Я в последние дни немало говорил о “волынской дискуссии польского парламента” с коллегами-журналистами из Украины. Многие из них задавали вопрос: зачем Польша снова вытянула эту тему? И здесь ошибка тех, кто за событиями в Польше наблюдает извне: Варшава никогда, собственно, эту тему и не прятала.
Волынь в польской политике
90-е годы в Польше стали началом дискуссии насчет того, о чем при коммунистах говорить либо вообще запрещалось, либо сообщалось завуалированно. Расстрел польских офицеров НКВД в СССР, массовые депортации, антикоммунистическое подполье. И Волынская трагедия. Сейчас на политическом уровне к ней привязался ярлык “забытый геноцид поляков”, хотя на самом деле об украинских националистах, — “бандеровцах”, убивавших поляков, коммунистические власти говорили очень даже открыто. Более того, эксплуатировали тему как “страшилку” для населения. В социалистической Польше в школьной программе читали произведения о “страшных бандеровцах”, смотрели об их зверствах художественные фильмы. И одновременно говорили о дружбе с “братским украинским советским народом”.
Именно в социалистической Польше была заложена бомба с Волынской трагедией. Подтверждение — польские посткоммунисты первыми начали эксплуатировать тему “возрождающегося украинского национализма”, а сегодня с польской парламентской трибуны из уст депутатов всех партий слышим немало лексики родом из эпохи коммунизма: “бандеровцы”, “зверства националистов”, “преступная идеология”, “лживые отношения”.
В июле 2009 г. Сейм Польши принял резолюцию “о трагической судьбе поляков на восточных Кресах (то есть восточных землях межвоенной республики)”. В документе антипольская операция ОУН и УПА в Западной Украине названа “этнической чисткой с признаками геноцида”.
Похожую формулировку Сейм повторил в 70-ю годовщину Волынской трагедии, в 2013 г. Однако парламентская дискуссия была куда горячее, чем четырьмя годами ранее.
Депутаты кричали с трибуны о “забытом геноциде поляков”, а одна из партий (коалиции!) привезла в Сейм одиозного депутата Партии регионов Вадима Колесниченко, который, конечно же, призывал польских коллег признать Волынскую трагедию “геноцидом”. “Ну давайте сделаем так, раз этого хочет украинская сторона!” — восклицал депутат Сейма Томаш Каминьский.
В тот горячий день в парламент пришли даже тогдашний премьер-министр Дональд Туск и министр иностранных дел Радослав Сикорский. Последний ратовал не препятствовать Украине, стремящейся к подписанию соглашения об ассоциации с ЕС: “А если мы усугубим формулировки, это может помешать европейской перспективе Украины”, — обращал внимание Сикорский.
Запомните этот момент. Волынская трагедия стала важной частью польской политической дискуссии именно в период 2009—2013 гг. Во-первых, потому что это неплохая тема в любой момент разочарования современной Украиной, а о ней в Польше говорится немало. Во-вторых, в это же время в Польше прошли дебаты о соучастии поляков в Холокосте — “народу-страдальцу” трудно было согласиться с ролью “народа-убийцы”, нужна была политическая реакция. И в-третьих: Виктор Ющенко в последние свои дни на посту украинского президента присвоил звание Героя Украины Степану Бандере. В Польше это хорошо запомнили.
“Украинская ловушка” любой польской коалиции
Сейчас по “волынскому вопросу” в Польше не осталось либералов. Это хорошо показали нынешние июльские дискуссии в Сейме и Сенате. С точки зрения украинской стороны все польские партии слишком радикальны по отношению к Волынской трагедии. С точки же зрения польской оппозиции — от либеральной до ультраправой — правящая партия “Право и справедливость”, называющая событие “геноцидом” и устанавливающая государственные празднования по этому поводу — слишком сдержанна.
В общем, “сценография” нынешней дискуссии мало изменилась за последние годы. Правящие, хоть и осознают, что должны сделать жест в сторону консервативного электората, стараются сгладить углы, поскольку понимают, что Украина — важный партнер Польши. А вот оппозиция всячески использует эту “украинскую ловушку”, в которую попадает каждая правящая в стране партия. И дает волю чувствам.
В принципе, эти слова никак не влияют на конечную резолюцию парламента, но они звучат, и их авторы зачастую стараются сделать себе политическую карьеру.
Почему так происходит и как с этим быть Киеву? Понять это поможет опыт польско-немецкого диалога по историческим вопросам.
Сила слабого
Германия, наряду с Россией и Украиной, — один из самых трудных соседей Польши. Антинемецкие настроения в польском обществе использовали коммунисты, чтобы обосновать наличие в стране советских войск: мол, как только от нас уйдут “Советы”, на нас сразу нападут немцы. Половина современной Польши находилась в составе Третьего Рейха, а это значит, что половина поляков проживала в немецких домах. Между Польшей и Германией до 1990-х годов не было договора о границе, что давало почву для спекуляций различным реваншистам.
Диалог на трудные исторические темы между польским и германским обществами начался в 1965 г., когда епископы заявили: “прощаем и просим простить”. Потом были политические жесты, в частности первого демократически избранного польского премьера Тадеуша Мазовецкого и канцлера ФРГ Хельмута Коля.
Похожие жесты в деле примирения делают также польские и украинские иерархи и политики. Но почему результат иной?
Кроме жестов, в польско-немецком диалоге задействованы огромные усилия неправительственных организаций. А между Польшей и Украиной первый масштабный конкурс на молодежные обмены был объявлен лишь несколько недель назад. В Польше немало немецких бизнес-инвестиций. Сумма украинских также возрастает, однако этот уровень не столь критичен, чтобы польские политики всерьез боялись оттока украинского капитала.
Радикализм ищет слабого. А Украина выстраивала все свои отношения с Польшей именно с позиции слабого. Особенно в гуманитарных вопросах, таких как общая история: Киев всегда реактивно отвечал на действия Варшавы, однако никогда не задавал повестку.
Однако нынешняя Волынская резолюция польского Сейма дает Киеву шанс. Да, с украинской точки зрения это больная пощечина от польских парламентариев. Да, польские депутаты дали волю эмоциям. Но важно, чтобы Киев не старался поставить себя в позицию обиженного. Наилучшее оружие Украины в этом случае — больше говорить о собственной истории как о прошлом, в котором также были страницы подлости. Это такая евроинтеграция памяти: в Украине на самом деле еще слишком мало сказано об отношении украинцев не только к полякам, но и к евреям или крымским татарам. И это важно прежде всего для самой Украины.
Откуда пошла Волынская резня
О польско-украинском конфликте времен Второй мировой войны в Западной Украине немало написали историки. Однако поляризация их мнений огромнейшая, хотя бы потому, что событие это не имеет единого названия. Наоборот, человек, употребляющий после прилагательного “Волынская” существительные “трагедия”, “резня” или “чистка”, нередко отправляется заинтересованными наблюдателями в сторонники того или иного лагеря.
Между исследователями вопроса невозможно провести раздел на “украинских” и “польских” историков. Но все же: польский Институт национальной памяти считает, что начавшаяся в 1943 г. Волынская резня была геноцидом польского народа. Подтверждением “геноцида” должен быть пока никем не найденный приказ руководства волынской ОУН-Б, в частности Дмытра Клячкивского — “Клыма Савура”. По мнению польского ИНП, в геноциде погибло более ста тысяч поляков, евреев и чехов, и еще пару десятков тысяч украинцев в “ответных операциях” польского подполья.
Часть украинских историков указывает, что “ответные операции” польских солдат против украинского мирного населения начались раньше, чем уничтожение польских сел, в 1942-м. В Украине вообще больше внимания уделяют контексту тех событий, в частности, совсем не дружественной политике польской власти по отношению к украинцам. Потому глава Украинского института национальной памяти Владимир Вятрович называет Волынскую трагедию “Второй польско-украинской войной” (первая была за Галичину в 1919 г.), рассматривая ее вместе с уничтожением украинского населения Холмщины и массовыми депортациями украинцев Польши.
Вообще, когда я общаюсь с историками, которые исследуют польско-украинские отношения с 90-ых годов, нередко слышу: тогда, вначале, было легче. Труднее стало в 2000-х, когда Волынская трагедия начала завоевывать высокие парламентские трибуны. “Сейчас же нужно 20 раз подумать над каждым словом, которое пишешь”, — сказал мне один из таких историков в 2013 г..
