Что такое “воинствующая демократия” и почему она важна для понимания политики в Европе?

В Румынии недавно прошли президентские выборы. Первый тур выиграл правый популист, которого обвиняли в накрутке популярности через тикток и в связях с Россией. Президентом он не стал — результаты выборов отменили в декабре прошлого года. Это стало прецедентом для самой Румынии и Европы в целом.

Во Франции многолетнему лидеру ультраконсервативных сил Марин Ле Пен запретили в течение пяти лет участвовать в выборах — из-за злоупотребления финансами Европейского союза. Она считалась одним из вероятных победителей президентских выборов в 2027 году, на которые уже не сможет выдвинуться.

В Германии признали экстремистской ультраправую партию “Альтернатива для Германии”, которая до этого показывала стремительный рост популярности, в особенности среди населения восточной Германии, и, по некоторым опросам, догоняла правящую партию ХДС/ХСС. Сейчас решение о признании партии экстремистской организацией приостановлено до вынесения официального судебного решения.

Эти события можно трактовать по-разному. Можно сказать, что Европа становится все более закрытой и нетерпимой. Но есть и другое мнение: на европейских избирателей все больше влияют извне, а популярными становятся популистские и правые партии, которые могут угрожать демократическим ценностям. Можно ли защитить эти ценности с помощью запретов и ограничений?

 

Что такое воинствующая демократия?

 

Идея, что демократию нужно защищать строгими мерами, появилась на фоне становления нацистской Германии. Немецкий правовед и философ Карл Левенштейн эмигрировал в США после прихода Гитлера к власти в 1933 году и размышлял о том, как Веймарская республика могла бы противостоять диктатуре, даже если за нее, диктатуру, голосует население.

“Демократия не смогла запретить своим врагам прибегать к демократическим инструментам. Фашизму под личиной законно признанной политической партии были предоставлены все возможности демократических институтов”, — пишет Левенштейн. Гитлер стал канцлером после того, как нацистская партия получила большинство голосов на выборах, затем он демонтировал демократию изнутри.

Но в тех странах, где законодательно существовали ограничения для радикальных сил, фашисты не смогли захватить власть, продолжает он: “Ни в одной демократической стране, принявшей антифашистское законодательство, фашистам не позволили выйти из-под контроля — демократия наконец стала воинствующей”. Например, во Франции в 30-е годы вводились запреты на боевые группы и вооруженные демонстрации. В Чехословакии в это же время запретили немецкие националистические партии и ввели ограничения на политическую пропаганду.

Опираясь на это, Левенштейн представил свою концепцию “воинствующей демократии” — принципа, по которому государство может идти на различные ограничительные меры ради сохранения демократического порядка. Среди таких мер — запрет партий, запрет на участие в выборах и ограничение свободы высказываний.

Автор фото, ullstein bild via Getty Images

После Второй мировой в основном законе Германии появилась статья о том, что партии, которые “стремятся подорвать или отменить свободный демократический порядок”, являются неконституционными. По этому закону в Германии в 50-х годах запретили Социалистическую имперскую партию бывших выходцев из нацистской партии и Коммунистическую партию Германии.

 

Как запретить антидемократов?

Одного клейма антидемократической партии недостаточно, чтобы запретить движение. Почти всегда для полного запрета нужно решение конституционного суда о том, действительно ли та или иная политическая сила направлена на подрыв демократии.

В 2003 году в Испании запретили сепаратистскую баскскую партию Батасуна, которая до этого занимала места в различных испанских парламентах. Запрет случился, когда удалось установить связь партии с сепаратистской радикальной организацией ЭТА, которая устраивала взрывы и нападения в Мадриде.

В Германии дважды — в 2003 и 2017 годах — пытались запретить неонацистскую Национал-демократическую партию из-за ее связей с радикальными уличными движениями. Сначала суд отказался это делать из-за того, что в партию было внедрено столько полицейских информаторов, что невозможно было понять, какие доказательства являются подлинными. А ко второму запрету популярность партии составляла меньше одного процента, и суд посчитал, что ценность свободы политической деятельности слишком высока, чтобы запрещать партию, от которой не исходит явной угрозы, рассказывает руководитель Российской программы Фонда им. Фридриха Эберта Алекс Юсупов.

Но критики подхода воинствующей демократии отмечают, что “защитники” могут легко перейти черту и начать просто подавлять политических оппонентов под благородными предлогами. Более того, запретительные меры почти всегда вызывают чувство двойных стандартов и политических игр, что подрывает доверие людей к политике и ее институтам. Также отмечается, что сама концепция воинствующей демократии предполагает недоверие к гражданам и стремится сократить их участие в политике.

Так, в послевоенной Франции были запрещены семь политических объединений — что довольно много по сравнению с другими странами, где под запрет попадали единичные партии. Но все запрещенные во Франции партии — и правые, и левые — были немногочисленными и ситуативными движениями, и именно это позволило Франции быстро распустить их без широкой общественной дискуссии.

Интересно и то, что сначала дискуссия о защите демократии шла на тему ограничения традиционных фашистских и коммунистических движений. В нулевые угрозу демократии уже представляли различные террористические организации, а сейчас главной угрозой называют популистские партии — те самые, что сейчас набирают популярность в центральной Европе. Сейчас в Евросоюзе в большей степени обеспокоены борьбой с дезинформацией и внутренними противоречиями из-за появления популистских лидеров.

С основания Евросоюза в него заложены механизмы по защите демократии: страны ЕС могут приостанавливать права или финансирование других стран-участниц союза, если в тех не соблюдаются общеевропейские демократические или правовые принципы. Так, уже некоторое время идет дискуссия о лишении права голоса Венгрии и Словакии за нарушения прав квир-меньшинств и отклонение от общей европейской политики.

 

Румыния: технологии против свободы выборов

 

В конце 2024 года первый тур выборов в Румынии неожиданно выиграл ультраправый популист Кэлин Джорджеску, ранее мало известный широкой публике. Джорджеску критиковал Евросоюз и НАТО, говорил о необходимости придерживаться традиционных христианских ценностей, экономического суверенитета, поддерживал идею “многополярного мира”, вторя российской официальной риторике, и выступал против помощи Украине. Значительная часть его кампании проходила в тиктоке, что привлекло молодежь и сельских жителей.

Автор фото, Andrei Pungovschi/Getty Images

Но всего за два дня до второго тура Конституционный суд Румынии аннулировал результаты президентских выборов. Поводом стали данные румынской разведки. В них утверждалось, что российские силы могли организовывать кибератаки на избирательные сайты и финансировать Джорджеску. Помимо этого утверждалось, что его популярность в тиктоке могла стать следствием скоординированной кампании с использованием ботов и платного продвижения. Сам Джорджеску не задекларировал расходы на свою кампанию.

Отмена выборов в Румынии обернулась скандалом. Сам Джорджеску назвал случившееся “официальным переворотом”. Его соперница по второму туру прозападная кандидатка Елена Раскони заявила, что “румынское государство попрало демократию” и что “мы должны были уважать волю румынского народа, нравится нам это или нет”. Выступая на Мюнхенской конференции по безопасности, американский вице-президент Джей Ди Вэнс критиковал отмену выборов в Румынии: “Если вы настолько боитесь своего народа, что заставляете его замолчать, у нас нет общих ценностей”.

Ситуация в Румынии подняла сложный вопрос о том, есть ли какие-то еще условия для того, чтобы выборы считались “свободными и справедливыми, помимо всеобщего избирательного права и отсутствия в кабинке для голосования человека с автоматом”, размышляет исследовательница из European University Institute Франка Физель.

“Конституционный суд Румынии пришел к выводу, что совокупный эффект от неправомерного использования искусственного интеллекта, скоординированных дезинформационных кампаний, [российских] кибератак и нарушений в финансировании кампании настолько исказил демократический процесс, способность избирателей делать осознанный выбор и равные стартовые возможности конкурирующих кандидатов, что целостность выборов оказалась под угрозой”, — объясняет она логику решения румынского суда.

Франка Физель видит в ситуации румынских выборов вечную дилемму подобных решений. “Что нанесет больший вред демократии: признание потенциально искаженных результатов первого тура выборов и надежда на то, что во втором туре победит демократический кандидат, или аннулирование выборов и риск еще больше подорвать доверие к демократическим институтам среди населения?” — размышляет она.

Автор фото, DANIEL MIHAILESCU/AFP via Getty Images

В этой ситуации румынские “элиты” — юристы, спецслужбы и политики — решили, что надо использовать закон и “система должна защитить себя от манипуляций”, пишет журнал Foreign Policy. Это и есть “воинствующая демократия в действии”, отмечает юрист из университета Маастрихта Раду Корнеа. Конституционный суд Румынии указал, что у президента страны есть особый долг защищать и соблюдать конституцию, а это значит, что антидемократический кандидат не сможет соответствовать такой задаче, объясняет юрист логику отмены выборов.

Повторные выборы в Румынии прошли в мае, и на них тоже лидировал праворадикальный кандидат. Но победу в итоге одержал проевропейский либерал Никуш Дан. Его победа позволяет предположить, что “побочного эффекта” от решения суда в виде ожесточения избирателей не случилось, отмечает Франка Физель.

Но это не значит, что напряженность ушла. На этом примере видно, что элиты стремятся защитить себя от “менее просвещенных соотечественников” с помощью институциональных механизмов, отмечает политический эксперт из Румынии Богдан Янку. А это может привести к будущему социальному напряжению.

 

Германия: право или заговор?

 

В начале мая было громко заявлено, что правопопулистскую партию “Альтернатива для Германии” объявили экстремистской. С таким заявлением выступила Федеральная служба по защите конституции Германии (находится в подчинении у МВД). В основе решения лежит националистическая политика, которую продвигает партия — выступает за депортации беженцев и пересмотр прав мигрантов.

АдГ стала стремительно набирать популярность как раз после мигрантского кризиса 2015 года и за 10 лет смогла стать второй по популярности политической силой в Германии. В 2024 году АдГ одержала историческую победу на нескольких местных выборах, опередив правящую партию. В нескольких землях поддержка “Альтернативы” достигает 35-40%.

Экстремистский статус означает, что спецслужбы получают широкие полномочия по слежке за деятельностью партии. Также этот статус может повлиять на получение государственного финансирования, а в дальнейшем может привести и к запрету партии.

Автор фото, Craig Stennett/Getty Images

Сейчас экстремистский статус приостановлен, так как АдГ оспаривает в суде это решение. Но даже если суд оставит его в силе, это не будет автоматически означать запрет партии, отмечает Алекс Юсупов. Для того, чтобы запретить ее, Бундестаг, Бундесрат или федеральное правительство должны будут инициировать этот механизм, а само решение о запрете может вынести только конституционный суд, объясняет эксперт.

“Неважно, чем сейчас закончатся разбирательства „Альтернативы” в суде, следующий сегмент механизма запрета максимально рискованный и проблемный, и правительство Мерца уже говорит, что эту процедуру запускать не хочет. Даже если „Альтернатива” проиграет суд, просто будет такая парадоксальная ситуация, когда главная оппозиционная сила в стране считается экстремистской”, — комментирует Юсупов.

“Альтернатива для Германии” уже многие годы позиционирует себя как “жертву некоего системного заговора”. “Альтернатива заявляет, что она единственная народная партия, а еще есть некий такой deep state, который только делает вид, что различается на разные партии, а на самом деле это один конгломерат”, — рассказывает Юсупов. Он отмечает, что эта “мобилизационная стратегия” очень хорошо работает для сторонников АдГ — преимущественно работающего класса из Восточной Германии.

Автор фото, Craig Stennett/Getty Images

“Чем больше партия радикализовывалась и собирала вокруг себя протестный электорат, тем больше становилось очевидно, что она делала это риторикой и позициями, которые несовместимы с основополагающим порядком ФРГ”, — отмечает Юсупов.

Например, один из лидеров АдГ Бьорн Хёкке назвал мемориал Холокоста в центре Берлина “памятником стыда”. “Понятно, что он имеет в виду, но это сформулировано так, что он легко может отговориться и сказать, что имел в виду, что это мемориал Холокосту как стыду”, — комментирует Юсупов.

“Конечно, антидемократы никогда не скажут прямо, что они антидемократы”, — отмечает Франка Физель. Наоборот, они будут заявлять, что преследуют исключительно демократические цели, и самое сложное здесь понять, так ли это.

“Если демократия подразумевает, что править должен только „истинный народ” — это не демократия в нормативном смысле. И если под демократией подразумевается однопартийное правление и контроль над всеми государственными институтами — это не демократия, поскольку демократия предусматривает политическую конкуренцию. Ну и нападки на независимые СМИ или организации не являются демократическими, поскольку отрицают, что процессы демократического волеобразования процветают благодаря плюрализму точек зрения”, — комментирует Физель.

Более того, АдГ уже в следующем году может занять лидирующие места в некоторых землях после региональных выборов. “У „Альтернативы” есть понятный путь к победе, на этом пути они делают из себя мучеников. Очень выгодно делать вид, что есть некий заговор”, — отмечает Юсупов.

 

Франция: политика или правосудие?

 

О другом “политическом решении” по “устранению конкурентов” заговорили и во Франции. В марте 2025 года Марин Ле Пен была признана виновной в хищении средств Европейского парламента, приговорена к четырем годам лишения свободы условно и получила пятилетний запрет на занятие государственных должностей.

Поддержка Ле Пен и ее партии “Национальное объединение” стремительно росла в последние годы. В 2022 году они с Макроном соревновались во втором туре на президентских выборах, а в 2024 году “Национальное объединение” заняло первое место в первом туре внеочередных парламентских выборов, что привело к политическому кризису в стране. В 2027 году ей и вовсе пророчили победу на президентских выборах, в которых она теперь не сможет участвовать.

Ле Пен и ее партия — классические европейские правые популисты: жесткая антимиграционная повестка, укрепление границ, традиционализм и евроскепсис.

Сама Ле Пен и ее сторонники заявили, что решение отстранить ее выборов сделано, чтобы избавиться от сильного конкурента, и даже стали называть произошедшее “казнью французской демократии”. В поддержку Ле Пен высказывались Дональд Трамп, Илон Маск, Виктор Обран и даже пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков (Ле Пен неоднократно обвиняли в связях с Россией).

Автор фото, Hans Lucas/AFP

Издание Guardian отмечает, что в ее поддержку выступили как раз те лидеры, которых так же обвиняли в подрыве законности в своих странах. Но как раз такие высказывания и усиливают нарратив о том, что это именно элиты манипулируют правосудием в своих интересах, отмечает газета. Возможно, приговор для Ле Пен даже сделал французскую демократию лучше, а не навредил ей, считает Люк Робан из парижского Института политических исследований — это решение показало, что никто не может быть выше закона и что за хищение средств судят не только простых людей.

Однако этот случай нельзя считать примером “воинствующей демократии”, считает Франка Физель. Ле Пен была лишена права избираться на основании уголовного приговора, а не из-за своей политической деятельности. “Это, строго говоря, мера уголовного права, которая могла бы ударить по политику любой идеологической ориентации”, — говорит Физель.

Судя по опросам общественного мнения, особого возмущения приговор Ле Пен не вызвал — только треть населения оказалась недовольной решением суда, а большинство заявило, что не считает это “казнью демократии”.

 

Тонкая грань: защищать или поддаваться?

 

Запрет политической партии — это действительно антидемократический инструмент. Но этот механизм заложен в самой системе на случай того, если большая часть населения хочет демократическим путем упразднить демократию, описывает “воинствующую демократию” Алекс Юсупов на примере Германии.

“Эти процедуры специально для этих сценариев и придумывались, поэтому неудивительно, что они активируются в тот момент, когда возникает риск. Можно спорить о том, реальный ли риск или нет. Но немецкая демократия включает в себя антидемократическое зерно, потому что ее прошлый опыт заключался в самоликвидации демократии демократическим путем”, — говорит он.

Если бы за правопопулистскую силу, такую как АдГ, голосовало большинство, тогда этот факт действительно “поверг бы систему в глубочайший философский кризис, ее существование встало бы под вопрос”, рассуждает Юсупов. Но мы находимся в ситуации, когда совокупное большинство населения Германии все же голосует за другие партии, которые предлагают изоляцию “Альтернативы”.

Конечно, популярность праворадикальных сил в Европе и других странах связана с глобальным кризисом доверия к политике и системным институтам. Критики “воинствующей демократии” справедливо заявляют, что различные запреты и ограничения не способствуют укреплению этого доверия. Есть мнение, что, может быть, стоило бы дать популистам выиграть, чтобы продемонстрировать населению, что они не справятся со своими задачами, находясь у власти, говорит Юсупов. Но и к этой стратегии есть вопросы.

Даже если ультраправая партия плохо справится с управлением, у нее все равно будут способы закрепить свою власть на будущее, например, захватом СМИ, и тем самым нанести вред демократической системе, отмечает Франка Физель. Она приводит в пример Польшу: когда коалиция во главе с Дональдом Туском сместила правопопулистскую партию “Право и справедливость”, ей не удалось выполнить некоторые из своих предвыборных обещаний из-за того, что остальная система работала против них.

“Чтобы по-настоящему защитить демократию, нужно перейти от тушения пожаров к профилактике”, — считает румынский политический эксперт Майлз Мафтиан. Это означает укрепление институтов путем искоренения коррупции, повышения прозрачности и приверженности верховенству закона.

Алекс Юсупов предлагает такую меру как “системный популизм”. Современные европейские правительства часто критикуют за неповоротливость и недееспособность — поэтому им нужно отказаться от технократизма и научиться быстро принимать волевые решения.

Как бы то ни было, запретительные меры следует принимать осторожно и следить за тем, чтобы они не стали системой. “Мы всегда должны воспринимать ограничительные меры как крайнее средство — опять же с оговоркой, что очень трудно определить, когда наступает момент для этого крайнего средства”, — отмечает Франка Физель.