Суды останутся без коррупции

Правда, так часто случается, что разные люди вроде как говорят одно и то же, но при этом подразумевают совершенно разные вещи. И в грядущей войне важнейшее значение приобретает именно то, кто и как понимает это противоречивое слово “коррупция”. Иными словами, некоррупционер — это тот, кто не задевает общественные интересы, или тот, кто не только не задевает, но и максимально способствует интересам узкой группы людей при власти?

Вчера секретарь СНБО Андрей Клюев публично заявил о своем намерении начать борьбу с коррупцией в судебной системе. “Коррупция в судебной системе должна очень жестко пресекаться. В этой связи необходимо инициировать законодательные изменения, направленные на усиление ответственности за правонарушения судьями и сотрудниками правоохранительных органов”,— подчеркнул господин Клюев.

По его мнению, коррупция в судебной системе существенно тормозит развитие Украины, и прежде всего ее экономики. “Возможность защитить право собственности, отстоять свои интересы в общении с государством и конкурентами — это ключевой параметр для каждого инвестора при выборе региона для вложения своего капитала. Коррупция, в том числе и в судебной системе — главное основание для рейдерства”,— отметил секретарь СНБО.

В свете этого заявления — особенно касательно его судебной части — лучше всего заняться своего рода абстрактно-теоретическим моделированием, которое, естественно, не будет иметь отношения к реальной действительности. Предположим, что в результате победы на президентских выборах некая политическая сила с условным названием “Крутые провинции” смогла взять всю полноту власти в стране. И первое, за что взялись победители, стало реформирование именно судебной системы. И данная реформа была осуществлена не просто быстро, а в кратчайшие сроки. Кстати, одним из лейтмотивов этой блиц-реформы была именно необходимость борьбы с коррупцией в судах.

Правда, достаточно быстро выяснилось, что от судебной реформы, заботливо созданной и доведенной до конца юридической командой “Крутых провинций”, многомиллионному обществу упомянутой выше страны остается довольствоваться только красивым словом “реформа”. В действительности же юристы этой политической силы понимали это слово несколько превратно: они уничтожили всех своих серьезных оппонентов в судебной среде; взяли под свой безальтернативный контроль все ключевые кадровые и финансовые процедуры в судах; распределили между собой сферы влияния в судебной системе. И, естественно, эти самые юристы стали извлекать из своих новых возможностей большие, а подчас — необычайно большие деньги. Не забывая при этом в случае необходимости направлять судебный ресурс на укрепление власти и политической позиции “Крутых провинций”.

Судьи в основной своей массе не рискнули противиться новым “отреформированным” правилам игры в судах. Ведь, с одной стороны, подобное противление могло их запросто привести в статус коррупционеров и нарушителей судейской присяги. А с другой стороны, если не роптать, то реформаторы дадут и самим вершителям правосудия пожинать плоды от своей некоррупционной деятельности в несоизмеримо большем объеме, нежели официальные зарплата и премии.

Правда, такое дело совершенно не означало, что борьба с коррупцией в судах не может быть развернута. Как раз наоборот — легко можно предположить, что правоохранительным органам во всех областях будет дано указание в приказном порядке поймать на взятках по четыре-пять судей за год. И их действительно периодически отлавливают, но понесут ли они заслуженное наказание — большой вопрос.

Умелые руки запросто смогут вывернуть дело каждого отдельного нерадивого судьи в компромиссное русло: судебные реформаторы получат свои традиционные выгоды, а нерадивый судья — индульгенцию и возможность продолжить свою праведную профессиональную деятельность. Как говорится, бизнес есть бизнес.

И как оценивать ситуацию, когда в рамках обрисованной абстрактно-теоретической модели, не имеющей отношение к реальной жизни, кто-нибудь вдруг затеет масштабную борьбу с коррупцией в тех же судах, ну и попутно в правоохранительных органах? Это, вероятно, может означать, что некий влиятельный представитель “Крутых провинций” решил стать значимым игроком на этом поле. Это весьма логично будет выглядеть и в том случае, если на носу у “Крутых провинций” будут важнейшие общенациональные выборы, итоговые результаты которых во многом будут зависеть от разноуровневых судебных решений. Можно предполагать и иные варианты, но суть будет оставаться неизменной: будет происходить борьба с коррупцией именно в том значении этого слова, какое определят для себя лидеры “Крутых провинций”, а не в том традиционном значении этого слова, которое всегда можно найти в юридических и прочих словарях.

Если же от абстрактно-теоретического моделирования вернуться к действительным политическим и правовым реалиям Украины, то, конечно, масштабная и эффективная борьба с коррупцией заслуживает всяческого поощрения и поддержки. Особенно если данная инициатива исходит от такого солидного ведомства, как СНБО, и такой серьезной политической фигуры в рядах нынешней власти, как Андрей Клюев. Однако всегда будет оставаться актуальным вопрос: кому в итоге будет выгодна сегодня любая борьба с коррупцией на любом уровне и в любой сфере государственной жизни — украинскому обществу, которое будет обретать все более цивилизованные правила игры, или людям при власти, которые смогут еще больше набить свои карманы? Правда, ответить на этот вопрос будет несложно любому сознательному гражданину своей страны, обладающему оформившейся гражданской позицией.

Андрей УМАНЕЦ