В субботу, 3 февраля, в Киеве на митрополичий престол был официально возведен митрополит Киевский Православной церкви Украины Епифаний (Думенко). “Начало закончилось”: у церкви официально появилось руководство, и именно к этому моменту был зарегистрирован Устав Киевской митрополии ПЦУ.
Интронизация состоялась за богослужением в Софийском соборе. На этом событии присутствовали представители Вселенского патриархата, Святой горы Афон и украинских церквей в США и Канаде. Фактически из церковных гостей были только представители Вселенского патриархата.
Детектив с настоятелем Ватопедского монастыря архимандритом Ефремом, одним из авторитетных афонских старцев, который в Киев прилетел, а потом внезапно пропал, оживил сюжет — за что отдельное спасибо адресую “за поребрик”. Тут удивляет сам факт “спецоперации с такой сомнительной целью”: россияне сделали все, чтобы только “авторитетный старец” не присутствовал собственно на интронизации. Ладно, пусть будет селфи с Епифанием и благословение, но не присутствие на интронизации. На то, чтобы его там не было, были потрачены, судя по всему, немалые силы и средства.
Этот эпизод занимателен тем, что демонстрирует нам разрыв традиций. Большинству украинских участников и наблюдателей эта история показалась курьезом. Старцы — важная часть русской православной традиции. А Афон, кроме того, еще и важная часть российского вип-православия. Но для украинской церкви это все не имеет такого большого значения. Украина — таки не Россия, а украинское православие — таки не русское.
Куда более заметным, чем отсутствие игумена Ефрема, было отсутствие патриарха Филарета. Он, представьте себе, тоже сказался больным. И если отсутствие афонского старца могло знаменовать разрыв с русско-православной традицией, что может символизировать отсутствие патриарха Филарета? Возможно, разрыв с прошлой моделью церковного устройства?
На это, между прочим, надеются многие в церкви. УПЦ КП сделала серьезную работу для будущего — пронесла через непростые времена идею автокефалии. Но при этом внутри она оставалась вполне постсоветской церковью. Удастся ли новой ПЦУ стать действительно новым церковным проектом? Модерной церковью, которая опирается на свое “тело”, — на народ Божий? Готова ли она отказаться от епископского своеволия и предстоятельского авторитаризма?
С такой надеждой выступила группа украинских околоцерковных интеллектуалов, выписавшая “десять тезисов для ПЦУ”. Главные положения касаются соборноправности церкви — той идеи автокефалии, которая была сформулирована еще в УАПЦ Василя Липкивского, которую продвигали в УАПЦ патриарха Мстислава и патриарха Димитрия, а если идти еще глубже в историю, то окажется, что это очень естественная идея для украинского православия, укоренившаяся в нем еще до того, как украинская церковь была поглощена имперской РПЦ. Кроме того, в тезисах высказаны идеи модернизации церкви: обновление литургической практики и приходской жизни, “новая евангелизация”, отказ от любых типов государственно-церковных “симфоний”, открытость всего — от принятия решений епископами до финансовой отчетности приходов. Также речь идет о необходимости реформы церковного образования и качества богословия.
В общем, публика, которая активно поддерживала Томос, “голосовала за Томос”, хочет видеть в итоге достойную украинскую церковь. Которую когда-нибудь признают, которая, возможно, когда-нибудь получит статус патриархата. Но это все не так важно здесь и сейчас. Программа-минимум — сделать такую церковь, за которую не будет стыдно перед собой. Чтобы томосный хайп все-таки конвертировался в какое-то видимое качественное изменение, а не оказался чистым-незамутненным актом популизма.
Именно это можно было бы считать “перемогой”, в том числе на “московском” направлении. Потому что реализация подобной модели церковного строительства в Украине означала бы тектонический разрыв с традицией русского православия. Идеи, высказанные в “10 тезисах”, — те же самые идеи, которые высказывали и другие, более ранние романтики автокефалии. Которым никак не удавалось довести свои церковные проекты хотя бы до промежуточного успеха. Главным образом потому, что политические обстоятельства оказывались круто против них. Нынешний виток церковной истории дает такую возможность реализовать национальный проект, какой у нас не было никогда ранее: в Украине есть каноническая автокефальная церковь, у которой есть неплохой стартовый капитал: и поддержка со стороны Вселенского патриархата, и доверие граждан, сколоченное на волне томосного хайпа, и, соответственно, гарантия доверия (или хотя бы отсутствие прямых посягательств) со стороны власти, основанная на том кредите доверия, который “выписывают” церкви граждане. Желание “погреться в лучах Томоса” демонстрируют едва ли не все главные претенденты на президентское кресло: на интронизации митрополита Киевского присутствовали Петр Порошенко, Юлия Тимошенко и Андрей Садовый.
Очевидный разрыв с русской церковной традицией и те возможности, которые, впервые в истории, получила украинская автокефалия, не могут не волновать Москву. Это хорошо заметно по публикациям российских СМИ, освещавших интронизацию. Была метко подмечена и “бедность” списка гостей — только представители Вселенского патриархата, и, отдельной строкой, отсутствие толп на Софийской площади. В общем, и “перемога” неубедительная, и “народу” она не нужна.
Россиян понять можно: интронизация предстоятеля автокефальной украинской церкви стала весьма специфическим подарком к 10-летию патриаршего служения патриарха Московского Кирилла. Всю прошедшую неделю разные российские СМИ публиковали “юбилейные” материалы, среди которых, разумеется, превалировали “итоги трудов”. О юбиляре — как о мертвом — или хорошо, или ничего: большинство СМИ постарались обойти украинский вопрос по касательной. Некоторые патриарха даже похвалили: мол, несмотря на массированную атаку на РПЦ и на патриарха лично, он “сохранил украинскую церковь”. Имеется в виду, разумеется, УПЦ МП — и церковь не совсем “украинская”, да и “сохранил” ли? После официальной регистрации ПЦУ переходы епархий из УПЦ МП могут стать более многочисленными. УПЦ МП нужно придумать что-то яркое и оригинальное, чтобы этому противостоять. А во главе УПЦ МП — человек, может, и верный, но воображения лишен начисто. Как и чутья момента.
Потеря Украины — вернее, того церковного баланса, который удалось выстроить и использовать в первые десять лет независимости, — один из самых важных “успехов” патриарха Кирилла. Можно спорить о том, кто и что стало главной причиной — неудачная политика патриарха или все же Кремля, который предпочел “прирасти земелькой”, даже ценой “канонической территории”. Но, возможно, у Кремля был повод отказаться от одного из российских имперских трендов — “прирастает православием русская земля”. Возможно, у Кремля были основания подозревать, что в качестве “стимулятора роста” российское православие несколько выдохлось, и надо использовать другие ресурсы. Надо сказать, у кремлевского руководства был повод не слишком доверять церкви важные геополитические направления. Церковные тенденции в Украине для Москвы были неутешительными давно: едва ли не каждый президент искал возможности добыть автокефалию для “своей” церкви, включая вполне промосковских, и даже на Януковича в этом смысле надежд было мало.
То, что два эти события совпали, — интронизация митрополита Киевского ПЦУ и юбилей интронизации патриарха Московского — еще один символ в этой истории. Дело даже не в том, что патриарх Кирилл что-то “потерял”. А в том, приобретем ли что-то мы, сумеем ли воспользоваться тем историческим шансом, который нам дан.
Патриарх Кирилл и его юбилей — выразительная иллюстрация тезиса о том, что с того, кому много дано, много и спросится. Он, если помните, на старте тоже выглядел очень перспективно: относительно молодой, модернизатор, самостоятельный игрок, менеджер, дипломат, телезвезда и идеолог. Этот светлый образ сильно поистрепался за 10 лет. Так что если совпадение этих двух событий и можно трактовать как “символ”, то, главным образом, именно в таком контексте: для Украины, ПЦУ и митрополита Епифания лично это хороший урок.
А на Софийской площади, действительно, было просторно. И меня это, признаться, радует. Это значит, что не было разнарядок по районам, “выделения автобусов”, обзвона сотрудников, друзей и знакомых с приказом-просьбой-слезной мольбой “быть” или “найти хоть кого-нибудь”. Не было пионерской принудиловки, к которой у нас всегда охотно прибегала любая власть — и светская, и церковная.
Зато в нескольких хатах нашего села — мне доподлинно известно — интронизацию смотрели по телевизору и слушали по радио. Так, как много лет назад слушали пасхальные литургии из Ватикана — поскольку других просто не было.
Екатерина ЩЕТКИНА
