Rambler's Top100
ДАЙДЖЕСТ

Как Ельцин победил Зюганова, не приходя в сознание. Глава из книги Михаила Зыгаря “Все свободны”

[16:17 28 октября 2020 года ] [ thebell.io, 28 октября 2020 ]

Автор бестселлеров “Вся кремлевская рать” и “Империя должна умереть” Михаил Зыгарь написал новую книгу. Она называется “Все свободны” и рассказывает о президентских выборах 1996 года.

 В ноябре ее выпустит издательство “Альпина Паблишер”. С разрешения автора и издательства публикуем главу, посвященную второму туру выборов: Борис Ельцин борется за жизнь — Геннадий Зюганов не борется ни за что.

“Изберем тело”

Журналистка Татьяна Малкина приходит на работу и узнает, что все мероприятия с участием Ельцина отменены. Редактор с подозрением смотрит на нее и просит на всякий случай написать некролог. Она отвечает, что в принципе уже писала, на всякий случай, год назад, когда президент заболел в первый раз. Но надо бы взглянуть и обновить. Предчувствия у всех плохие.

В штабе [Ельцина] никто по-прежнему ничего не знает, и сотрудники пытаются уговорить [первого заместителя председателя правительства, давнего ельцинского соратника Виктора] Илюшина, чтобы он как-то повлиял на кандидата. Нельзя останавливать кампанию за десять дней до выборов — нужен финальный рывок. “Вы что тут, сдурели? Наш кандидат с ума сошел? Сейчас вся ситуация может перевернуться. Как это — чтобы кандидат пропал за неделю до выборов? Идите, езжайте к Ельцину, убеждайте его”, — вспоминает аргументы штаба [Валентин] Юмашев (во время выборов Юмашев был советником Ельцина. — Прим. The Bell). Илюшин в ответ произносит что-то странное, вроде того, что это новая тактика, преимущество и так солидное, важно, чтобы избиратель не устал от Ельцина. Никто не верит.

Четверка Илюшин-Чубайс-Таня [Дьяченко]-Валя хранит молчание. “Наша тактика была на полное сокрытие информации, — признается Чубайс. — Но у нас не было сценария под названием “Смерть Бориса Николаевича и второй тур”. Мы такой сценарий не прорабатывали. Скажу вам честно, вот туда мы не поехали”.

Штаб в прострации. Некоторые думают, что президент умер. “Ну, если надо будет избрать тело, изберем и тело”, — философски замечает Александр Любимов. Любимов по-прежнему работает на штаб и одновременно ведет популярное политическое ток-шоу на ОРТ. И у него не возникает дилеммы, рассказывать ли тайну общественности, — он узнал ее не как журналист, а как политтехнолог. А как журналист он ничего не знает.

Гусинский и Березовский вскоре узнают всю правду от врачей. Но Евгений Киселев говорит, что на НТВ правду знает один [Игорь] Малашенко, — и он решает взять всю ответственность на себя: больше никто из сотрудников канала ничего понять не должен. “Грех полностью на мне — журналисты ничего не знали. Я должен был делать свою работу в предвыборном штабе. И моя позиция была простой. Я предпочитал труп Ельцина Зюганову. К сожалению. Это был мой выбор”, — так через несколько лет опишет свою позицию в 1996-м Малашенко в интервью американскому журналисту Дэвиду Хоффману.

“У меня были опасения, что все, кампания закончена, — вспоминает пресс-секретарь Ельцина Сергей Медведев. — Все так хорошо шло — и вдруг тупик. Президент болен, вся кампания накануне второго тура перечеркнута жирным-жирным крестом. Я задаю вопрос Илюшину: “А как Борис Николаевич, как он там?” Он отвечает: “Лучше не спрашивай, он весь в проводах лежит там опутанный””.

Слухи о тяжелом состоянии Ельцина постепенно распространяются. Ведущему РТР Николаю Сванидзе о случившемся сообщает [начальник управления президента России по связям с общественностью] Михаил Лесин. И Сванидзе ни секунды не сомневается в том, что эту тайну надо сберечь: “Мне больной Ельцин дороже здорового Зюганова”, — говорит он. Его коллега Светлана Сорокина хоть и подозревает неладное, но ничего не знает — она старается не общаться с чиновниками. А глава ВГТРК Сагалаев рассуждает так: “Если бы Ельцин умер, я бы, наверное, подал в отставку — потому что об этом промолчать было бы нельзя. А пока жив, надо работать”.

Секретарь Совбеза Лебедь вызывает к себе главу МВД Куликова и задает странный вопрос: “Как у нас охраняется телецентр в Останкино? Шаболовка? Какими силами?” Куликов докладывает, что учли опыт 1993 года, захват телецентра “Останкино” исключен. И интересуется, в связи с чем такие вопросы. Лебедь объясняет: “Поймите — президент вырубился... Он в тяжелом состоянии”. Глава МВД интерпретирует вопросы Лебедя так: в случае смерти президента трон достанется тому, кто первый доберется до телевидения. Поэтому Куликов на всякий случай звонит Черномырдину, но тот его убеждает: “Президент немного простыл. Но ничего страшного не происходит”.

“Слава богу, не было социальных сетей, интернета и прочего, — иронизирует Зверев. — Потому что если бы были — то все, трындец котенку”.

В поисках Конституции

[Уволенный во время выборов глава службы безопасности президента Александр] Коржаков об инфаркте президента узнает, когда упражняется в тире, — ему сообщает адъютант Ельцина Анатолий Кузнецов. (Коржаков утверждает, что, по его личным подсчетам, это уже пятый.)

Коржаков немедленно едет в резиденцию Ельцина в Барвихе. Там, по его воспоминаниям, он встречается с Кузнецовым и начинает рассуждать, как теперь надо поступить и кто должен руководить государством. После предыдущих инфарктов Ельцина Коржаков таким вопросом не задавался, но тут вдруг поручает адъютанту срочно найти в доме у Ельцина Конституцию или закон о выборах — чтобы посмотреть, что положено делать в случае недееспособности президента. Кузнецов, который никак не может привыкнуть, что Коржаков больше не его начальник, долго ищет и, наконец, находит в комендатуре.

Почитав текст, Коржаков советует адъютанту позвонить и доложить обо всем Черномырдину: “Если они предали меня, то тебя подавно сдадут, мигом. Поэтому действуй по закону. Это означает, что ты должен проинформировать премьер-министра Черномырдина, а он пусть сам решает, как быть”.

В этот момент входит врач, подслушавший, вероятно, часть разговора. Он сообщает, что Ельцин просил никому ничего не говорить. “Решай сам. Теперь я здесь лицо случайное”, — говорит Коржаков адъютанту.

В этот момент в комнату входит Таня. Это ее первая встреча с Коржаковым после его увольнения. Она говорит сухое “Здрасьте”. Он отвечает таким же “Здрасьте”. Она уходит. Через три минуты приходит Наина Ельцина. Коржаков к этому моменту якобы уже нашел Конституцию и решает почитать ее вслух первой леди — видимо, речь идет о статье 92. В пункте 2 статьи говорится: “Президент Российской Федерации прекращает исполнение полномочий досрочно в случае его... стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия или отрешения от должности. При этом выборы Президента Российской Федерации должны состояться не позднее трех месяцев с момента досрочного прекращения исполнения полномочий”.

Пункт 3 той же статьи гласит, что, если президент не в состоянии выполнять свои обязанности, их временно исполняет председатель правительства.

Поразительно, что еще полгода назад Коржаков, по его собственным словам, прятал Ельцина с инфарктом в санатории “Барвиха” и обещал носить его на руках, как Рузвельта, — тогда ему не приходило в голову, что его обещание антиконституционно.

Наина Ельцина, по словам Коржакова, выслушивает его до конца и потом кричит в ответ: “Это вы во всем виноваты с Барсуковым!” (Директор ФСБ Михаил Барсуков лишился должности вместе с Коржаковым после конфликта с предвыборным штабом Ельцина, которым руководил Анатолий Чубайс. — Прим. The Bell.) “Нет, это вы виноваты, что связались с Березовским и Чубайсом”, — шипит Коржаков.

Он встает и выходит. Наина спрашивает адъютанта, почему он пустил Коржакова в дом. “Он же член вашей семьи, крестный отец вашего внука. Как же я его могу не пустить?” — прикидывается наивным Кузнецов.

Зюганов в эфире

После инфаркта Ельцина активность Зюганова впервые становится проблемой для телеканалов. Если до сих пор президент всегда был источником новых инфоповодов, то теперь они закончились — а с ними и реалити-шоу. Отмену мероприятий Илюшин объясняет публике тем, что Ельцин сорвал голос.

Зюганов же играет перед камерами в волейбол, встречается с Лебедем и, наконец, объявляет, что, когда станет президентом, создаст правительство народного доверия, куда позовет мэра Москвы Лужкова, президента Башкирии Рахимова и еще нескольких видных некоммунистов. Лужков и Рахимов в ужасе открещиваются от такой перспективы, говорят, что им никто ничего не предлагал и они участвовать не будут.

Зюганов регулярно проводит пресс-конференции в Доме журналистов. В штабе Ельцина нервничают: если Зюганов на одной из них скажет, что у Ельцина инфаркт, то это будет очень неприятно. Впрочем, Малашенко заранее принимает меры предосторожности: освещение деятельности обоих кандидатов по телевидению должно быть одинаковым, так что, если Ельцина сегодня в эфире нет, значит, и Зюганова не будет.

Коммунисты тем временем пытаются прорвать информационную блокаду. В один из дней незадолго до второго тура они выкупают эфирное время на ОРТ. По словам генерального продюсера канала Константина Эрнста, они планировали показать всей стране десятиминутный фильм, в котором кинорежиссер Станислав Говорухин ярко доказывает, что Ельцин пытается сфальсифицировать выборы. Говорухин снял несколько советских блокбастеров, самый известный из которых — “Место встречи изменить нельзя”, сыграл главную роль злодея Крымова в культовом фильме “Асса” Сергея Соловьева, а в конце перестройки стал одним из ярких критиков советского режима. Но к 1996-му он поменял свою позицию — теперь он борется с Ельциным и поддерживает Зюганова.

В предвыборном 10-минутном ролике Говорухин доказывает, что Центризбирком при подсчете голосов намерен украсть у коммунистов победу. “Я знал, что это неправда. Если бы все можно было сделать так просто, то нам не приходилось бы так крутиться, — рассказывает Эрнст спустя 25 лет. — Но Говорухин это делал так актерски и режиссерски убедительно, что это, безусловно, повлияло бы на итоги выборов”.

Эрнст начинает придумывать, как обнулить эффект от пропагандистского фильма, и вспоминает, что тот же Говорухин в 1990 году снял антикоммунистический фильм “Так жить нельзя”. И если сейчас его показать сразу после прокоммунистического ролика об украденных выборах, то это может запутать телезрителя и частично спасти положение. Эрнст связывается со штабом.

Чубайс, узнав о происходящем, просит Эрнста любой ценой не пускать Говорухина в эфир: “Предлог какой хотите — на ногу ему наступите, скажите, что ключ сломался, техники нет, все что угодно”.

По словам Эрнста, у руководства ОРТ находится формальный повод помешать коммунистам: якобы они оплатили только пять минут — половину эфирного времени, а деньги за вторую половину еще не дошли. Помощник Зюганова Алексей Подберезкин уверяет, что оплачены были все десять минут. Около пяти часов вечера руководство ОРТ узнает, что вереница автомобилей коммунистов выехала из Думы и направляется в сторону “Останкино” — Зюганов и его товарищи едут требовать, чтобы им предоставили эфир. В телецентр приезжает Борис Березовский. В кабинете у своего партнера по бизнесу, коммерческого директора ОРТ Бадри Патаркацишвили он бушует — грозится, что сам сейчас пойдет преграждать путь коммунистам. Эрнст говорит ему, что это репутационно неправильно и этим должен заниматься кто-то из топ-менеджеров канала. Однако руководители не рвутся скандалить с кандидатом в президенты. Гендиректор ОРТ Сергей Благоволин и раньше был известен как человек мягкий, а тут он и вовсе куда-то пропадает, его заместители тоже берут самоотвод. Тогда Эрнст собирает камеры ОРТ и других каналов и идет к кабинету главы службы новостей — держать оборону. Вскоре появляются коммунисты: сам Зюганов (52 года), вице-спикер Госдумы от КПРФ Светлана Горячева (49 лет) и Станислав Говорухин (60 лет), который не входит в компартию, но активно поддерживает коммунистов в борьбе с Ельциным. “Нас встретили в “Останкино” с собаками — и проводили к Эрнсту”, — рассказывает Зюганов.

Гости заходят в кабинет, где сидит 35-летний Эрнст. Он объясняет, что десять минут эфира не даст, потому что оплата не прошла.

Первой в спор вступает Горячева. Она, бывший дальневосточный прокурор, энергично грозит пальцем телепродюсеру: “Когда она договорилась до того, что “Мы завтра вас посадим”, я вдруг заметил, что у нее на пальце кольцо с большим камнем, — рассказывает Эрнст спустя 25 лет. — Я прошу оператора: “Крупно в фокус возьмите палец, пожалуйста””. Услышав это, Горячева немедленно садится на свою руку и выходит из дискуссии.

Тогда наступает черед Зюганова. Он требует предоставить эфир. По словам Эрнста, он отвечает, что есть только пять минут, можно перемонтировать фильм Говорухина и показать половину. Зюганов настаивает, что все было иначе: Эрнст отказывался пускать их в эфир вообще.

“Раз так, мы уходим”, — кричит кандидат в президенты. Вся троица покидает кабинет, операторы следуют за ней, у лифтов Говорухин объясняет Зюганову, что надо вернуться и добиться своего.

Все трое возвращаются. “Уже остается мало времени, — говорит коммунистам Эрнст, — смонтировать не успеете. Геннадий Андреевич, идите сами в эфир и расскажите, о чем ваш фильм”.

“Нет, — говорит Зюганов, — я хочу, чтобы это сделал Станислав Сергеевич”. “Слушайте, Геннадий Андреевич, — не отступает Эрнст, — я вас знаю, вы — лидер Коммунистической партии Российской Федерации, вы кандидат в президенты, а Станислав Сергеевич даже не член вашей партии и точно не кандидат в президенты. Его я пустить в эфир не могу”.

“Я понимал, — объясняет Эрнст, — что он уже такой взмокший, яростный, его можно было хоть на 20 минут выпускать в эфир — кроме потока оскорблений, ничего сказать не сможет”.

Зюганов снова выбегает, доезжает до первого этажа, но Говорухин снова убеждает его вернуться.

“Когда он вошел третий раз, я, конечно, стал ржать, — вспоминает Эрнст. — Он так с удивлением на меня смотрит и говорит: “Почему ты смеешься?” А я отвечаю: “Геннадий Андреевич, не надо на выборы вам ходить, вы не будете царем”. Он удивился: “Почему?” А я ему: “Потому что царь не вернется в третий раз””. Оскорбленный кандидат в президенты снова убегает, и внизу расстроенный Говорухин, по словам очевидцев, бросает ему: “Мудак ты, Гена. Ты только что просрал выборы”.

В окружении Зюганова этой фразы не помнят, зато рассказывают, что сразу после поражения в “Останкино” все трое немедленно собрали пресс-конференцию в Госдуме и там Говорухин назвал Эрнста “молодым человеком педерастического вида”. А Зюганов заявил, что Ельцин не в состоянии выполнять функции президента и коммунисты настаивают на его медицинском освидетельствовании. “Я посчитал, было 20 с лишним телекамер”, — вспоминает Зюганов. Ни один российский телеканал этого не покажет.

“Я представляю себе состояние Геннадия Андреевича, — размышляет ведущий РТР Николай Сванидзе. — Он собирает огромную пресс-конференцию, приходит толпа журналистов. Он все это говорит, высказывает свои подозрения в отношении самочувствия Ельцина на камеры. И ни один федеральный канал ничего не показывает, просто нет такого события”.

Ельцин в консервах

Но совсем не показывать президента нельзя. Периодически штаб Ельцина извлекает старые кадры, которые можно использовать, — так изобретается ныне популярный на российском телевидении жанр “консервы”, когда архивная съемка выдается за сегодняшнюю и именно так титруется в новостях. Члены аналитической группы однажды даже для вида одеваются как на записи месячной давности, приезжают в пустой Кремль, сидят там, делая вид, что встретились с Ельциным, и уезжают. (Показания членов группы разнятся: одни говорят, что все же в последний момент эту запись в эфир решили не давать, другие хорошо помнят, что фиктивная встреча была показана. Дочь президента настаивает, что дело не дошло даже до съемок.)

До лета 1996-го Ельцин каждый день приезжает в Кремль — он никогда не работает в Горках или в Барвихе. Ни на даче, ни в санатории у него даже нет кабинета, где можно было бы имитировать рабочую обстановку. Теперь все это приходится организовывать. В президентской гостиной в Барвихе — именно там, по словам Тани, находится президент — ставят письменный стол, маскируют медицинскую технику — по сути, имитируют кабинет президента в Кремле.

30 июня выходит интервью Ельцина “Интерфаксу”. Его пишет коллектив авторов — в основном сотрудники штаба. На первый вопрос, о состоянии здоровья, “коллективный Ельцин” отвечает так: “Каждый день работаю со своим избирательным штабом, веду консультации с союзниками, переговоры по составу и структуре будущего правительства, контролирую исполнение своих указов, встречаюсь с руководителями регионов, с председателем правительства, очень много работаю с журналистами, записал несколько десятков теле- и радиоинтервью региональным СМИ. Даже голос сильно посадил. А по поводу моего соперника: у него одна тактика, у меня другая. Он каждый день выступает с пресс-конференциями и делает упор на яростную антиельцинскую пропаганду. Я же занимаюсь конкретными делами”.

1 июля Ельцин записывает последнее перед выборами телевизионное обращение.

Обычно, как вспоминают помощники президента, запись обращений происходила так: он заходил в комнату, шутил с операторами, они выставляли камеры, он зачитывал текст и уходил. В этот раз все иначе. Телевизионщики выставляются, потом их просят выйти, в комнату заводят Ельцина и запускают обратно телевизионщиков. Президент, мертвенно-бледный, записывает максимально сокращенное обращение. После этого к нему подсаживается Черномырдин. Они делают вид, что что-то обсуждают. Общий план диалога тоже снят. Операторов просят выйти из комнаты. Ельцина уводят, потом телевизионщикам дают забрать оборудование.

В штабе такие съемки называют “а-ля Черненко”. Действительно, ситуация, в которой оказался Ельцин, и то, как деятельно его окружение имитирует дееспособность президента, очень напоминает историю Константина Черненко, предпоследнего лидера Советского Союза.

В начале 1980-х руководители СССР были очень старыми людьми: средний возраст членов Политбюро, самого важного коллективного органа власти страны, превышал 70 лет. В 1982 году умер 75-летний Леонид Брежнев, его сменил тяжелобольной Юрий Андропов. Он вскоре умирает в возрасте 69 лет, и должность достается 72-летнему Константину Черненко. Он тоже сильно болен, но всем выгоден — члены Политбюро не решаются избрать более молодого и сильного руководителя. Почти все время своего правления Черненко находится в Центральной клинической больнице, и там даже проводятся заседания Политбюро. Культовый момент правления Черненко — это выборы в Верховный совет РСФСР. Прямо в больничной палате строят декорации избирательного участка, и умирающий генсек голосует перед телекамерами и говорит пару приветственных слов. Черненко будет избран депутатом Верховного совета, получив 100%. Через два дня в той же палате, перед камерами московский первый секретарь 70-летний Виктор Гришин вручит генсеку депутатское удостоверение. Через две недели после голосования Черненко умрет.

Организатор этого избирательного шоу Гришин будет главным соперником 54-летнего Горбачева в борьбе за пост генсека — и проиграет. Горбачев его вскоре уволит с должности главы столицы и заменит молодым и перспективным Борисом Ельциным.

Прошло всего 11 лет — и теперь уже Ельцина сравнивают с Черненко. Правда, на этот раз глава государства не лежит в ЦКБ. Таня рассказывает, что президента уговаривают проголосовать дома, — он отказывается, и тогда решают, что он может проголосовать на участке в санатории “Барвиха”.

3 июля, в день второго тура, Ельцин приезжает в сопровождении врачей на избирательный участок, его выводят из машины, врачи отходят в сторону, он опускает бюллетень в урну — попадает не с первого раза, но это потом вырежут, и говорит несколько слов в камеру. Увидеть президента на участке позволено только операторам трех телеканалов (ОРТ, РТР и НТВ) и фотографам трех информагентств. Съемка заканчивается, врачи уводят президента в машину. “Благодаря искусному монтажу и свету можно добиться эффекта, что нездоровый человек будет выглядеть как здоровый, — рассказывает Сергей Медведев. — Собственно, так и было сделано. В готовом варианте на это тоже смотреть без слез было нельзя, но почему-то в штабе решили, что можно”.

Тех корреспондентов, которые хотят увидеть голосующего Ельцина и снять его самостоятельно, пускают по ложному следу: им сообщают, что президента можно будет застать на участке по месту прописки, в Крылатском, в школе на улице Осенней. Запечатлеть этот момент приезжают несколько сотен человек, в том числе представители иностранных СМИ. Но вместо президента перед камерами появляется пресс-секретарь Медведев и говорит, что здесь Ельцина не будет, потому что он уже проголосовал в “Барвихе”: “Я подумал, что будет свинством, если я не приеду к этим корреспондентам. Меня там чуть не съели. Но им нужен был какой-то громоотвод, и я сознательно выступил этим громоотводом”.

Вскоре иностранные журналисты со ссылкой на анонимного сотрудника службы безопасности президента начинают пересказывать друг другу, а также диктовать в свои редакции слух о том, что Ельцина уже нет в живых и что “Россия голосует за мертвого президента”.

Водка и шахматы

Коммунисты готовятся к объявлению итогов второго тура. Подберезкин снимает здание на улице Бахрушина — в нем в ночь подсчета голосов должны собраться журналисты и в ожидании результатов получать оперативные комментарии. По словам Подберезкина, 3 июля на Бахрушина стоит около 50 автобусов разных телекомпаний с автономными генераторами, корреспонденты готовы выходить в прямой эфир. В здании оборудована пресс-зона, буфет (с кофе и алкоголем). “Задача — не дать замолчать победу, потому что второй тур стопроцентно выигрышный”, — рассказывает Подберезкин.

Ближе к вечеру к нему подходит Валентин Купцов, серый кардинал партии и глава предвыборного штаба Зюганова. “Знаешь что, надо пресс-центр и весь штаб ваш закрывать, — требует он. — Все переносится в Думу”. “Послушайте, Валентин Александрович, — не может поверить своим ушам Подберезкин, — вот представьте: идет поезд, он набрал скорость... И тут вы говорите: “Стой!” Как это можно сделать? Сейчас уже вечер, приехали журналюги, человек 200, камеры стоят, а вы говорите: “Сворачивайся и уходи”. Как же я им объясню?” “Скажите: будет все то же самое, только в Думе. И это не обсуждается, это решение Зюганова”, — настаивает Купцов.

Подберезкин идет извиняться, говорит, что для желающих будет организована прямая трансляция, но все основные события переносятся в здание Думы.

Около 10 часов вечера сам Подберезкин приходит в Госдуму. Совершенно пустое здание, темные коридоры, никого нет. Ни одному из журналистов пропуск не заказан. Подберезкин идет по коридору восьмого этажа, где расположены кабинеты депутатов от КПРФ, к тому месту, где должны собираться журналисты. И встречает депутата Юрия Иванова, юриста, бывшего адвоката ГКЧП. Он несет сумку, а в ней — шахматы и бутылка водки.

“Ты что делаешь?” — спрашивает Подберезкин. “Да, — говорит Иванов, — идем с Купцовым в шахматы играть”. Подберезкин допытывается: “Слушай, а где тут журналистов собирают? С Бахрушина перенесли, все там закрыли. Все новостей как бы здесь ожидают”. Иванов отвечает: “Ничего здесь нет. Тишина”.

Подберезкин все еще не верит и сам обходит весь этаж: “Ну да, тишина. Зюганов заперся в своем кабинете. Купцов решил в шахматы поиграть, водки попить. Вот и все. Сложили крылышки”. По мнению Подберезкина, половина компартии как минимум саботировали предвыборную кампанию и вообще ничего не делали: “Прежде всего они боялись, что это как-то плохо отразится на их личной судьбе и на судьбе партии. Они считали, что партия важнее, чем выборы, и если партию и их лично начнут зажимать, вот это будет плохо”.

Депутат Госдумы Дарья Митина в ту ночь тоже обескуражена. Ей 22 года, она самый молодой депутат Думы в российской истории — активист комсомольской организации и член фракции КПРФ. “Между первым и вторым туром невооруженным глазом стало заметно, что кампания сливается. Я была членом этого штаба, постоянно там народ что-то делал, пахал — газеты, листовки, звонки. А между первым и вторым туром как-то все так притухло, — рассказывает она. — Из регионов поступали недоуменные сигналы: “Почему все прекратилось?” Перестали давать деньги, посылать какие-то агитационно-пропагандистские материалы. А те, которые посылали, — лучше бы не посылали. Например, в национальные республики — на Кавказ, в Татарстан, в Башкирию — отправляли эшелонами Генины брошюрки “Я русский по крови и духу””.

К 9 часам утра 4 июля Митина идет на пресс-конференцию Зюганова в Малый зал Госдумы. “Полный зал, на люстрах висели журналисты всего мира, — вспоминает она. — Я ожидала, что Зюганов будет убитый, расстроенный, потому что для человека это, наверное, дело всей жизни, он не стал президентом. Как можно выглядеть, когда проигрываешь такие выборы?”

А проигравший кандидат — довольный и улыбающийся, как всегда, от уха до уха. “Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло”, — с такой фразы он начинает свою пресс-конференцию. “Ну, хоть бы лимон пожевал, что ли”, — недоумевает Митина.

Сам Зюганов спустя 25 лет говорит, что спас Россию от гражданской войны: “Страна разделилась пополам. От Тихого Дона до Тихого океана, весь юг, опаленный уже беженцами, гражданкой, нищетой, голосовал за меня. А за Ельцина голосовали города-миллионники: Москва, Питер, Екатеринбург, Урал, отчасти Север, Сибирь и Дальний Восток. Ну и по возрасту тоже разделились. Молодежи пообещали, что они все миллионеры будут. Страна развалилась пополам, можно было, конечно, организовать столкновение севера и юга. Мы долго обсуждали это дело”.

“Они боялись победы, может быть, даже не они, а лично Геннадий Андреевич, — рассуждает сейчас Чубайс, — это первый фактор. Был и второй: глупость, непрофессионализм, тупой советский состав и группа идиотов, которые вели кампанию. Стилистика “все как один вперед к победе коммунизма”, сборище мудаков старых”.

Коммунисты обратятся в суд, чтобы оспорить итоги выборов в Татарстане, и выиграют: суд признает, что у Зюганова украли около 600 тысяч голосов. Больше исков коммунисты подавать не будут. “Чтобы выиграть, допустим, в десятке регионов, нужны были деньги, — объясняет Зюганов. — У нас их не было и быть не могло в принципе. Это же надо платить адвокатам и всем остальным”.

Мелкие кусочки

В ночь подсчета результатов второго тура, примерно в 2 часа, аналитическая группа, почти все, кто работал в штабе, едут в клуб к Березовскому. Туда же приезжает Наина Иосифовна. Получают последние сводки. Ельцин побеждает — у него 53,82%, Зюганов набирает только 40,31%. Празднуют до утра.

Под утро Березовский, Таня и Валя сидят на открытой веранде. Березовский наливает себе рюмку коньяку, выпивает, ставит ее на стол — и она вдруг разбивается. “На мелкие кусочки, даже в пыль — остается только ножка, — будет вспоминать позже Березовский. — Не верю в мистику, но считаю, что был такой комок энергии, который за эти месяцы накопился, и выплеснулся, и сломал эту рюмку”.

Добавить в FacebookДобавить в TwitterДобавить в LivejournalДобавить в Linkedin

Что скажете, Аноним?

Если Вы зарегистрированный пользователь и хотите участвовать в дискуссии — введите
свой логин (email) , пароль  и нажмите .

Если Вы еще не зарегистрировались, зайдите на страницу регистрации.

Код состоит из цифр и латинских букв, изображенных на картинке. Для перезагрузки кода кликните на картинке.

ДАЙДЖЕСТ
НОВОСТИ
АНАЛИТИКА
ПАРТНЁРЫ
pекламные ссылки

miavia estudia

(c) Укррудпром — новости металлургии: цветная металлургия, черная металлургия, металлургия Украины

При цитировании и использовании материалов ссылка на www.ukrrudprom.ua обязательна. Перепечатка, копирование или воспроизведение информации, содержащей ссылку на агентства "Iнтерфакс-Україна", "Українськi Новини" в каком-либо виде строго запрещены

Сделано в miavia estudia.