Конец Каддафи и судьбы родины

Каждый раз, когда какая-нибудь западная коалиция ополчается на какой-нибудь диктаторский режим, большая часть неравнодушных наблюдателей в России: от лиц в телевизоре до лиц на табуретке перед телевизором — радостно сообщает друг другу: “Ну все, попали. Сейчас их там научат, щас они своё получат, щас он их порвет, щас их там отшелушат, рога-то им пообломают, пасть порвут, моргалы выколют”.

Потому что вот он — настоящий лидер: решительный, властный, сильный, смелый. И кузькина мать у него — ого-го, и армия тоже большая, и ты им преданный народ, и партия едины, и все три за него.

Но тут в очередной раз прорывает плотину на реке времен, которая в своем теченьи уносит царства и царей, и мимо слегка удивленных неравнодушных наблюдателей из телевизора и перед, а также самой западной коалиции вниз по течению стремительно проплывает труп врага, а народ, бывшая партия и бывшая армия, и даже кузькина мать ликуют на берегу.

Порвать и отшелушить должен был и Саддам Хуссейн (припев два раза), и Милошевич, и, допустим, тот же Мубарак (хоть и не враг), и уж, само собой разумеется — Каддафи. Каддафи продержался дольше, но по сравнению с 40 годами у власти — все равно немного. Это нам рядом со скоропостижной сдачей Мубарака и Бен Али кажется, что он дал настоящий бой — протянул полгода. И все ждали: ну вот, вот сейчас начнет шелушить, обламывать, порвет, выколет. Кто как обзывается, тот сам в нее и попадает. В действительности иранский антинародный шах, подлая американская марионетка — и тот протянул дольше: иранская революция продолжалась год.

Государь и овощи

Ответ на вопрос, из чего же сделаны мальчишки у власти в странах, состоящих из любимого сильного властителя и его всенародной поддержки, и почему они так быстро падают, пытаются найти довольно давно.

К примеру, Никколо Макиавелли пытался понять, каким образом сравнительно небольшое греческое войско Александра Македонского завоевало необъятную даже по нынешним меркам персидскую империю и, главное, удержало власть. Макиавелли — он дедушка древний и не знал многих полезных вещей: например, что такое национальное государство или парламентская демократия, не читал “Манифест коммунистической партии”, но ход мысли в целом мне кажется верным.

“Все государства разделяются на те, где государь правит в окружении слуг, которые милостью и соизволением его поставлены на высшие должности, и те, где государь правит в окружении баронов, властвующих не милостью государя, но в силу древности рода”. Первое, — пишет Макиавелли, — это как султан турецкий, а вторая — как король французский (его, разумеется, времени). Ну, я ж предупреждал, что древний, не знал примеров получше, а мог бы еще пожить лет четыреста, жаль старика.
“Если мы сравним эти государства, то увидим, что монархию султана трудно завоевать, но по завоевании легко удержать. Если мы обратимся к государству Дария, то увидим, что оно сродни державе султана, почему Александр и должен был сокрушить его одним ударом, наголову разбив войско Дария в открытом бою. Но после такой победы и гибели Дария он мог не опасаться за прочность своей власти”. Потому что в таких государствах “до победы не следует надеться на поддержку народа, так и после победы не следует его опасаться”.

Два поросенка

Макиавелли хочет сказать примерно следующее. Есть государства с властью абсолютно централизованной, построенной исключительно по вертикали: сверху вниз. Это избушка ледяная, домик неразумного Ниф-нифа, пригрело и растаял, подуло и развалился. Главное — сильно и в нужное место — то есть в самую верхушку — пригреть.

И есть государства, где у власти имеется горизонталь, выводящая за пределы малого, но высокопоставленного стада, состоящего из пастыря-государя и его овечьего двора. В таких власть построена не только сверху вниз, но и снизу вверх и наискосок, и накоси его выкуси.

Завоевание власти в вертикально построенном государстве состоит в точечной смене правителя и верхушки. Для этого иногда бывает довольно небольшого войска и удачно проведенной кампании. Народ же, к власти не причастный и других лидеров (баронов) не имеющий, к тому, что сменились портреты, остается равнодушен. Ну были одни, стали другие. Главное, чтобы не было войны, глада, мора, труса, потопа и междуусобныя брани. А нашествие иноплеменников можно вынести, лишь бы зарплату платили. Твоим баронам было не понять.

Это почти как в офисной жизни. Там, где все держится на дисциплине, дресс-коде, корпоративном гимне, гербе и отключении “Фейсбука”, топ-менеджмент страшно далек и т.д., сотрудникам все равно, кто у компании собственник и директор. “Мы называем ее “наша мымра”, конечно, за глаза”. Не зря коллективный народный Макиавелли метко назвал эту систему офисным фашизмом. А каждому фашизму — по Нюрнбергскому процессу.

Руководство здесь можно сменить, как Македонский сменил руководство Персии — рейдерским захватом. Прежнего владельца стопроцентного пакета акций Дария Петровича можно убить, закопать и надпись надписать, а население останется прежним. Главное, чтобы каждая новая метла не расставляла везде своих людей.

Именно так небольшие, но бодрые монголы на мохноногих лошадках завоевывали огромный населенный Китай, а потом Русь, викинги — Англию и прочую Сицилию, арабы — Сирию, Иран и Египет, моголы-афганцы — Индию, норманны — еще раз многострадальную Англию, американцы — Ирак с его миллионной армией, повстанцы — Триполи. Население (порой, правда, ошибочно) полагало, что все равно ведь, кто там наверху, нас ведь и раньше не спрашивали, а хуже вряд ли будет: ну, тем был оброк, ну, этим будет оброк.

Домик разумного Нуф-нуфа строится иначе. Завоевать и, главное, удержать государство, где власть рассредоточена, лидеров больше, чем один кровавый стейк с гарниром из приближенных овощей, и вообще, разнонаправленное движение властных токов, — намного труднее. То есть опять же завоевать, может, иногда и легче (это уже снова Макиавелли), потому что можно использовать внутренние разногласия, а вот сохранить завоеванное — нет: население слишком активно. Как у персов не получилось с древней Грецией. Речь, кстати, совсем не обязательно исключительно о демократии, хотя Фукидид и Черчилль в своих историях войн намекают именно на это. Но это уже другой сюжет.

Скорее, речь идет о чувстве причастности общему делу — как в “Яблоке” у Стива Джобса, “Слоне” у Винокурова и прочих хороших местах. “Я черствая. — Почему? Мягкая. — Бесчеловечная. — Человечная. — Бессердечная. — Сердечная. — Сухая. — Мокрая”. Просто по вполне понятным причинам это удается там, где кукол по окончании смены не вешают на гвоздь, а в разумных пределах дают им слово. В таком театре не поднимет восстание кукол всякий забредший плутишка-Буратино.

А вот сопричастность и сплоченность, которую демонстрируют большинство подданных различных Карабасов по всему миру — чаще всего театр, хитрость кукол. “Все плачут, заплачем, брат и мы. ...Нет ли луку? Потрем глаза. Нет, я слюнёй помажу”.

Барабас был плох

Самое удивительное здесь вот что. Те у нас, кто ожидает от иностранных кукол, что они проучат, порвут, отшелушат за своего Карабаса, совсем не собираются сложить голову за дирекцию собственного театра. “Что, за этих, что ли? Которые там, наверху за наш счет жируют? Все наше добро раздали олигархам? Дети в Англиях учатся, домов на Рублевке настроили, жены у них плитку тротуарную кладут. Нет уж, дураков нет, пусть сами выкарабкиваются”. Своя рубашка ближе к телу, а чужой Барабас — к духу. Там лучше, где есть ненаше руководство. “Вот если бы у нас такой, как Каддафи, чтоб каждым новобрачным по квартире с машиной, каждому старику по ведру махорки, каждому мальчишу по корзине печенья, и чтобы резал правду-матку в лицо главному буржуину, и чтобы все боялись, значит, уважали, вот за такого мы бы, эх ...”.

А невдомек, что житель-то Ирака ли, Ливии ли, Северной ли Кореи, или еще какого театра думает себе так же, хоть бы у него даже на сердце партбилет, а на плечах звезды и полумесяцы. “Да чтобы я, да за этих коррупционеров ... Да у них на счетах заграничных миллионы, да дети на “феррари”, да дома за границей, да всю нефть нашу поделили, жены, дети и любовницы пристроены, да за такого под бомбы? Да пусть ищут дураков. Вот если бы нам такого, как Путин, чтобы не пил, вот мы бы за него..”

Но хоть нашу дирекцию в полемическом пылу и любят сравнивать с худшими из Барабасов, в глубине души все понимают, что она ведет себя гораздо, ну гораздо разумнее, чем они, как внутри страны, так и на зарубежных гастролях на международной арене.

Ливия в руках повстанцев и их покровителей. То что будет потом — будет потом: смутное время, мучительное миротворчество, строительство новой власти с чужим вмешательством, борьба против этого вмешательства. Но режим, который должен был показать, пал, и пал быстро, и в который раз. Правда, остался родной город Каддафи Сирт. Повстанцы приближаются к нему. Ну, сейчас он их всех отшелушит, научит, порвет.

Александр БАУНОВ