Донецк в 1991 году: путч, Юз и биржевая лихорадка

1991-й год для Донецка стал временем неустойчивости и поиска ориентиров. Люди начинали делать деньги, болтливый горсовет все больше упускал инициативу из своих рук, а в середине года грянуло такое испытание на прочность, которое и показало, кто на что способен, на самом деле… 

Два референдума 

В 1991 году гражданам все еще единой страны предстояло испытать нечто новенькое. Им предложили поучаствовать в референдуме — первом за историю СССР, а потом повторили этот опыт уже на грани развала Союза. 

В марте граждане отвечали на вопрос “Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?”. “Да” ответили 70,2 % жителей УССР. Хитрые украинские власти включили в бюллетень второй вопрос, звучавший странновато на фоне первого” “Согласны ли Вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?”. “Да” сказали 80,2%. В итоге, мало кто понял, за что же, собственно, голосовали. 

В декабре было проще — вопрос один, короткий, как выстрел: “Подтверждаете ли Вы Акт провозглашения независимости Украины?”. 90,3% подтвердили. Донецкая область показала один из самых низких результатов, но и он был впечатляющ — 83,9%. Комментируя все это, политолог Владимир Корнилов говорит: “Это пример того, как можно манипулировать общественным мнением. Формулировки были весьма ловко и непонятно составлены. Кроме того, ситуация была такова, что в декабре очень многие были убеждены, что голосуют за то же, за что высказывались в марте. Я тогда был наблюдателем, и видел, как люди совершенно уверенно ставили галочку против “Да”, считая, что это — голос за Украину в Союзе”. Странными, очень странными получились эти два референдума 1991 года…

 

20 августа 1991. Протестующие против ГКЧП перед горсоветом. Фото Г. Гордиенко 

ГКЧП 

Попытка группы заговорщиков (которых, впрочем, часть населения считает патриотами) захватить власть 19 августа 1991 года в Донецке не встретила понимания. “Самый демократический горсовет Украины” в своем сессионном зале собрался оперативно — через несколько часов после того, как телевидение озадачило страну колючей аббревиатурой ГКЧП. Споры были, но в целом, совет не сомневался: надо поддерживать законную власть, под которой тогда подразумевался только Горбачев. 

Борьбы в городе не было. Тишь да гладь, ни танков, ни демонстрантов. Но воздух был насыщен неопределенностью. В Москве переворот как-то не пошел, Ельцин решил сопротивляться. Председатель Верховного Совета Украины, хитрый Леонид Кравчук выступил только вечером, но из его трехминутной речи так никто ничего и не понял. На сессии Донецкого горсовета появились силовики, общую позицию которых выразил прокурор области Михаил Давыденко: распоряжения ГКЧП передаются по официальным каналам и потому обязательны к исполнению. Все было зыбко, все ждали, в какую сторону качнется маятник. И когда маятник качнулся — облегчение почувствовали все, даже те, кто был за ГКЧП. Такое было впечатление. По крайней мере, никому не понадобилось стрелять и давить. 

Для Донецка ГКЧП обернулся потерей мэра. Александр Махмудов в судьбоносный день оказался вне города. Это была очень странная история, широкая публика так никогда и не узнала ее до конца. Махмудов утверждал, что был в командировке, и у него возникли проблемы с машиной, поэтому в Донецк он вернулся только на второй день путча. Говорили, что у мэра было какое-то романтическое приключение. Так или иначе, история вышла Александру Гафаровичу боком. Сессия горсовета отправила его в отставку. И как он ни пытался через суд восстановиться в правах, ничего не помогло. Первый демократический мэр ушел в иные сферы.  

“Диком” 

Еще находясь в состоянии разборок с советом, Махмудов уже вовсю работал над следующим проектом, который, в итоге, стал проектом всей его жизни. Он создал и возглавил Донецкую инвестиционную компанию — или, проще — “Диком”. Ученый с внешностью типичного завлаба сумел создать уникальное деловое предприятие: “Диком” первым в Украине получил от Фонда госимущества право выпуска своих ценных бумаг. Так что, в известном смысле, “белая” украинская приватизация началась именно в Донецке. 

Считается, что Махмудов смог так ловко обернуться, потому что не дремал в течение года своего пребывания в кресле мэра, и не слишком увлекался трибунной трескотней. Он обзаводился полезными связями в среде промышленников и деловых людей. И, когда настало время, все эти связи сумел соединить в одну идею, оказавшуюся, в итоге, чрезвычайно плодотворной. “Диком” стал одним из лидеров приватизации в Украине. И оставался в первых рядах, пока в конце 90-х не грянул новый передел собственности и на рынок не вышли новые действующие лица, конкурировать с которыми Махмудов был уже не в силах. 

Биржевая лихорадка 

14 мая 1991 года была зарегистрирована Донецкая товарная биржа. И это было только начало. По всей еще огромной стране лихорадочно шло формирование биржевых структур, которые в умелых руках приносили невероятные прибыли. Мог ли Донецк остаться в стороне от всесоюзной моды? Донецк никогда не оставался в стороне. Вслед за ДТБ у нас появился филиал биржи “Алиса” (неудержимый молодой Герман Стерлигов клонировал свой успех по всем уголкам Союза). Потом — Донецкая биржа недвижимости. Появился даже такой оригинальный факт действительности, как Донбасская электронная биржа. 

Это были очень смешные учреждения. Первый день торгов на ДТБ, к которому готовились несколько месяцев, продолжался 10 минут и не принес ни одной сделки. Характер происходящего описал тогдашний глава фондового отдела ДТБ, хорошо известный ныне Игорь Прасолов: “Брокеры, работающие на товарных биржах… пока еще имеют очень смутное представление о специфике операций с ценными бумагами… В результате брокеры пока плохо готовы к работе с клиентами. В свою очередь, неподготовленные клиенты также не понимают ни смысла, ни целей операции”. Что получилось? Брокеров можно было встретить на любом донецком перекрестке. Это был главный итог “биржевой лихорадки” 1991 года. 

“48-я параллель” 

В Донецке всегда было много рока, еще начиная с 60-х годов, когда здесь оперировали легендарные “Грифы” и “Гусляры”. Но до 1991 года не наблюдалось по-настоящему неформальной рок-тусовки. Она возникла благодаря тому, что были вольнолюбивые музыканты. И был энергичный молодой человек с природным продюсерским даром. Его звали Дмитрий Чеботков. Он и придумал концепцию объединения. “Как-то у Чеботкова был жестокий запор, и он взял с собой на “толчок” атлас мира. И вот, сидя там, сделал для себя открытие — оказалось, что Донецк расположен точно на 48-й параллели!”, — вспоминает идеолог объединения, поэт и журналист Игорь Галкин.

Дмитрий Чеботков, основатель “48-й параллели”. Фото Р. Глазунова

Идея понравилась тем рокерам, с которыми контактировал Чеботков. “48-я параллель” возникла вокруг двух групп — донецких “Босяков” и ясиноватских “Плута & Жмурика”. Позже к ним примкнули другие. В “48-й парарллели” все было очень просто. Жили, как хотели, играли музыку по душе, поддерживали друг друга, чем могли. Местом тусовки стало кафе “Башня” в торце гостиницы “Донбасс” — она тоже открылась, кажется, в 1991-м. На “Башне” много пили, но именно оттуда, из этой атмосферы веселого молодого загула, возникло несколько проектов, которые потрясли город. Конечно, не весь — о “48-й параллели” знал сравнительно небольшой процент донецкого населения. Но для развития донецкой культуры она сделала не меньше, чем Вадим Писарев. По крайней мере, так всерьез считают ее поклонники.

Родня Юза в Донецке

До 1991 года существование Джона Юза не отрицали, но и особо на нем не настаивали. Когда в 1969 году отмечали столетие города, о британском капиталисте вспоминали сквозь зубы, как будто исходная дата в существовании Донецка не имела к нему никакого отношения. Юза терпели, как родственника, отсидевшего в тюрьме — девать его некуда, на улицу не выгонишь, но и всю правду честным людям не расскажешь.

Перестройка сделала возможными разговоры о Юзе совсем в ином ключе. Разумеется, тут же бросились в другую крайность — стали приписывать ему все достижения дореволюционного периода. Но, так или иначе, Юз перестал быть фигурой умолчания. И на этой волне в Донецк впервые приехала большая бригада его родственников, а также сочувствующих. Они с восторгом увидели, что их предок, оказывается, основал город миллиона роз, грустно посмотрели на выстроенный им для семьи дом, уже тогда мало чем способный порадовать, походили по центру города, сфотографировались на память и уехали к себе, оставив у дончан смутное ощущение какой-то новой исторической правды.

О визите британцев рассказывали один анекдот. Вроде бы во время прогулок по городу, на пересечении Челюскинцев и Павших Коммунаров им показали хибару, заверив, что это здание — самое старое в городе. И тут же добавили, что, по проекту реконструкции центра, оно пойдет под снос. Чувствительные гости расстроились и тут же предложили купить покосившуюся мазанку за приличные деньги, чтобы перевезти ее к себе в Кардифф и установить в ретро-музее. Предложение не нашло отклика, и британцы отбыли с неясным ощущением не до конца выполненного долга…

“Амстердам-клуб”

Первой финансовой пирамидой на нашем веку стала совсем не МММ, как считают многие. За два года до нее Донецк (и не только) был охвачен гораздо более простой и наивной схемой, которая, как ни странно, работала. По какой-то причине называли ее Амстердам-клубом”.

Вспоминает дончанин Андрей Зимоглядов: “Работала она примерно так. За 30 рублей ты покупал бумажку со списком из нескольких фамилий (деньги нужно было заплатить тому, чья фамилия в списке была последней). В компании продавца и бумажки ты отправлялся на Мотодром, в центральный офис, где (уже терзаемый смутными сомнениями) расставался со следующими 30 рублями — столько стоили четыре таких же бумажки, но с твоей фамилией в самом низу. Еще 30 рублей нужно было перевести на имя “царя горы” почтовым переводом. Четыре бумажки со своим именем полагалось впарить кому-то еще более наивному и впечатлительному, чем ты сам (чаще всего их покупали жалостливые родственники и друзья). С этого момента, круг твоих обязанностей был ограничен проверкой почтового ящика: по идее, переводы должны были сыпаться подобно градинам в майскую грозу”.

Конечно, ничего такого не происходило. Похожая на примитивные советские “письма счастья”, новая пирамида озолотила мизерное количество людей. Уже к середине 1991 года стало ясно, что дождаться обещанных барышей просто нереально. Но народ продолжал верить и платить…

Кроме того, в 1991-м году…

Было закончено сооружение новой телевышки на Петровке. Она достигла 360,5 метров в высоту и обеспечивала прием каких-то новых каналов, которые должны были вскоре появиться.

И кстати, в городе возникла первая негосударственная телекомпания АСКЭТ. Пока еще она не имела своего канала, но позже его получит и станет известной под названием “7х7”.

Принято решение о строительстве метрополитена в Донецке. В газетах опубликована схема трех линий метро, которые и по сей день остаются всего лишь схемой.

Принято решение о восстановлении Свято-Преображенского собора. Горсовет объявил конкурс, на котором фаворитом сразу же стал проект, имитирующий храм, разрушенный в 1931 году.

Вышла книга Станислава Калиничева “Невенчанная губерния” — одно из последних (и немногочисленных) художественных произведений из юзовской жизни.

Комментарий года

Мария Олийнык, председатель областной организации Конгресса украинских националистов.

— Основным событием года было ГКЧП, безусловно, оно фактически и привело к распаду Советского Союза, вернее, ускорило этот надвигавшийся процесс. Все этого ждали, но никто не знал, как это случится. Почему-то все, и мои друзья в том числе, считали, что это должно произойти еще не скоро и с помощью большой крови, что это должно быть какое восстание, какая-то революция, какой-то катаклизм, типа гражданской войны. К этому вели нарастающие с 89-го года шахтерские митинги, голодные бунты.

В день путча я вылетала в Донецк из Киева. Стою в очереди в Борисполе, а у меня на груди сине-желтый значок. И вдруг слышу — за моей спиной разговоры на тему, что наконец-то можно будет покончить со всеми говорунами и демократами, вывести войска, навести порядок. Краем глаза смотрю — двое военных разговаривают… Я значок прикрыла, поворачиваюсь и спрашиваю: “А что случилось?” А они мне: “А что, вы не знаете? Вот нашлись люди, которые решили сохранить Союз, выступили против Горбачева, надо поставить такого как Сталин, Суслов, а то распустили, понимаешь…” Я, конечно, потихонечку под шарфиком сняла этот значок, а то, думаю, сейчас меня арестуют под белы ручки — судя по этим военным, людям вроде меня не стоило ожидать ничего хорошего.

Но никто меня не тронул, прилетела я в Донецк, прибежала к Евгении Николаевне Ратниковой, она даже не в курсе событий еще была, и мы вдвоем пошли в Донецкий горсовет. А там бесконечные разговоры — одни клеймят ГКЧПистов, другие призывают подождать, телевизор включен, белые лебеди танцуют, Кравчук молчит... Послушали мы, и пошли на площадь Ленина и стали просто собирать подписи против ГКЧП. Собрали около 800 — это очень много на тот момент, еще ж ничего не было понятно, куда повернется... Некоторые из тех людей, которые подходили к нам и ставили свои подписи, наверняка не понимали, что происходит за кулисами большой политики, но они были возмущены вот этим тайным сговором, что все это держалось в тайне, и приняли участие в нашей инициативе от всей души.

Никаких силовиков на площади мы не увидели, никто не пытался на нас воздействовать. Все спрятались. Мы закончили сбор подписей, пришли на почту, чтобы отправить в Киев наше обращение с протестом против ГКЧП и с этими вот подписями. Вся почта сбежалась и начала кричать: “Мы это не примем! Нужна какая-то организация, а вы — просто группа граждан!” Мы полчаса их уговаривали, наконец, они приняли наш документ. Послали они по адресу или выкинули по дороге, я не знаю.

Это было единственное движение против путча в тот день в Донецке. Весь город точно ждал чего-то, и мы ложились спать, не уверенные в завтрашнем дне. А что было на следующий день, вы знаете. ГКЧПисты сами нам помогли, спасибо им за это…

Евгений ЯСЕНОВ