Ждет ли Россию арабский сценарий

Это приятно. И впрямь не хотелось бы иметь у себя нечто подобное. Дезинтеграция страны, возможный приход к власти фанатиков, пожары на десятилетия и распространение экстремизма — такую картину нарисовал Медведев для некоторых густонаселенных государств Ближнего Востока. У нас, согласно заверениям президента, ничего подобного ждать не приходится, хотя некие не вполне понятные силы готовили подобный сценарий и для России.

ЭКСТРЕМИЗМ, ЖАРА И МОРОЗЫ НЕ ПРОЙДУТ

Честно говоря, заверения Дмитрия Анатольевича не слишком успокаивают. Неожиданностью для российских властей стал в 2008 г. мощный экономический кризис. Неожиданностью оказывается каждый крупный теракт, несмотря на все меры, принимаемые уже более 16 лет против дезинтеграции страны, прихода фанатиков и распространения экстремизма. Даже пожары (в прямом смысле этого слова), засухи, морозы, ледяные дожди, снегопады, образование сосулек и их обрушение на головы пешеходов оказываются неожиданностью, хотя во всем этом явно не замешаны ни международные террористы, ни госдепартамент США.

Поэтому к словам Медведева стоит относиться просто как к словам. Не замечать происходящего на Ближнем Востоке президент не может, а сказать, будто у нас ожидается нечто подобное, не может тем более. Вот и остается твердить, что враг, мол, не пройдет.

Предсказания такого рода бесполезны, однако кое о чем арабские истории нас действительно предупреждают. Мы не способны узнать, будут ли в России дезинтеграция, фанатики, пожары и экстремизм, но, изучая происходящее ныне на Ближнем Востоке, можем с большой степенью вероятности представить себе, как станут развиваться события, если “чаша сия” нас не минует.

ЛУЧШЕ БАХРЕЙН, ЧЕМ ЛИВИЯ

События в арабском мире полностью опровергают модный ныне у нас тезис, будто чем тверже власть держит бразды правления, чем жестче подавляет она оппозицию и чем резче идет на разрыв с Америкой, тайно готовящей всякие “цветные революции”, тем больше гарантий дает эта власть против погружения общества в хаос. Поначалу и впрямь казалось, будто протесты возникали лишь в “травоядных” арабских режимах, тогда как настоящие хищники вроде Муаммара Каддафи легко перенесут катаклизмы. Но жизнь показала, что это совсем не так.

Жесткость, антидемократизм и изоляционизм помогли Каддафи дольше других соседей-диктаторов продержаться у власти. Если наши борцы с “цветными революциями” ставят перед собой именно эту цель (продержаться подольше, а после них — хоть потоп), они действительно могут поучиться у правителя Ливии. Однако если они надеются предотвратить хаос и оставить после себя процветающее общество, ливийский пример наглядно показывает иллюзорность подобных надежд. Продление жизни авторитарного режима на долгий срок, перевод открытых конфликтов различных групп общества в скрытую форму и жесткое подавление несогласных, в конечном счете, делают революцию более разрушительной и кровавой. А также добавляют высокую степень вероятности перехода революции в гражданскую войну, поскольку различные группы общества имеют противоречащие интересы и при диктаторе, а вот опыта их мирного согласования, увы, не обретают. Объем пролитой в ходе гражданской войны крови может оказаться прямо пропорционален степени недемократичности предшествующего режима.

Египетский сценарий, несмотря на все его очевидные издержки, явно оказался менее страшным, чем ливийский. Египетской элите, правившей жестко, но не противопоставлявшей себя странам Запада так, как это долгое время делал Каддафи, было куда отступать. Армейское руководство пошло на маневр, добилось мира с народом (может, лишь на время) и теперь имеет шанс мягко трансформировать политический режим.

Тунис — более вестернизированный, чем Египет — осуществил смену власти наиболее мягким образом. Богатый Бахрейн, крепко привязанный к потребителям своей нефти и не пытавшийся противопоставлять себя “мировому империализму”, находится пока в наиболее благоприятной ситуации. Может, вообще “проскочит” политический кризис без революции.

Еще раз подчеркну, что в перспективе каждую из этих стран могут ждать серьезные неприятности (здесь Медведев, бесспорно, прав), но на данный момент факты свидетельствуют, скорее, о том, что разные формы диалога с оппозицией и стремление жить по стандартам цивилизованного мира минимизируют кровопролитие и повышает шанс обойтись без экстремизма.

МЕЖДУ ВЕНГРИЕЙ И РУМЫНИЕЙ

Кстати, похожим образом развивались события в странах Центральной и Восточной Европы в 1989 году, когда там прокатились “бархатные революции”. Кое-где они были отнюдь не бархатными, тогда как в других местах смена власти фактически произошла вообще без революций.

Скажем, в Венгрии, где на протяжении 20 лет перед эпохой “бархатных революций” шли экономические реформы, сформировалось целое поколение молодых технократов, желавших завершения рыночных преобразований, демократии и падения железного занавеса. Поэтому когда технократы сменили во главе страны людей, поставленных в 1956 г. на волне советской оккупации, власть стала дальше передаваться демократическим путем.

В Польше путь к демократии был более сложным, поскольку коммунистическая власть в начале 80-х гг. прибегала к запрету оппозиции. В итоге, правда, все равно был созван “круглый стол”, по решению которого произошла демократизация, но периодом хаоса с пустыми прилавками (а позже — с высокой инфляцией) полякам за попытку сохранения “стабильности коммунистического режима” расплатиться пришлось.

В Румынии вариант развития событий был наиболее печальным. Режим Николае Чаушеску казался самым стабильным из всех. Страна была нефтедобывающей, что позволяло подкармливать народ, не сильно задумываясь об эффективности экономики в целом. Переговоров с оппозицией не велось. В итоге дело закончилось свержением и расстрелом “гения Карпат”, кровавыми столкновениями в Бухаресте, а затем длительным периодом политической нестабильности, когда в столицу страны время от времени доставляли специальными поездами шахтеров, которые мутузили “зажравшихся” столичных жителей, как оппозиционно настроенных, так и верных властям.

То, что происходит сегодня на Ближнем Востоке, и то, что происходило в свое время в Европе, — это не фантазии идеологов, а объективные факты. С ними следует считаться, если мы не хотим, чтобы события в России рано или поздно пошли по наиболее печальному сценарию.

Дмитрий ТРАВИН