Как Украина рискует потерять $2,6 млрд и кому это нужно, рассказывает нардеп Елена Сотник

— Почему из-за закона, который пишется для того, чтобы отобрать награбленное у “Семьи”, в парламенте вдруг вспыхнула война?

— Для пояснения ситуации нужно вернуться на шаг назад. Текст закона, проголосованный в первом чтении, был доработан всего в течение часа до голосования (мной, Сергеем Соболевым и главным юристом ВРУ Михаилом Теплюком), для того, чтобы хотя бы частично привести его в соответствие с требованиями конституции. И основным условием вынесения его на второе чтение было доработка законопроекта на основе полного политического консенсуса с участием европейских экспертов. Это можно легко проверить, открыв стенограмму заседания того дня.

Тем более, что к сегодняшнему дню парламент получил разгромный вывод на проект от экспертов Совета Европы, ОБСЕ и четкую позицию представительства Евросоюза в Украине, что этот закон противоречит европейским стандартам. В своей антикоррупционной экспертизе Центр политико-правовых реформ поставил наивысший бал коррупционногенности.

Вместо этого, один из авторов законопроекта Иван Винник [соавторы законопроекта — Юрий Береза, Иван Винник, Сергей Пашинский, Андрей Тетерук, Артур Герасимов, Татьяна Черновол] поданными поправками фактически возвращает закон в то спорное состояние, которое было до первого чтения. То есть ту редакцию, которую фракции согласовали принять в первом чтении, опять откатывают в первоначальное состояние. Там остаются все узкие места, противоречащие практике Европейского суда, и, в первую очередь, принцип доказывания лицом своей невиновности, конфискация до вынесения приговора, а значит без доказывания вины, нарушение прав добросовестного приобретателя.

Прокуратура по сути может почивать на лаврах: ей можно не собирать доказательств вины, а просто написать абстрактные обоснования, и любое третье лицо, которое можно хоть как-то связать с чиновником, подозреваемым в коррупции, должно будет доказывать, откуда у него ценности: от денежных средств до каких угодно ценных бумаг.

Фактически у прокуратуры появится инструмент (как минимум на ближайшие два года — такой прописан срок действия закона) в рамках криминальных производств связывать успешно действующие предприятия и чиновников, выносить последним подозрение и ставить вопрос о конфискации у юридического лица как денежных средств на счетах, так и ценных бумаг, включая акции других компаний. 

Теперь посмотрим на реалии. Вынести подозрение для правоохранительных органов не составляет труда — за ошибку нет ответственности, как и за снятие подозрения в будущем. Если закон не будет содержать обязательства доказывания прокуратурой незаконности приобретения юридическими или физическими лицами активов, то, по сути, сговор прокуратуры и судов может привести к “отжиму” любого предприятия через его учредителей или активов. Тут на приходе в Украину инвестора сразу можно поставить крест, а значит на росте экономики и новых рабочих местах. Недоверие к правоохранительной и судебной системе, умноженное на инструмент широкой конфискации у третьих лиц — это минус сотни баллов на привлекательности страны.

Кстати, именно ценные бумаги важный момент в этом законе. Одна из основных целей “конфискации” — это ценные бумаги на $1,3 млрд, которые сейчас арестованы. Это так называемые “евробонды”, украинские долговые обязательства, но выпущенные иностранным юрлицом.

— Чьи конкретно это обязательства?

— По данным Генпрокуратуры (у них нет прямых доказательств, но есть данные финансовых разведок), эти долговые обязательства каким-то образом связаны с [экс-главой НБУ Сергеем] Арбузовым. Видимо прокуратура не хочет занимать себя долгими судебными процессами и ей нужен этот закон, чтобы оперативно эти активы конфисковать.

Хорошо, если бы в законе было прописано, что активы , а не взыскиваются, — это большая разница с юридической точки зрения. Конфискованные ценные бумаги, например, согласно прямой норме закона идут сразу же на погашение государственного долга. Если же бумаги взыскиваются в доход государства, то нет никакого прямого обязательства сразу же отправлять их на погашение государственного долга. Ценные бумаги можно снова продать, причем с любым дисконтом, потому что нигде в предложенном законопроекте это не урегулировано. Например, можно $1,3 млрд долгов Украины продать за 20% их стоимости. Мотивируя тем, что страна фактически в дефолте, и любые деньги нужны. И продадут их, например, за $100-200 млн.

— И кто-то на этом заработает?

— Конечно. Их продают, бюджет получает эти деньги — например, $100-200 млн. Нам преподносят это как “победу”, А реальная стоимость этих евробондов не меньше 90% от номинала. И вся эта разница — условно говоря, до 50% реальной стоимости бумаг — осядет у кого-то в карманах. Потому что потом на рынке их можно продать ближе к погашению реально где-то за 95% номинала или предъявить за 100% к погашению.

Плюс к этому покупателю долговых обязательств, когда придет срок их погашения (по-моему, часть погашения наступит уже в этом году, а следующая приблизительно через 1,5 года), Украина как государство все равно заплатит $1,3, потому что это ее долги. То есть государственный бюджет, например, сейчас получит $100 или 200 млн от продажи, но позже все равно $1,3 млрд заплатим.

— То есть, долг все равно останется на государстве.

— Да. Мы его рано или поздно погасим, а кто-то на этом заработает очень большие деньги, как минимум дважды. Чтобы этого избежать, я внесла соответствующую поправку в проект — немедленное зачисление долговых бумаг в счет погашения государственного долга. Посмотрим, как она будет воспринята авторами. 

Но самый большой риск связан с тем, что этот закон не соответствует практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ).

— Принятые по нему решения можно оспорить?

— Если, например, Арбузов (как предполагает ГПУ) или компания, на которую сейчас записаны эти бумаги, пойдет в суд и оспорит решение украинских властей о “спец конфискации”, как оспаривал решения против себя [экс-замглавы АП Андрей] Портнов, и мы не сможем свои интересы отстоять, то государство Украина обязано будет возместить ущерб на всю сумму изъятого имущества.

— И судебные издержки.

— Издержки, компенсации, в полном объеме стоимость номинала этих ценных бумаг. То есть мы заплатим два раза. Это может обернуться стране не $1,3 млрд существующего долга, а всеми $2,6 млрд — те $1,3 млрд, которые придется платить новому собственнику, когда подойдет срок погашения, и $1,3 млрд в случае негативного решения Европейского суда, как компенсация. А в плюсе всего возможные $100-200 млн от продажи бумаг.

Почему они не идут через закон о спецконфискации, который мы уже приняли? Потому что он предусматривает, что коррупционные деньги идут сразу же в бюджет, зачисляются на казначейские счета, а ценные бумаги зачисляются в счет погашения госдолга, на этом нельзя заработать. Во-вторых, не нужно вынесения приговора и процедура не требует никаких усилий от прокуратуры — бремя доказывания лежит на третьем лице или подозреваемом. Можно в суд идти, даже не имея доказательств. Ну, а про наши суды и перспективы защиты там прав добросовестного собственника мне вам рассказывать не нужно.

Нажмите для увеличения

— Что вы предлагаете?

— Первое — мы подали поправки, предполагающие, что продажа бумаг возможна только по номиналу. То есть если $1,3 млрд стоят долговые бумаги, то только за $1,3 млрд их можно продать.

Если же “долговые бумаги” не купят, Минфин замораживает эти ценные бумаги на казначейском счету до момента погашения, потом происходит взаимозачет, и государство уменьшает свой госдолг на $1,3 млрд. Живых денег с этого не получаем, зато $1,3 млрд долга гарантировано списываем. Ну, а если мы получим какое-то негативное решение в международном суде, бумаги у нас будут заморожены, и, в крайнем случае мы их вернем. По крайней мере, государство не получит двойной убыток.

— Фамилий Януковича, Арбузова и Клименко в законопроекте не написано, и, насколько я понимаю, разногласия еще и в том, что закон может быть использован не против этих одиозных персонажей, а против обычных людей. Это правда?

— В законе должна быть четко записана норма, что у добросовестных приобретателей не могут по такой процедуре забрать имущество. Так мы защищаем всех тех инвесторов, которые заработали здесь деньги или законно приобрели какое-то имущество, — если они выполнили все процедуры, то не обязаны были знать, у кого и как покупают. Пусть прокуратура идет и отбирает деньги у подозреваемого или обвиняемого. Иначе нет никакой логики.

Проблема с тем, что не работает прокуратура. За два года ни одного нормального процесса. Они не хотят ничего делать. Не найти за два года доказательств связи Януковича, Азарова, Клименко со всеми схемами — это смешно. При том, что им помогают все финансовые иностранные разведки, Италия многие данные дала, раскрыла разведданные. Но нельзя же идти и нарушать права человека только потому, что прокуратура у нас плохо работает.

И последнее. Если мы не получим от Еврокомиссии и Совета Европы одобрения этого закона, мы впоследствии практически однозначно получим негативное решение по искам представителей старой власти в ЕСПЧ. А это будет означать легализацию всех их незаконных доходов, которые мы попытаемся быстро забрать через этот закон. Никогда больше ни в каких процессах Украина не сможет забрать эти деньги ни у Януковича, ни у Арбузова, ни у Клименко. Можно будет закрыть этот вопрос. Из-за неграмотного закона и топорного подхода “забрать быстро”. Из-за того, что кому-то хватило ума вписать в госбюджет на 2016 год доходы от конфискованного имущества еще до того, как есть приговоры.

— То есть эти миллиарды уже посчитаны как доходная часть бюджета?

— Уже посчитаны. Записаны как конфискованное имущество, причем непонятно, как оценили его объем. В результате мы получаем международные и финансовые риски для Украины, да еще и юридические, связанные с тем, что Янукович и вся банда просто легализуют свои доходы из-за такого формата. Очень надеюсь, что не это истинная цель новаций, а банальный непрофессионализм.

— То есть вы считаете, что за этим всем стоит непрофессионализм, а не преследование кем-то личных интересов?

— Первое — прокуратуру загнали в очень жесткие условия из-за глупости того, кто записал, что в бюджете должны быть доходы от конфискованного имущества. Им поставили задачу: как хотите, так и обеспечьте конфискацию доходов. Поэтому они и предлагают подобные законопроекты. Плюс в прокуратуре вообще полный непрофессионализм. То есть безграмотность прокуратуры умножена на условие “вы должны конфисковать”.

Второй момент — кто-то, возможно, думает: почему бы под шумок на этих $1,3 млрд не заработать?

И третий момент — у нас очень многие политики не думают долгосрочно. Правительство или некоторые депутаты с лозунгами приходят, зарабатывают на них какие-то политические баллы и меняются, а потом это все приходится кому-то расхлебывать. Сейчас на этом деле пиарятся [нардепы Народного Фронта]. Не спорю, может быть они получат какие-то политические дивиденды: люди увидят — что-то конфисковали. А через полтора-два года мы получим вал негативных решений европейских судов. Кому отвечать за политический популлизм и пиар? Государству и его налогоплатильщикам. Я мыслю на 1-1,5 года вперед. Я понимаю, что за это страна заплатит очень большую цену, финансовую и политическую.

— То есть вы все-таки думаете, что дело в политических дивидендах, а не в желании подыграть Януковичу и Ко?

— Не думаю, что они прямо так вот мыслят — помочь Януковичу. Но думая в краткосрочном периоде о какой-то дополнительной финансовой выгоде и политических дивидендах, они просто не продумывают наперед, что Янукович и другие одиозные личности получат возможность легализации награбленных активов.

— На фоне войн, которые разгорелись в парламенте из-за вопроса конфискации имущества, в ваш адрес посыпались обвинения в том, что это вы преследуете какие-то личные интересы, связанные с вашим мужем Анатолием Амелиным, у которого был бизнес в Донецке, и бизнесменами, чьи интересы вы якобы отстаиваете.

— Декларацию моего мужа можно посмотреть с 2005 года — она абсолютно прозрачная. В компании, в которой он работал, были белые зарплаты. После, когда он был госслужащим — там тоже все прозрачно, видно и движение денег, и как менялось имущество. Нам скрывать нечего, в отличии от многих.

Что касается его связей с бизнесом Януковича. Все эти обвинения не имеют под собой никакого основания. Это как в бородатом одесском анекдоте:

— Абрам, ваша дочь проститутка.

— Но ведь у меня сын!

— Ты это теперь пойди на Привозе расскажи.

Кому-то нужно было меня дискредитировать — я знаю, кому, и знаю, что на это были потрачены немалые ресурсы. На меня ничего не нашли, решили ударить по мужу, поскольку он родом из Донецка. Я понимаю, что эпитет “донецкий” сейчас в стране может быть клеймом и приговором. Это неправильно и нечестно. Мой муж 2,5 года невъездной в Донецк, потому что, еще будучи госслужащим, до побега Януковича, он выступал публично в поддержку Майдана и критиковал власть. Это было очень опасно. И до сегодняшнего дня в Донецке он персона нон грата.

Что касается приписываемой ему связи “партнер Януковича” — никогда в жизни он не был знаком ни с кем из Януковичей, не встречался и не пересекался, хотя город Донецк не такой большой. Вся его беда и проблема в том, что есть такой частный ЖЭК в Донецке — “Столичный стиль”, который обслуживал офисный центр Столичный, и сособственники офисов в нем, а там около 20 этажей, входили учредителями в этот ЖЭК, потому что владели коридорами и местами общего пользования, которые передавали в ЖЭК. Несколько последних этажей в этом офисе занимали компании сына экс-президента Александра Януковича. Что не удивительно, их семья скупила много недвижимости в Донецке и не только. Моему мужу в этом ЖЭК принадлежало всего 1%, что пропорционально площади его офиса в этом здании. Это до сегодняшнего дня используется против него и против меня. Кроме моего мужа там были и другие “партнеры Януковича”, владельцы офисов. Это равносильно, если завтра в ОСББ собственник одной из квартир окажется преступником, а всех его соседей сделают соучастниками только потому, что они живут в одном доме.

Мой муж за долги банку отдал этот офис еще до начала войны, после финансового кризиса. Но из-за того, что этот ЖЭК физически находится в Донецке, он даже не может поехать и выйти из него, потому что там война и он там персона нон грата. Но этим всем манипулируют так же, как когда-то меня обвинили в том, что я партнер [бизнесмена Василия] Хмельницкого из-за того, что у меня были облигации на покупку квартиры в ЖК, который строит компания Хмельницкого. Все это манипуляции и обман, которые оставляют такое пятно, что ты вынужден ходить и оправдываться за то, к чему ты никогда не был причастен и что по логике является бредом. Но нам оправдываться не в чем. Как говорил Черчиль, “если у тебя есть противники, значит ты что-то отстаивал”.

Елена ТРИБУШНАЯ