Империя на обочине

Отклик Эдуарда Лозанского на мою недавнюю статью не вызывает у меня ничего, кроме признательности. Сам по себе наш спор разрешится уже очень скоро, после объявления итогов выборов в США; но, что важнее, мой тезис о том, что “сегодняшний выбор Запада — это выбор между жестким отношением к России, которое в конечном итоге приведет ее к новому 1991 году, и потворствованием формирующемуся авторитарному режиму, становящемуся все более опасным для соседей”, не вызвал у г-на Лозанского поиска ответных аргументов, а лишь его “весьма покоробил”. Причем потому, что “напомнил известный призыв Ленина к поражению царской России в Первой мировой войне, а все мы знаем, к чему он привел”. Я благодарен Эдуарду за подсказку, потому что там, где кончаются аргументы и появляются оскорбленные чувства, всегда скрыто что-то достойное внимания.

Прежде чем перейти к существу вопроса, замечу: хотя мой визави обижается также и на то, что я называю его путинистом, в своем отношении к рассматриваемому тезису он полностью разделяет позицию нынешней отечественной политической элиты. Позицию, которая кажется мне крайне странной, ведь успешная эксплуатация большевиками этого лозунга (который, как принято, мой оппонент переврал — речь велась не о поражении России в Первой мировой войне, а о поражении собственного правительства в империалистической войне) привела к успеху Октябрьского переворота/революции и к утверждению советской власти, которую в России сейчас восхваляют на все лады. Я уж не говорю, что лозунг был выдвинут той успешной партией, чей боевой отряд — славная ВЧК и наследовавшие ей организации — воспитал большинство сегодняшних обитателей Кремля. Почему он столь противен тем, кто полагает “величайшей геополитической катастрофой ХХ века” крах Советского Союза, а не Российской империи, остается только гадать, так как разумной оценке продукты сознания создателей нооскопов и их хозяев вряд ли поддаются. Ведь, если быть последовательным защитником того, что “катастрофически рухнуло” 25 лет назад, можно за многое обижаться на Ленина — но не за то, что он эту страну создал.

Обратимся, однако, к более существенным моментам и задумаемся: актуален ли сегодня ленинский подход?

Прежде всего подчеркну то, чего не хочет видеть современная российская элита и ее симпатизанты в стране и за рубежом: большевистская пропаганда сто лет тому назад не была бы столь успешной, если бы содержала призыв, например, о принесении России и русского народа в жертву мировой революции; речь шла, повторю, о “поражении своего правительства” и о том, что в таком случае возникают идеальные предпосылки для “превращения империалистической войны в войну гражданскую”. Ленин в той статье 1915 года писал: “Противники лозунга поражения про­сто боятся самих себя, не желая прямо взглянуть на очевиднейший факт не­разрывной связи между револю­ционной агитацией против правительства с содействием его поражению”. По сути, констатировалось, что в стране с не слишком идеологизированным и просвещенным населением для формирования значимой оппозиции и ее прихода к власти даже не экономический, а политический провал господ­ст­вующего класса выступает важнейшим условием консолидации противосто­я­щих ему сил. Задачей революционеров было не уничтожение страны, а, гово­ря современным языком, смена режима, который не мог быть модернизиро­ван демократическими методами. Блестящий стратег, Ленин успешно решил эту задачу. Царский режим был свергнут, а империя — которая, по словам Владимира Путина, была “той же Россией, только называвшейся по-дру­гому” — восстановлена.

Рассмотрим с таких же позиций ситуацию, складывающуюся в России сто лет спустя. Что представляют собой действия нашего правительства на международной арене, как не империалистическую войну? От Приднестровья до Крыма, от Южной Осетии до “Новороссии” — под разными предлогами с разной степенью правового “прикрытия” — Россия вмешивается в дела государств, суверенитет которых она сама ранее признала, с целью их дестабилизации и по сути увеличения если и не собственной территории, то сферы влияния. Эта политика не может оправдываться расширением НАТО, о котором Эдуард Лозанский рассказывает как о важнейшей ошибке западных правительств, равно как и сравниваться с ним. Присоединявшиеся к альянсу государства не теряли своих территорий, а само НАТО не отторгало российских. Кто в мире сегодня выступает против расширения ОДКБ или ШОС? Никто. Вступать в них или нет — выбор потенциальных участников, как и вступление в НАТО или любой иной военный альянс. Проблема же Крыма или “Новороссии” совершенно в ином: в данном случае власть использует империалистические по своему характеру действия в качестве средства консолидации общества в условиях отсутствия видимых успехов в большинстве иных сфер общественной жизни.

В чем в такой ситуации нелогичность принятия ленинского лозунга — утверждения желательности поражения собственного правительства для утраты объединяющего шовинистов в его поддержке общего основания? Такое поражение, будучи видимым и даже очевидным, продемонстрировало бы, что у власти нет никаких значимых достижений, что она строит свою популярность на мифах, что выдвигаемые националистические и имперские лозунги нереализуемы и вредны. Ленин, на мой взгляд, был совершенно прав, утверждая, что “кто стоит за лозунг “ни побед, ни поражений”, тот сознате­льный или бессознательный шовинист, … но во всяком случае … сторонник те­перешних правительств, теперешних господствующих классов”. Более того, сегодня лозунг желательности провала внешнеполитических авантюр собственного правительства куда более безобиден: в отличие от времен Первой мировой войны, на территории России нет вражеских армий; воссоединение соседних с нами стран не несет для нас потенциальной угрозы; поражение в новой “холодной войне”, которую Москва все-таки развязала, как и поражение в ей предшествующей, не несет угрозы независимости России и судьбам ее народа; государство с крупнейшим в мире ядерным арсеналом не может быть оккупировано никакой внешней силой. Иначе говоря, поражение собственного правительства в 2010-х годах может быть только его собственным поражением, но не поражением страны.

На это обычно отвечают, что в современной России степень поддержки населением действующей власти настолько высока, что эта власть может полностью ассоциироваться со страной и народом. Я убежден, однако, что такое утверждение неверно в принципе: ни одно правительство ни в одной стране не может отождествлять себя со страной и народом: государства и нации — куда более масштабные исторические феномены, чем отдельные правители. Россия не закончится в случае смены нынешнего режима, как не закончилась она ни в 1613-м, ни в 1917-м, ни в 1991 году; как не закончилась Германия в 1945-м или Испания в 1975-м. Поддержка абсолютного большинства никогда не спасала государства от провала в случае, если она направлялась на обеспечение агрессивной и империалистской внешней политики. Напротив, именно неудача в обеспечении имперских целей может сегодня самым безболезненным для общества образом подорвать “легитимность” власти и запустить механизм ее отторжения народом. Иначе говоря, именно в такие моменты от интеллектуальной элиты требуется бросить решительный вызов политической верхушке и переосмыслить понятие патриотизма в таком ключе, чтобы оно относилось прежде всего к народу и обществу, а не к государству и власти.

В свое время выдающийся польский интеллектуал и демократ Адам Михник назвал одну из своих книг “Антисоветский русофил”. В этом названии скрыт серьезный смысл: можно выступать против проявлений советскости, но быть другом российского народа. В такой же степени можно быть патриотом, желая поражения собственной власти, даже если она сознательно ввязывается в войну и/или политическое противостояние с другими странами лишь для того, чтобы обеспечить национальные единение и мобилизацию. Поэтому сегодня, на мой взгляд, невозможно называть себя противником путинского режима, но при этом восторгаться присоединением Крыма и расширением “русского мира”. Занимая последнюю позицию, гражданин поддерживает режим в самом на сегодняшний день важном: в его абсолютизации государственной власти и государственного “интереса” над интересами отдельных граждан и народа в целом.

Поражение, особенно заслуженное, — чрезвычайно мобилизующее явление. Если посмотреть на историю всех успешно модернизировавшихся в последние десятилетия в экономическом и социальном отношении стран — Германии, Японии, Кореи, Тайваня, Китая, — толчком к ускоренному развитию там служило либо военное поражение, либо мощный экономический провал, который заставлял элиты менять свое отношение к традиционности и прогрессу. В истории России наблюдается практически то же самое: потребовались унизительные поражения под Азовом и Нарвой, чтобы были начаты реформы Петра I; разгром в Крымской войне — для завершения эпохи крепостного права; неудачи в той же Первой мировой — для революций и переворотов 1917 года. На мой взгляд, события 1990-х годов, хотя и были унизительными для значительной части россиян, воспринимались и воспринимаются не как заслуженное поражение, а скорее как случайная и досадная неудача (и власть поддерживает такую трактовку). Именно это обусловливает нежелание перемен и развития, демонстративный отказ от модернизации, попытки не создать, а скорее “придумать” новую реальность, в том числе и за счет внешнеполитических авантюр.

Если нынешние тренды сохранятся в ближайшие годы и десятилетия, они могут завести страну в беспрецедентный исторический тупик просто потому, что остальной мир развивается как никогда динамично, и, оставшись на обочине на какое-то время, мы рискуем больше никогда не вернуться на главную дорогу. Россия сегодня напоминает мне Германию, какой она была бы в 1950 году, если бы советские армии остановились на границах СССР, а союзники ограничились бы освобождением Франции. Или Ирак после первой войны в Заливе, но во главе с Саддамом Хусейном. Имперское наследие не преодолено, модернизация не начата, построение демократического правового общества снято с повестки дня. В этой ситуации без мощного потрясения возобновление развития невозможно (тут опять хочется вспомнить наших лидеров, которые радостно цитируют слова Петра Столыпина о “великих потрясениях и великой России”, хотя сами прославляют великую советскую Россию, которая родилась как раз из потрясений начала ХХ века) — и потому лозунг поражения собственного правительства в его наиболее безумных внешнеполитических предприятиях актуален не менее, чем в ленинское время.

Даже если это весьма коробит г-на Лозанского.

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ