Как правильно мириться

Недавно во Львове открыли новую площадь — Яцека Куроня. По такому случаю к нам приехали 25 польских друзей, знавшие его или близкие по духу. И с нашей стороны было человек 25. В момент открытия по улице проходил мужчина в возрасте с длинной палкой в руках, жестикулируя ею так, будто пытался кого‑то из нас побить. Он врезался в нашу небольшую толпу и раздраженно стал спрашивать, кто такой Яцек Куронь и почему площадь назвали именем какого‑то поляка, поляки же не называют улицы именами украинцев. Переубеждать его было бессмысленно: он слышал ровно то, что хотел слышать. Любые аргументы пролетали мимо ушей.

Меня же в который раз удивила краткость человеческой памяти. Ведь в начале 1980‑х в программе Время постоянно вспоминали двух польских антисоветчиков Куроня—Михника. Для тогдашнего Кремля эта пара играла ту же роль, что Троцкий для Сталина: враги и предатели. Оба были социалистами и выступали на стороне польских рабочих, бунтовавших против коммунистической власти.

Я, конечно, не мог тогда знать, что они оба родом из Львова и занимают проукраинскую позицию. В случае Михника эта позиция была связана с историей отца. В межвоенные годы тот был членом компартии Западной Украины, и когда партия раскололась на украинцев, поддержавших Шумского, и поляков с евреями, выступавших на стороне Сталина, он примкнул к польско-еврейскому крылу. Позже считал это самой большой ошибкой в жизни, а потому предупреждал сына: если тот когда‑нибудь выступит против украинцев, он проклянет его с того света.

История Куроня сложнее. Он был вальтеровцем — преподавателем в польском коммунистическом скаутинге. В начале 1950‑х вальтеровцы организовывали лагеря для детей на южно-восточных землях — тех, откуда в 1947‑м в ходе операции Висла выслали местных украинцев. Куронь видел заброшенные села, слышал истории, как поляки издевались над оставшимися украинцами, особенно детьми. И как человек, чувствительный к чужой беде, взялся защищать украинцев.

Во Львове, будучи ребенком, Куронь стал свидетелем уличной драки между поляками и украинцами. Отец тогда озадачил его словами: сейчас мы — украинцы. Идея была простой: кем мы являемся по факту рождения — дело случая, однако сознательный выбор всегда должен быть на стороне слабого.

Во взрослом возрасте Куронь посещал Львов лишь раз, поздней осенью 2003‑го, за пару месяцев до смерти. Тогда он приезжал мирить украинцев и поляков в разгар скандала вокруг Мемориала львовских орлят. В начале 2000‑х одна польская фирма взялась реставрировать кладбище, львовские власти сочли это не просто незаконным актом, а очередным унижением украинцев. Камень нашел на косу, страсти кипели с обеих сторон.

Ситуацию спасли общественные деятели, проведя общую молитву на польских и украинских гробах и обратившись друг к другу со словами: “Прощаем и просим прощения”. С украинской стороны самой значимой фигурой был Блаженнейший Любомир Гузар, а с польской — Яцек Куронь.

Нынешние отношения между Польшей и Украиной нельзя назвать иначе, чем холодный мир. В них доминируют дела прошлого. Конечно, в таких случаях виноваты все. Но современная польская власть, безусловно, напортачила больше. Доказательство: польское правительство, устроив войну исторической памяти, испортило отношения не только с Украиной, но и с Германией, Израилем, США. Польская власть выпустила из бутылки джинна массового национального эгоизма, которого сложно будет теперь загнать обратно.

Публичные лидеры и интеллектуалы тоже не без греха. Мы молчали или слабо протестовали против украинских законов об исторической памяти. Собственно, поэтому хотим наверстать упущенное такими акциями, как переименование одной из львовских площадей в площадь Яцека Куроня. Наши польские коллеги стараются делать то же. В Варшаве есть площадь Василя Стуса, во Вроцлаве появилась улица генерала Безпалко.

Да, такие акции символичны. Но символами нельзя пренебрегать. Они нужны, когда прагматика перестает работать или вредит. Поляки говорят о себе, что они задним умом крепки. Украинцы не лучше. Одна из наших характерных поговорок: если бы знать. В общем, сожаление и незнание пройдут, а символы останутся.

Пишу это, чтобы проиллюстрировать простые правила примирения. Во-первых, нельзя позволять власти получать монополию на подобные вопросы. Гражданскому обществу стоит время от времени делать то, чего не делает власть. Во-вторых, не существует идеального примирения. Всегда найдется тот, кто постарается его испортить. И последнее: в деле примирения не нужно апеллировать к идеологиям и произносить высокопарные фразы. Нужны обычные человеческие истории.

Ярослав ГРИЦАК, историк, публицист, профессор Украинского Католического университета, член Несторовской группы