовозки. В Приморском районе было шесть локаций, в которые мы по очереди завозили воду. Люди знали эти точки и каждый день выстраивались в очереди. Мы вывезли в город больше 250 т воды. Когда у нас закончилась своя вода, Мариупольский водоканал указал нам место, где ее можно закачивать с помощью помп, но интенсивность резко снизилась. Во-первых, для этого нужно было проехать половину города, во-вторых — с помпами были определенные проблемы. Но, тем не менее, мы ездили — под обстрелами развозили эту воду. 

Буквально через несколько дней после начала войны исчезло электричество. Потом газ. Вскоре пропала и связь. Когда не стало газа и электричества, люди начали использовать костры. Возле каждого подъезда были очаги, и мы стали возить лес. Так как мы металлический порт, у нас были запасы бруса и деревянной сепарации для прокладки между грузом. Всего мы вывезли около 100 куб леса людям. 

“Мы забрасывали сетки и ловили рыбу”

В порту работала столовая. Когда отключили свет, мы сняли аварийный дизель-генератор с офиса Мариупольского филиала АМПУ и подключили к подстанции, чтобы продолжать кормить людей. Со временем их количество увеличивалось. Во время обстрелов приходило меньше, в пиковые дни около 400-500 человек. 

Обед был с 11 утра до 14 дня. С первого по третий этаж, где находилась столовая, в очереди стояли люди. Все здоровались и за спиной я слышал: это что Барский? В рабочей одежде и шапке меня многие не узнавали. Были и те, кто говорил, что Барский больше тут не директор и скоро придут “наши”…

У нас на складе был запас продовольствия. Мы забрали продукты вначале в столовую, потом распределили по плавсредствам и судам. Было мясо, крупы. Мы забрасывали сетки и ловили рыбу. Жарили ее, варили уху. Выпекали хлеб и раздавали его своим сотрудникам и тем, кто нуждался. Вначале по одной буханке, потом половине, потом по третьей части, потом по четвертушке. Заканчивалась мука и самое главное — дрожжи. И найти их было невозможно. Мы просили у города, военных, волонтеров. Людей, которые приходили к нам каждый день, мы тоже просили. 

Когда ресурсы начали заканчиваться, мы вынуждены были закрыть столовую. Она проработала 3 недели и 2 дня. Когда мы уезжали, некоторые запасы еще были, но в порту оставалось около 200 человек на неопределенное время. 

“Причалы — сложно повредить. Только если это не авиабомбочка” 

Первые обстрелы по порту начались где-то через неделю после начала войны. Очень точно бьют ракетами с самолетов. Видно, по чьей-то информации или дронами они вычисляли, куда бить. Некоторые здания были обстреляны, склады. Но это все можно будет восстановить. 

Самое главное в порту — это причальная стенка, крановое хозяйство, ж/д пути. Причалы на момент выезда все были целы, но это такое сооружение, которое повредить сложно. Если только это не авиабомбомбочка. Такие разрушают нафиг все. Это просто кошмар. Были прилеты в крановое хозяйство. Но это тоже можно восстановить. Лебедку поменять, двигатель. Последние несколько дней идут ожесточенные обстрелы и уже сложно сказать, какие там повреждения. Но я хочу сказать, что Мариупольский порт пережил не одну войну, переживет и эту. 

В порту оставалось шесть судов под иностранными флагами

С 15 марта начались первые выезды из города. Буквально колонны легковых машин стали выезжать. В том числе и те люди, которые жили у нас в порту. После этого у нас началась ротация — одни выехали, других приняли, и так по кругу. К нам и пешком приходили люди, и приезжали. Сотрудники приходили с членами семей. 

У нас было заселено три бомбоубежища. В том числе обычные гражданские люди укрывались на ледоколе.

Также в порту оставалось шесть судов. Все под иностранными флагами. Они были под погрузкой, с импортом не было. Одно у нас грузилось зерном и еще пять — металлом. По иностранным судам у нас есть информация — уже есть раненые среди иностранцев. Очень беспокоятся судовладельцы о своих членах экипажей. Мне писали, звонили несколько раз. Но я не могу организовать их эвакуацию. Это нужно делать под эгидой международных организаций, таких как Красный Крест, например. Я не мог даже своих всех эвакуировать, мы поехали на свой страх и риск. Сегодня у меня спрашивали агенты, есть ли какое-то бомбоубежище. Я рассказал, где. Но я же не знаю, сколько там сейчас людей, есть ли там место. До этого они не обращались. В последние дни начались сильные обстрелы, поэтому деваться некуда.

“Пора было включать план В. Был и план С”

Когда начали заканчиваться ресурсы, нам уже нечем было руководить. Мы собрались на совещание и ребята говорят: “Игорь Николаевич, наверное, пора включать план В. Эвакуация”. Я до последнего не хотел выезжать. Мы взяли фору в один день, чтобы починить колеса, забункероваться топливом. Провизии брали минимум. Проговорили рассадку и постарались забрать из порта женщин и детей. 21 марта мы с женой и коллегами выехали. Со мной в машине ехала мама с грудничком трех месяцев, ее муж погиб. Всего было восемь легковых машин. Мы смогли выехать через Мангуш вместе с волонтерами. Страшнее всего за все это время было именно выезжать. Говорили, что есть какие-то списки. А я же волонтерил, помогал. На каждом посту остановка, проверка личных вещей, раздевания на предмет татуировок. Как люди рассказывают, так и было. До Запорожья мы добрались только поздно вечером 22 марта. Был и план С. Если бы мы не смогли эвакуироваться, то взяли бы в руки оружие. У меня было несколько автоматов, боеприпасы. Пришлось бы это делать. 

Первые несколько дней, может быть даже неделю после выезда, я не мог привыкнуть к тишине. Весь месяц были круглосуточные бомбежки и обстрелы. Перед выездом я уже не представлял себе, что такое тишина. Как это, ложится спать и не слышать бомб, разрывов, стрелкотни. Такие были ощущения. 

О сотрудниках порта

В порту работало порядка 2900 человек. Мы создали группу в Viber, на сегодня отозвалось 990 человек. Мы все еще ведем эту работу, учитывая то, что с неподконтрольной территорией нет нормальной связи. Знаем о шести погибших, знаем о раненых. Думаю, что скоро у нас будет более полная картина. 

Не все еще пережили эти события, не все перевели дух. В основном, сейчас люди занимаются организацией своего быта — многие бросили чемоданы временно, и сейчас ищут более постоянное жилье. Знаю, что есть те, кто уехал в Европу и сейчас оформляет статус беженца. Кто-то в депрессии и не понимает, куда двигаться. Есть и те, кто уже нашел работу. 

Дунайские порты сейчас загружаются и предлагают в том числе нашим сотрудникам перейти к ним. Причем, предлагают работу разную — как докеров, так и бухгалтеров и юристов. Эти грузопотоки нужно будет кому-то обслуживать. Но там стоит вопрос с жильем. Когда все паззлы сойдутся, может это сработает.

Берегите себя и берегите Украину!

Ольга БЫСТРИЦКАЯ