Голливуд в забое

Как многие поп-звезды, Стаханов, переименованный Сталиным из Андрея в Алексея, закончил свои дни в тоскливом ужасе психиатрической клиники, окруженный не славой и почетом, но собратьями-алкоголиками. Да он и был поп-звездой. Его предназначение — вести за собой, подавать пример, задавать стандарты поведения, вызывать слезы и восторг.

Весь этот Голливуд в забое, а затем в запое, которому сегодня исполняется ровно 75 лет, вписывался в соревновательный пафос, когда не за деньги, но на голом энтузиазме нужно было провести консервативную сталинскую модернизацию.

Дешевой рабочей силой были стахановцы и заключенные. На их энтузиазме и костях появился “построенный в боях социализм”.

Роман “Время, вперед!” Валентина Катаева, прославивший бескорыстный энтузиазм инженерной утопии, написан за несколько лет до рекорда Стаханова, рационализировавшего труд забойщика, но и проявившего качества советского Терминатора — мужик-то был здоровый, образец пролетария. Человек-гора (точнее, на-гора), мужчина системы, “разрубил березу на поленья он одним движением руки”. “Светлый путь” Григория Александрова, описывавший советскую success story, вышел пять лет спустя. Но мифология — одна и та же. У нас героем становится любой, подняться на самую вершину советской иерархии можно с самой низкой ступени социальной лестницы, на то оно и государство рабочих и крестьян.

Стаханов, выработавший 102 тонны за смену при норме 7 тонн. Простая неграмотная женщина из “Светлого пути” Таня Морозова, превратившаяся, как Золушка (фильм так и назывался поначалу, пока заголовок не отредактировал лично Иосиф Виссарионович), в передовую ткачиху, мечущуюся между 150 ткацкими станками вместо 8 (почти стахановские параметры). Инженер-ригорист с еще дозволенными в 1932 году фамилией Маргулиес и именем Давид, пошатываясь от переутомления и почти засыпая, узнает, что на Челябинском тракторном вышли на 594 замеса бетона. Все эти примеры формировали стандарт социальной возгонки, вертикальной и горизонтальной мобильности по-советски.

“Марш энтузиастов” из к/ф “Светлый путь” итожил 1930-е годы саундтреком гениального Исаака Дунаевского. “Мечта прекрасная, пока неясная”, в первой редакции текста поэта д'Актиля, в добольшевистском девичестве — Френкеля, была заменена на четкую формулу “как солнце ясная”. Музыкальный стахановец Дунаевский зарабатывал так много, что Сталин запретил платить композиторам за многократное воспроизведение их музыки.

Главное же — все эти образцы из жизни, литературы и кино, перемешивавшиеся друг с другом и подражавшие друг другу, оказывались одной из движущих сил сталинской модернизации, наглядным пособием по профориентации. Если угодно, это были примеры сталинского пиара, осмысленного и тотального. “И академик, и герой, и мореплаватель, и плотник”, все они определяли структуру “рынка” труда. А “труд наш”, согласно литой формуле того же д'Актиля, “есть дело чести, есть дело доблести и подвиг славы”. Важно не перепутать, где дело, а где подвиг.

Эталоны правильного труда отливались в окончательные, музейные формы как раз в тот год, когда наступала “стабильность”, мама брежневской стабильности и бабушка путинской.

Это как раз на совещании стахановцев в ноябре того же 1935-го Сталин сказал о том, что жить стало лучше, жить стало веселее. Это был год, когда вдруг разрешили новогодние елки, в Парке культуры и отдыха прошел первый карнавал, были отменены карточки на продтовары, сын уже не отвечал за отца, а над кремлевскими башнями, по предложению товарища Кагановича, засияли “рубинов лучи”. Начальник советского кино Борис Шумяцкий предложил Сталину построить на берегу моря отечественный аналог Голливуда. И частью этого Голливуда — в широком смысле слова — были Стаханов и стахановское движение.

Естественно, как и в советском кино, в стахановском движении были и подлинные картинки, и показуха, дальним родственником которой являются сегодняшние фокусы какой-нибудь “Молодой гвардии” с поджиганием леса и последующим его тушением. Сами передовики могли действительно устанавливать рекорды. Но многим непросто было потом его повторить, в том числе и потому, что смежники подводили: стахановец-кузнец Бусыгин, например, регулярно простаивал из-за того, что у него то не был подготовлен молот к работе, то подсовывали не ту марку стали. Голливуд уступал место суровой правде жизни.

Тем не менее создатели индустриальной утопии добились того, что рабочие специальности, ровно те, которые нужны были товарищу Сталину, стали весьма востребованными.

Сегодня добиться такой же эффективности от искусственно созданного мифологического сюжета о Золушке и о Гагарине 1930-х — Стаханове — решительно невозможно. Молодые люди вовсе не лелеют мечту о работе в забое. Они не бредят романтикой ткацких станков и гигантов индустрии, обходя стороной ПТУ и инженерные вузы (отчего стране скоро понадобится самая примитивная реиндустриализация вместо инноваций). Они даже не желают становиться полярными летчиками. Инноваторов, наследников изобретателей и рационализаторов, тоже что-то не видать. Известные опросы показывают, что сердцам выпускников вузов милее “Газпром” и администрация президента. Трудно себе представить, чтобы молодежь 1930-х в массовом порядке мечтала работать в Главгазе — структурном подразделении Наркомата тяжелой промышленности или, скажем, в особом секторе ЦК.

Несмотря на “стабильность”, объединяющего мифа, в том числе мифа трудового, не существует.

Весь пиар уходит не на поучительный рассказ о том, как Золушка-лимитчица стала секретарем олигарха, а потом управляющим его бизнеса, а на поддержание рейтингов вождей. Другого пиара и другой мифологии просто не существует. Если не считать мифов о “лихих 90-х”, которые в современной идеологической системе занимают место троцкизма. Только неслыханное равнодушие и всепрощение российского народа позволяет этой “инновационной” телеге шатко-валко двигаться дальше по дорогам слабопредсказуемой российской истории, которую уже не осеняет величественная тень единственно верного учения.

А ироническая присказка о стахановских производственных рекордах как была актуальной, так и остается, выражая всю безысходную печаль экономики по-русски, о которую разбиваются все и всяческие мифы: “Даем стране угля, мелкого, но до х…”

Андрей КОЛЕСНИКОВ