Манифест экономического здравого смысла

Это неудивительно: мы руководствуемся теми же идеями, которые управляли экономической политикой в 1930-е. Эти идеи, опровергнутые достаточно давно, и определяют ошибочность наших представлений и о причинах кризиса, его природы, и о соответствующих ответных шагах.

Эти ошибки глубоко укоренились в общественном сознании, этим объясняется общественная поддержка той избыточной жесткости денежно-кредитной и налоговой политики во многих странах. Пришло время для Манифеста, в котором мейнстримные экономисты мира предложат обществу более обоснованный анализ наших проблем.

Причины кризиса. Многие политики мира настаивают на том, что кризис обусловлен безответственной долговой политикой в госсекторе экономики. За крайне редкими исключениями, например Греции, это абсолютно неверно. Напротив, условия для кризиса определены чрезмерным кредитованием в частном секторе, в том числе и проблемой перекредитованных банков. То, что этот пузырь лопнул, и привело к обвалу производства и далее — к снижению налоговых сборов государства. Большой дефицит государственных бюджетов, которые мы сейчас наблюдаем,— следствие кризиса, а не его причина.

Природа кризиса. Крах пузырей недвижимости по обе стороны Атлантического океана привел к тому, что многие игроки частного сектора сократили собственные расходы, пытаясь погасить свои долги. С точки зрения физического лица это вполне рациональная реакция. Но ровно так же, как и при аналогичной реакции должников в 1930-е годы, это превратилось в коллективное самоуничтожение, поскольку любые расходы одного человека обеспечивают доходы другому. Результатом коллапса расходов и стала экономическая депрессия, которая дополнительно ухудшила ситуацию с госдолгом.

Приемлемый ответ. В то время когда частный сектор увлечен идеей сообща экономить, целью государственной экономической политики, призванной быть стабилизирующей силой, должна быть поддержка общего уровня расходов. Мы как минимум не должны ухудшать ситуацию крупными сокращениями государственных расходов или ростом налоговых ставок для простых людей. К несчастью, это именно то, чем заняты многие правительства мира.

Большая ошибка. Хорошо сработавшие во время первой, острой фазы экономического кризиса представления о должной экономической политике ушли затем в неверную сторону. Все сконцентрировались на сокращении бюджетного дефицита, который в основном — следствие вызванного кризисом сокращения доходов. От госсектора требуют солидарных с частным сектором усилий по сокращению долга. Но в результате вместо стабилизирующей роли налоговая политика лишь усилила эффект, который оказывает на экономику сокращение расходов в частном секторе.

Если бы экономический шок был более слабым, вытянуть ситуацию могла бы денежно-кредитная политика. Но при близких к нулю процентных ставках денежная политика, притом что на нее по-прежнему необходимо рассчитывать, с этой задачей справиться не может. Конечно, среднесрочные планы сокращения дефицитов государственных бюджетов должны составляться. Но если к их составлению подходить прямолинейно, они с легкостью превратятся в планы саморазрушения, убивающие любую надежду на восстановление экономик. Сейчас ключевые приоритеты — сокращение безработицы до того, как она не превратится в застойную, превратив восстановление и будущее сокращение дефицита бюджетов в еще более сложную задачу.

Чем те, кто выступает за продолжение нынешнего экономического курса, отвечают на представленные нами аргументы? У них два довода.

Довод о доверии. Этот аргумент заключается в следующем: сохранение бюджетного дефицита будет поднимать процентные ставки, тем самым блокируя восстановительный рост. Напротив, утверждают они, фискальная консолидация и прочие меры экономии усилят доверие рынков к правительствам, а это, в свою очередь, поддержит восстановление экономик.

Однако подтверждений этой теории в практике нет. Во-первых, несмотря на исключительно высокий уровень дефицитов бюджетов, процентные ставки сейчас беспрецедентно низки во всех странах, где есть адекватно функционирующий центральный банк. Это справедливо даже для Японии, где государственный долг превышает сейчас 200% годового ВВП и где понижения странового рейтинга не оказали влияния на японские процентные ставки. Ставки высоки только в отдельных странах еврозоны, поскольку ЕЦБ там не может действовать как кредитор последней инстанции по отношению к государству. В других странах центробанки всегда, если в этом есть необходимость, могут финансировать дефицит бюджета, не оказывая влияния на облигационный рынок.

Мало того, опыт прошлых лет не дает релевантных примеров, в которых сокращение бюджетного дефицита в действительности приводило к росту экономической активности. МВФ изучил 173 прецедента сокращений расходов бюджета в отдельных странах мира и констатировал: закономерным следствием таких мер являлось сокращение размеров экономик в целом. Лишь в нескольких случаях, когда за фискальной консолидацией следовал экономический рост, основной его причиной было ослабление курса национальной валюты при устойчивости мировой рыночной конъюнктуры, а на это в текущих условиях ставить невозможно. Выводы из исследования МВФ очевидны: сокращение госрасходов тормозит восстановительный рост. Именно это и происходит сейчас — страны с наибольшим сокращением госрасходов пережили наибольший экономический спад.

Истина в том, и теперь это очевидно, что сокращение госрасходов не в состоянии вызывать рост доверия со стороны предпринимателей. Компании инвестируют в свое развитие только тогда, когда уверены в наличии в обозримом будущем потребителей с достаточными для обеспечения спроса доходами. Ужесточения лишь отпугивают инвестиции.

Таким образом, аргумент о необходимости доверия — спорный, все, что считается его подтверждением этой доктрины, при детальном рассмотрении просто рассеивается как туман.

Структурный довод. Второй аргумент против политики расширения спроса в том, что на самом деле возможности роста ограничены на стороне предложения — рост, по этой версии, блокируется структурными дисбалансами экономик. Если бы эта теория была верна, по крайней мере, в некоторых секторах экономик мощности были бы сейчас полностью загружены, так же как и безработица совершенно не касалась бы некоторых профессий. Но в большинстве стран мира этого нет: каждый крупный сектор переживает трудности, в каждой из профессий уровень безработицы выше обычного. Таким образом, проблема — в общем дисбалансе спроса и предложения.

В 1930-е годы ровно такой же “структурный довод” использовался против политики проактивного расходования госсредств в Соединенных Штатах. Но рост госрасходов в США с 1940 по 1942 год привел к экономическому росту на 20%. Таким образом, проблемой 30-х годов, как и сейчас, являлся дефицит спроса, а не предложения.

Следуя ошибочным концепциям, многие политики Запада сейчас причиняют тяжелые страдания населению своих стран. Но ведь идеи, которые они поддерживают, уже были отвергнуты почти всеми экономистами после катастрофы 1930-х годов. И на протяжении следующих сорока лет Запад пребывал в состоянии беспрецедентной экономической стабильности при низкой безработице. Трагично, что в последние годы старые идеи вновь начали укореняться в сознании. Но мы не можем более мириться с тем, что необоснованный страх высоких процентных ставок для политиков важнее, чем реальный кошмар массовой безработицы!

Выбор более адекватной экономической политики в различных странах может быть разным, и он потребует более подробных дискуссий. Но такие дискуссии неизбежно должны опираться на верное понимание самой сути проблемы. Поэтому мы призываем всех экономистов мира и всех, кто согласен с основными идеями этого Манифеста, подтвердить свое согласие с ним на сайте www.manifestoforeconomicsense.org и тем самым публично выступить в поддержку здравой экономической политики. Именно оттого, что люди не называют вслух ошибкой то, что они считают ошибочным, страдает весь мир.

Пол КРУГМАН,

лауреат Нобелевской премии по экономике